Паулаускас криво усмехнулся.
— Если бы. Подменяю Ваню в больнице. Его в поликлинику на ночное вызвали, а ты же знаешь, что он по ночам в больнице дежурит. Вот и попросил меня выйти вместо него.
Сказав это, Модестас быстро попрощался и ушел. Белов подошел к окну.
На улице шел снегопад. Снег налипал на раму и стекло, заметал улицы, и дальше своего носа не было видно. Вглядевшись, Белов заметил едва различимый силуэт друга. Колеблящийся и туманный, он становился все меньше и меньше, пока не исчез совсем.
А в комнате уютно горела лампа, и на столе лежала раскрытая книга. И Белов на секунду даже поверил в спокойную жизнь, которая была когда-то в его детстве, когда он лежал на взбитом заботливой рукой пуховом одеяле и слушал мамины сказки.
Только вот он не знал, что это была его последняя спокойная ночь перед грядущим событиями.
========== Часть 12 ==========
«и если есть те, кто приходит к тебе,
найдутся и те, кто придет за тобой»
На следующий день Белов пришел к Буткусу получить деньги и сдать рукописи. На пороге его встретила та самая курдявая женщина.
— Папа в больнице, — сообщила она прямо с порога и отошла в сторону, пропуская Белова в квартиру.
— А что с ним? — удивился Белов, сбивая снег с ботинок.
— Сердце. Все сердце шалит… Да вы проходите!
Белов прошел в прихожую, снял пальто и повесил его на вешалку. Немного помедлив, разулся. Устланный коврами пол был слишком чист и слишком заштопаны были его носки. Поэтому он быстро прошел в столовую, куда указала дочь Буткуса, и уселся за стол, спрятав ноги под скатерть.
— Может, чаю? — спросила она и тут же кивнула, словно отвечая на свой вопрос: — В любом случае, в такую погоду я вас не выпущу. Вот стихнет метель, тогда…
За окном снова шел снег. В преддверии Рождества зима украсила все улицы Каунаса сугробами. Снег лип даже к стенам домов, и поэтому создавалось ощущение, что ты находишься в ледяном городе: куда ни глянь — слева, справа, на земле и в небе — все было белым-бело.
— Вот, пожалуйста, угощайтесь, — кудрявая женщина поставила перед Беловым чашку чая и вчерашнюю вазочку с печеньями. Сегодня в ней лежали еще и вафли.
— Спасибо, — Белов отхлебнул из кружки, и почти сразу же ощутил, как чай согревает его изнутри. А он и не заметил, как озяб, пока шел сюда.
Женщина села рядом, сложила руки на столе и вперила взгляд своих совиных глаз в Белова. Так она смотрела на него каждый раз, встречая и провожая к отцу. Такие же глаза были у нее, когда она приносила им чай. С таким же взглядом она смотрела из окна, как его фигура исчезает за углом соседнего дома. И Белов очень боялся этих глаз. Всегда после того, как на него кто-то так смотрел, случалось что-то нехорошее.
Он пил чай в полном молчании. Судя по всему, женщине с кудряшками, имени которой Белов так и не знал, было очень даже комфортно. Но совсем некомфортно было Белову. Говорить про деньги сразу было неловко, но молчать дольше не было сил. Поэтому он обвел взглядом комнату и, заметив фотографию, стоящую на полке в серванте, отчего-то обрадовался.
— А кто это? — спросил он. На фотографии был запечатлен баскетболист с мячом в руках.
— А, — дочь Буткуса оживилась, радуясь, что найдена тема для разговора. — Это наш Джон.
Она сделала эффектную паузу и продолжила, выговаривая каждое слово с особым значением:
— Он мой двоюродный брат. Племянник папы. Папина сестра в юности встретила американца и эмигрировала из Союза. Мы Джона только по фотографиям и видели. А тут радость такая: он со своей командой в Литву приехал! Он баскетболист, и у них…не знаю, что и как, но они в Литве, и это главное.
Белов допил чай и поставил чашку на блюдце.
— Я принес черновики вашего отца, — сказал он и привстал, показывая этим движением, что ему пора идти.
— Да… — кудрявая женщина встала вслед за ним. — Но куда же вы? Уже? А снег?..
— Прошу меня простить, но мне пора, — Белов медленно пошел к выходу. Ему казалось, что дочь Буткуса забыла про деньги напрочь, но напомнить об этом он не мог.
Однако удача улыбнулась ему.
— Подождите! — воскликнула женщина и быстро засеменила в другую комнату. — Секундочку!..
Белов обулся. Снял с вешалки пальто. Приготовился ждать. Но дочь Буткуса вернулась очень скоро:
— Вот, — она вручила ему бумажный конверт. — Папа очень вам благодарен за работу.
Она улыбнулась, Белов тоже. Убрал конверт во внутренний карман пальто.
— Я пойду. До свидания.
— До свидания, до свидания, — женщина взбила рукой прическу, и ее кудряшки на голове весело подпрыгнули. — С Рождеством вас! Может, зайдете как-нибудь?
— Я не католик, — ответил Белов, выходя из квартиры. — А вас с наступающим!
***
Он вышел из дома Буткуса и быстро пошел к себе в гостиницу. А перед его глазами все еще стоял племянник Буткуса — длинный, крепкий, кого-то очень сильно Белову напоминающий. Баскетболист, баскетболист… Американец… Что-то страшное было связано с американцем, и совсем недавно…
Но вспоминать было трудно. Ветер дул в лицо, глазам было больно всматриваться в пургу, и у Белова было одно-единственное желание: поскорее оказаться в тепле. Поэтому он старался идти как можно быстрее и утопал в сугробах. Белов спешил в «Боспор» так же, как спешат люди домой. В гостинице, на ресепшене, можно будет заказать коньяк, дождаться Паулаускаса и выпить с ним по рюмочке.
А про американца можно подумать и позже.
========== Часть 13 ==========
«…так же скованные одной цепью,
связанные одной целью…»
В Рожество все, как обычно, собрались у Саши. Когда Белов пришел, все были в сборе, кроме Модестаса.
— Привет, — поприветствовал Белова Ваня. Саша, вешая на елку снежинку из серебристой фольги, махнул ему рукой.
Белов кивнул им в ответ. Прошел к Агне, которая так же, как и в прошлый раз, сидела на стуле в углу, и молчала.
— С Рождеством! — он достал из кармана купленный им накануне браслет и аккуратно застегнул его на запястье девушки. Агне тронула голубой камушек-подвеску и улыбнулась.
Скрипнула дверь, и в комнату протиснулся Модестас. За собой он тащил маленькую елочку.
— О, — он остановился, как вкопанный, заметив уже украшенную Сашкой елку. — А я думал, у тебя нет…
— У меня все есть, — Сашка улыбнулся и откусил зубами нитку.
Паулаускас вздохнул, прислонил елку к стене и преувеличенно бодро воскликнул, потирая ладони:
— О! Картошечка готова? Я голодный, как медведь-шатун!
Модестас скинул с себя дубленку, подошел к Агне и поцеловал ее в щеку. Девушка сначала заметно напряглась, но потом ее плечи расслабились. С братом она почувствовала себя увереннее. Даже встала со своего излюбленного места и стала помогать Саше расставлять на столе тарелки.
***
Модестас был весел. Постоянно шутил и рассказывал забавные истории, которые случались с ним, когда он работал таксистом. Но Белов заметил, что с другом что-то не так.
— Что случилось? — спросил он у него, когда Модестас отошел от друзей и стал с задумчивым видом смотреть в окно.
— Не сейчас, — Паулаускас прикусил губу. Еще секунду он смотрел в окно, но потом повернулся к Белову и посмотрел ему в глаза.
— Нет, — Белов, чувствуя неладное, потянул друга за рукав свитера. — Давай сейчас.
Модестас помялся немного, но потом махнул рукой.
— Ну хорошо. Пойдем покурим.
Они вышли на крыльцо. Паулаускас достал из кармана брюк «Беломор» и протянул другу.
— Не хочется.
— Лучше возьми.
Белов взял сигарету. Они закурили.
— Мне деньги нужны, — сказал Модестас спустя какое-то время. — А денег нет.
— Ты кому-то должен? — не понял Белов.
— Теперь да, — Паулаускас мотнул головой и криво усмехнулся. — Я сегодня столкнулся с Оливером.
— С кем?
— Ну, тот американец, которого я тогда сбил.
Сердце Белова забилось чаще. Вот и американец.
— Совсем не случайно столкнулся, — продолжал Модестас. — Он искал меня, как я подозреваю.
Литовец докурил сигарету и бросил бычок в снег. Выпустил изо рта дым, засунул руки в карманы.
— Он просит денег. Много. Говорит, нужно на лечение.
Белов непонимающе уставился на друга:
— Но он же не стал подавать на тебя заявление…
— А теперь подаст, — Паулаускас развел руками. — Сказал, у родственников его друга по команде такие связи здесь, что от меня не оставят мокрого места, если деньги до нового года не соберу…
Белов выкинул недокуренную сигарету.
— Кто знает?
— Я никому не говорил. Я и тебя грузить не хотел. Это мои проблемы.
— Твои проблемы — мои проблемы, — Белов обнял Модестаса за плечи. — Со всем разберемся. А пока пойдем ужинать. Сегодня ваше Рождество.
========== Часть 14 ==========
«здесь женщины ищут, но находят лишь старость»
Белов получил письмо. Ему писал его бывший товарищ с работы:
«Здравствуй, Сергей!
Спешу сообщить тебе новость, которая тебя, возможно, обрадовала бы. Я смог узнать кое-что о твоем возвращении в Ленинград. Ты можешь вернуться уже после нового года. И, если тебя интересует работа, наш начальник не против твоего возвращения с несколькими условиями. Ты будешь понижен до редактора, и, к тому же, тебе следует оплатить определенный взнос за нанесенный издательству ущерб за твое своевольство…»
Белов усмехнулся. Говоря простыми словами, ему нужно будет дать взятку начальству.
«…все ждут твоего возвращения. Зная твою категоричость, могу предположить, что ты откажешься. Поэтому напоминаю: Ленинград — это не Каунас. В Литве работу по себе ты не найдешь. Полагаю, ты работаешь стенографистом. Если, конечно, не кем-нибудь из службы по уборке территорий парков и улиц. Одним словом, подумай хорошенько. И приезжай.
Искренне твой, Саша Болошев.»
Белов скомкал письмо и бросил на пол. Но, подумав несколько минут, поднял его, расправил и вложил в книгу.
По Ленинграду он скучал. Часто ему снился канал Грибоедова и Спас на Крови, выглядывающий из-за старинного серого здания, тихие улочки и та непередаваемая Ленинградская атмосфера, которую невозможно уловить нигде больше.
По Ленинграду он скучал. И скучал по своей прежней жизни. По работе, коллегам, очередям в метро, по Неве и Исаакиевскому собору, по Аничкову мосту и Марсову полю. И он все бы отдал, лишь бы поскорее вернуться.
Белов взял книгу, но читать не мог. Его мысли то и дело возвращались к письму. Перечитав один и тот же абзац несколько раз и так и не уловив смысла, он все-таки отложил книгу и еще раз прочитал письмо.
«…Зная твою категоричость, могу предположить, что ты откажешься. Поэтому напоминаю: Ленинград — это не Каунас…»
Ленинград — не Каунас.
«…Одним словом, подумай хорошенько. И приезжай.»
***
Еще ни разу в жизни до этого момента перед Беловым не вставал подобный выбор. Остаться в Каунасе значило потерять те возможности, который были в Ленинграде. Вернуться в Ленинград значило потерять друга. А для Белова Модестас стал уже чем-то большим, чем просто друг. К тому же, Паулаускасу нужны были деньги. Деньги, которых не было у литовца и которые появились у Белова.
Он стоял у гостиницы и ждал Модестаса. Они договорились встретиться и поговорить. Белов настоял.
Паулаускас опаздывал. Белов терпеливо ждал. И вот из-за угла вышла знакомая фигура.
— Вечер добрый, — поприветствовал Белова Модестас, поровнявшись с ним. — Что звал?
Белов молча достал из кармана конверт и протянул Паулаускасу. Тот отпрянул, как от удара.
— Я не возьму!
— Модь, не дури.
Паулаускас досадливо цокнул языком.
— Ты друг мне, — он хлопнул Белова по плечу и заглянул в глаза. — Но деньги твои. А мне за свои грехи самому надо расплачиваться.
Белов тяжело вздохнул и отвел взгляд. Он еще придумает, как отдать деньги Паулаускасу так, чтобы тот не обиделся.
— Ладно, — Белов примирительно вскинул руки. — Потом обсудим. В «Медузу»?
Модестас отрицательно покачал головой.
— Нет. Пойду я. Дело еще есть. К Сашке зайти обещал…
— А ко мне зайдешь сегодня?
Паулаускас замялся. Кинул взгляд на часы, подумал немного и неуверенно кивнул:
— В восемь.
— В восемь, — поймал его на слове Белов. — Буду ждать.
========== Часть 15 ==========
«здесь мерилом работы считают усталость»
Девять часов. Модестаса до сих пор нет.
Раньше он никогда не опаздывал. И Белову никогда до этого не приходилось его ждать. Но прошел уже час, и Белов заволновался не на шутку.
Он позвонил Ване. Тот сказал ему, что они весь вечер провели с Сашкой — тот помогал Едешко разбирать карточки в поликлинике. И тогда уже Белов забил тревогу.
Не в силах спокойно сидеть на одном месте, он вскочил со стула и принялся мерить комнату широкими шагами. Он метался из угла в угол, как раненый зверь, и не знал, что ему предпринять. Куда бежать? Где искать друга? Ждать дольше не было сил…
Белов прошел к окну, выглянул наружу. В голову лезли самые страшные мысли: Модестаса сбила машина или его пырнула ножом местная шпана, чтобы вырвать из ослабевших пальцев кошелек; он напился и не может теперь вспомнить, где он и куда шел, или вообще упал, подскользнувшись на гололеде, и свернул себе шею…
Белов сжал виски пальцами и принялся с остервенением их растирать. Нужно подождать еще несколько минут… Он придет…
Белов кинул взгляд на часы. Начало десятого. Если до половины Паулаускас не появится, Белов пойдет его искать. Все равно, куда. Главное — не сидеть на месте!..
…минуты тянутся убийственно долго…
***
Он пришел. Ввалился боком в комнату Белова, отчего тот испуганно замер на мгновение, а потом стремительно подскочил к другу, чтобы поймать его. Паулаускаса шатало, и он никак не мог устоять на ногах
Он пьян? Нет, здесь другое.
Белов помог Модестасу дойти до кровати. Уложив его на постель, обеспокоенно склонился над другом. На его лице кровь.
— Где ты был? — допытывается Белов, но Паулаускас лишь досадливо отмахивается от него.
— Все равно. Теперь уж точно…
Белов молчит. Тянет со стола полотенце, мочит край водой из стакана и вытирает лицо друга. Модестас морщится. У него разбит нос, и на скуле большой кровоподтек.
— Американцы? — догадывается Белов.
Модестас, немного подумав, кивает. Его лицо мрачнеет еще больше.
— Зря деньги не взял, — упрекает друга Белов, стирая кровь с его лица.
— Их бы все равно не хватило, — хрипло отвечает тот. — Пусть делают, что хотят… Главное — Агне завтра увезти, а там будь что будет.
Белов смотрит на Паулаускаса и не может сдержать тихого вздоха. А потом вдруг наклоняется к его лицу и смотрит в медовую радужку глаз.
— Ты чего? — спрашивает Модестас, невольно перейдя на шепот.
— Ничего, — так же тихо отвечает Белов и вздыхает. А потом садится на колени перед кроватью и утыкается лбом в шею друга.
***
Он снова маленький мальчик. Ему шесть лет.
Сережа лежит на печке и круглыми от страха глазами смотрит вниз — туда, где происходит что-то непонятное и страшное. Он не дома. Мама с сестрой поехала в городскую больницу, а его, Сережу, привезла к Сережиному дяде — брату отца — в соседнее село.
Кроме него в комнате у стены напротив печки стоит маленькая девочка. Подкидыш, которого нашли сегодня ночью. Из-за нее и творится это нечто совершенно непонятное, что так пугает мальчика.
— Спасибо, спасибо… — шепчут маленькие губы. Девочка лет пяти, лохматая и конопушечная до самой шеи, стоит на цыпочках, вся вытянувшись по струнке. Ее глаза неотрывно смотрят на фотографию — выцветшая, старая, с поблеклым изображением и обгорелым краешком, она висит на стене прямо так, без рамы и стекла, прикрепленная к ней на гвоздик, который грубо и кощунственно продирает сам снимок. С фотографии на ребёнка смотрит суровый военный — молодой еще мужчина с острыми скулами и прямым, чрезмерно длинным носом. Девочка стоит, изо всех сил вытягивая шею — вперёд и вверх — чтобы быть ближе к военному, чтобы смотреть ему в глаза. Она стоит босиком, на заусенчатом незастеленном полу, поджимая под себя пальцы — холодно. А вокруг ни души, и слышно, как снаружи блеет козёл и орёт баба Фрося: «Фу-у-у, пр-рокляты-ый…»