Ну как же, в самом деле, мог Дмитрий Михайлович проявить такую мягкотелость! Ведь еще районный гинеколог, когда Леночка к ней пришла на третьем месяце, спросила: «А муж у вас высокий?» – и узнав, что да, сказала: «Может быть, придется кесарить». «Может»! Да обязательно надо было! Еще и таз у нее… Ну да, да, сделали анализ… Не рентген, а как его? …грамма какая-то. Чтоб таз проверить. Сказали, что ничего, нормальный – все и успокоились. Так ведь нормальный-то нормальный. Это он, может, для других такой – нормальный. А для Леночки… Мало ли что там бывает! Не то прилежание, да тысячи отклонений могут быть! А кесарево – раз, и надежно. Да еще с обезболиванием. Правда, теперь всем обезболивают, и без кесарева тоже. Черт знает что! Когда-то говорили, ни за что нельзя. Вот – он еще совсем молодым был – когда Аня первый раз рожала, он именно спросил у врача: «А почему нельзя под наркозом рожать? Уснула бы, проснулась – а тут ребеночек готовенький». Так тот на него как на дурачка посмотрел: «Вы что, не понимаете? Она же должна всё чувствовать, реагировать!» А теперь оказывается… Ну пусть это не наркоз называется, а обезболивание. Велика разница!
Заиграл телефон, и Дмитрий Михайлович схватил трубку и почти закричал:
– Ну что?!
– Димуль, это я, что с тобой? – прощебетал из трубки голос зав. рекламным отделом Тамары.
– А, Тамарик, привет!
(У них давно установился такой нежно-воркующий стиль общения.)
– Димуль, у тебя найдется полполоски под барашка Бэкки?
– Где?
– Ну где, где? В «Пионерах», конечно!
– Тамарик, ты что! Мы же сегодня сдаемся. Всё утверждено! Ты бы хоть дня три назад сказала.
– Да они только сегодня прорезались. Ты же понимаешь: барашек Бэкки!
Дмитрий Михайлович понимал: «Барашек Бэкки» – новый бренд одного из их самых ценных партнеров. Но и хозяева «Пионеров-бумси» тоже были не последними в иерархии приоритетов.
– Ладно, я схожу к Верочке, – с придыханием сказала Тамара.
– Ага, я тоже подойду. Ты прямо сейчас?
Она дала отбой, не дослушав, но он и так понимал, что боевая пиарщица уже на пути к директору департамента периодических изданий. Они, действительно, столкнулись перед дверью Веры Владимировны.
В кабинете шло совещание с экономическими сотрудниками. Дмитрий Михайлович подождал бы, пока оно кончится, но Тамара, бронебойная при всей своей изысканной утонченности, ворвалась внутрь. Ну раз так, то и он просочился следом.
– Что-то случилось? – подняла на них взгляд Вера Владимировна.
– Верочка, – спокойно ответила Тамара, – «Барашек Бэкки» объявился. Как мы договаривались, я им ни-ни, не звонила, не писала, и вот – сегодня… Сами… Здорово!
– Здорово-то оно здорово, но какие их условия?
– А это зависит от того, в какой номер.
– Понятно, – кивнула Вера Владимировна и обратилась к Олегу, главному технологу: – Олег, у нас что еще за этот месяц не сдано?
– Да только вот, «Пионеры», – кивнул тот в сторону Дмитрия Михайловича. – Ну и чисто теоретически можно срочно послать полосу на замену в «Друзей динозавров». Хотя вряд ли. Скорей всего, они уже их печатают.
– И всё, да… – вслух помыслила Вера Владимировна.
– Нельзя их упускать, – подсказала ей Тамара.
– Да это понятно… А на сколько мы еще можем «Пионеров» задержать? – обратилась директор департамента к Олегу.
Тот стал что-то прикидывать в уме, невольно загибая пальцы, после чего изрек:
– До понедельника, но это уже полный…
И он добавил нецензурное слово, вполне описывающее, что будет, если они задержат печать до понедельника.
– М-да… Полный… – Вера Владимировна, хмуря брови, мыслила вслух: – … пиздец…
Потом резко схватила телефон и стала набирать номер.
Пока она выясняла у Кати Пораниной, есть ли шанс, что американцы успеют переутвердить номер до понедельника, если их очень попросить, Дмитрий Михайлович мысленно возвращался к разговорам, которые многократно вел с Леночкой на протяжении предыдущих девяти месяцев, – о том, что ей обязательно надо ходить на специальный фитнес для беременных.
Наконец, Вера Владимировна положила трубку и вынесла приговор:
– Дмитрий, срочнейше вставляете барашка, и новый файл – Кате! Попробуем до понедельника согласовать.
– Но ты понимаешь, что это крайний край? – уточнил Олег. – Дальше я ни на минуту не могу. Что будет на тот момент утверждено, то я и отошлю.
– Да понятно, понятно.
– Тогда уж мы и «Рекомендованную цену» вставим, – сказал Дмитрий Михайлович не потому, что был не уверен в этом решении, но просто чтобы как-то оправдать свое появление здесь.
Они вышли из кабинета.
– Димуль, а как там Ленка?
(«Откуда она знает? Всё-то эти женщины пронюхают».)
– Пока неизвестно. Ее ведь только забрали.
– Забрали? Куда?
– Да в роддом же!
– Уже? Я думала, у нее еще месяцев семь, семь с половиной.
(«А, она, оказывается, не знала. Так, вообще спросила».)
– Нет, уже, вроде как, срок. Не знаю, что́ там будет…
– Да все будет нормально. Чего ты?!
(«Конечно, ей легко говорить. Не ее дочка там… Как раненный олень».)
– Ладно, спасибо.
Повернулся.
– Файл лежит в папке с рекламой, посмотри за сегодняшнее число! – крикнула ему вслед Тамара.
Открыли с Жанной файл. К счастью, рекламная картинка оказались не вертикальной – правые полстраницы, а горизонтальной – нижняя половина. Как раз в номере нашлась страничка с двумя заданиями. Условно они назывались головоломками, но, по правде сказать, были такими примитивными, что ломать голову там было не над чем. Ладно, головоломки и головоломки. Жанна поместила рекламу в низ полосы. Закрытая ею головоломка слегка выглядывала: первое задание занимало меньше места, чем второе, и не доходило до экватора страницы. Но растянуть его, сдвинув вниз картинки и чуток растянув текстовый блок, было делом нескольких минут.
(Растянуть… Вот именно об этом и думал все время Дмитрий Михайлович. «Растянуть – это же не просто так. Это в журнале легко: хоть растянуть, хоть поджать. А в организме! Надо же было специальные упражнения делать, на растяжку и на укрепление мышц. Ленивая бездельница! Талдычил, талдычил ей – всё как горох об стенку! Вот теперь и реви. Как олень».)
– Готово, – сказала Жанна.
– В ответах еще надо… – заметил Дмитрий Михайлович.
– Да, конечно, сейчас. Не волнуйся, я сама.
– А ты поставила слово РЕКЛАМА?
– А как же!
– Я что-то не вижу.
– Да вот же!
– Ловко!
Действительно, заветное слово было совсем не заметно: белым на светлом фоне. Но и обвинить их в том, что они его не поставили, было бы невозможно.
– Может, черным сделать?
– Не, так прикольней.
– Ну, ты ответ сама уберешь, я ведь тебе не нужен?
– Нет, Дим, не волнуйся. Ты же все равно перед отправкой еще будешь смотреть.
Вернулся к себе. Но работать не мог: его так и распирало. Взял телефон и направился к двери в коридор.
– Дим!
– Что?
– А там еще в содержании…
Он снова подсел. В содержании эта страничка анонсировалась как «Кубики и молнии». Действительно, первое задание было про кубики, а второе – про молнии. Теперь молний не было.
– Ну давай напишем: «Волшебные кубики»… Нет, волшебные – плохо, мы ведь от сказочности как раз все время уходим.
Жанна терпеливо ждала его решения.
– Может, Фантастические? Посмотри, там места хватит?
– Немного вылезает. А если в две строчки?
– Не-не-не, так все поползет.
– И что? Я подтяну.
– Не надо, я сейчас придумаю. Может… Необыкновенные? Нет, еще длиннее.
– Супер-? – предложила Жанна.
– Да с этим словом всегда проблемы.
В самом деле, все корректоры как один требовали, чтоб супер писалось слитно, но это совершенно не смотрелось. Например, суперсамоделка – ребенок с ума сойдет, читая это. Обычно Дмитрий Михайлович писал такие слова в две строчки, как бы перенося: знак переноса, тешащий принципиальность корректора, читался обычным человеком как простая черточка. То есть и так, и так можно его воспринимать, как хочешь. Но здесь этот прием не годился: если в две строки, так и Фантастические бы подошло.
– А если «Чудо-кубики»?
– О, это в самый раз! – согласилась Жанна. – Мне тебе послать файл, когда отпишется?
– Да нет, что там уже может быть? Посылай прямо Кате, чтоб она отправляла поскорей.
Наконец он оказался в коридоре. Набрал Аню.
– Ну что?
Он спрашивал с некоторым раздражением, будто жена была виновна в том, что́ сейчас переживает их дочь. Впрочем, оказалось, что в этом, хотя бы отчасти, действительно была ее вина. Потому что, услышав, что всё по-прежнему, он сказал:
– Вот я так и знал!
– Что ты знал?
– Что она никогда до упражнений не дойдет. Это ведь элементарно. Я ей специальный комплекс дал! Гера что, зря старался?
Их друг Гера увлекался бодибилдингом и еще с полгода назад по просьбе Дмитрия Михайловича нашел в специальной литературе комплекс упражнений для беременных.
– Я ей дал его, и что? Пару раз сделала, и всё.
– Слушай, ты так говоришь, как будто я в этом виновата.
– А кто?! Я всю жизнь пытался ее к спорту приобщить, а ты ее расхолаживала.
– Да как это расхолаживала? Что, я мешала ей ходить на занятия?
– Не мешала, но и не помогала. И сейчас тоже. Девять месяцев я, как какой-то городской сумасшедший, бегаю и кричу…
В глубине души он знал, что если кого и винить, то в первую очередь самого себя. Да, он действительно попросил Геру подобрать комплекс. Да, время о времени он действительно произносил страстные монологи, доказывая очевидное – что важно укреплять мышцы, что ребенок не выскочит сам собой и прочее в том же духе. И даже да, действительно раза три за минувшие девять месяцев залезал в интернет и находил спортивную группу вблизи от дома и с удобным расписанием. Но произнеся все эти правильные слова и передав дочери адрес группы и телефон тренера, он считал, что дело сделано, тем более, что она смотрела на него понимающими глазами и кивала. Проходило несколько дней, и он спрашивал: сделано ли что-нибудь? записалась ли на курсы? хотя бы позвонила ли тренеру? на худой конец, делает ли упражнения дома? И каждый раз находилась уважительная причина, по которой вот прямо сейчас это невозможно. То в спортцентре карантин и беременной к нему на версту приближаться нельзя, то Леночка принимала какие-то таблетки, которые не рекомендуется сочетать с физическими нагрузками, то еще что-то. «Ну так надо поискать другой центр», – говорил он. Или: «Но как только ты этот курс отпринимаешь, так сразу, да?» И услышав в ответ: «Конечно», «Обязательно» или «Еще бы!» – успокаивался на месяц-другой. После чего все повторялось с такими же результатами.
Собственно говоря, так оно было и во все прошлые годы: он записывал дочку в очередную секцию, водил раза три, потом передоверял это жене или теще и… спустя какое-то время узнавал, что этот вид спорта ребенку не подходит или что расписание неудобное, или, наконец, что она не нашла общего языка с тренером и «не портить же ребенку нервы из-за этого». На рисование она ходила, в старших классах – на кружок по биологии. А вот со спортом никак не складывалось. О чем Дмитрий Михайлович вспомнил теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, и его затрясло от чувства бессилия.
Анна Романовна обычно давала мужу выплеснуть эмоции. Но на этот раз эмоций у нее самой хватало, и он получил неожиданный отпор:
– Что ты разоряешься?! Все идет нормально! Анализы, все отличное…
– Ну о чем ты говоришь! Ты хоть сама слышишь, что говоришь? Анализы! А то, что она крошка, а Вадик дылда – это что, я придумал?
– Ну ты же знаешь, что Людмила Викторовна сказала: «Это роли не играет»?
– Да мало ли что сказала? Все это знают, это азбучная истина! Я в интернете смотрел, все врачи, и наши и европейские, и американские, и какие хочешь – в один голос: «Это фактор риска»!
– Так фактор же. Мало ли факторов? Ну что тебе нужно? Врач от нее не отходит. И мышцы у нее в порядке. Нечего выдумывать всякие страсти!
– Нет, не в порядке! Я что, не могу понять? Там не мышцы, а каша. И с чего взяться мышцам, когда она двух часов за свою жизнь спортом не занималась? Главное – ты же сама из-за этого с Юркой так мучилась, едва родила! И теперь сама же… «В порядке»! Вот ты так всегда выдаешь желаемое за действительность!
– Слушай, если у нее что́ не в порядке, так это отец. С головой его, в смысле.
– Это у меня с головой не порядок? Да я…
– … как городской сумасшедший, – закончила за него жена.
Тут он совсем взорвался:
– Тебе еще до каламбуров?! Я целый день с ума схожу…
– А я не схожу, да? Мне она не дочка, да?
Они еще немного покричали друг на друга, и это дало обоюдоуспокоительный эффект. Во всяком случае, прощались они почти спокойно.
Сказался эффект от этого разговора и в том, что он смог вернуться к своим пионерам и пиратам. Не физически вернуться: для этого достаточно было сесть за стол. А – мысли собрать и сосредоточиться.
Сосредоточиться не удалось. Не успел на экране развернулся текстовый редактор с переводом, как подошла Лина Гальперина.
– Привет! Кофейку не хочешь?
– Можно.
Он как бы и не виноват, что не занимается переводом: не откажешь же коллеге.
Пошли в холл, где стоял аппарат, выдававший горячие напитки и всякие готовые закуси, от эфемерных пакетиков с орешками до довольно сытных сэндвичей. Взяли по чашечке кофе: он – с молоком и сахаром, она – без ничего.
– Ну, как тебе последняя игра? – спросила Лина.
Речь шла о «Что? Где? Когда?» Они каждый раз ее обсуждали. Вообще, от Лины можно было узнать что-то новое о театральной жизни, книгах и прочих новостях культурной жизни. Если она что-то хвалила, Дмитрий Михайлович загорался желанием прочесть или посмотреть то, о чем она с жаром рассказывала, но, как правило, этот порыв затухал прежде, чем он успевал сделать к его реализации какие-то шаги вроде покупки билетов или скачивания фильма, и он ограничивался той порцией информации, которую получил от Лины.
– Я про шляпу сразу ответил, – с гордостью сказал Дмитрий Михайлович.
– А я – про светофор и про «Мцыри».
– Ну про «Мцыри» легкий вопрос был. Это все угадали.
– А про флейту глупость какая-то.
– Да! Это никакой логикой невозможно вычислить, если не знаешь конкретно.
– Ну, вообще-то они знатоками называются. Значит, надо знать…
Они начали спорить, точнее, продолжили свой извечный спор: Дмитрий Михайлович считал, что вопросы на чистое знание не должны использоваться в программе, а Лина с ним не соглашалась.
– Ты же сама сказала: «Про флейту глупость».
– Этот конкретно вопрос – глупый. А вообще или не надо называться знатоками, или…
– Тогда давай зададим им: «Напишите формулу…» Ну я не знаю, химическую какую-нибудь, или «Теорему докажите».
Дмитрий Михайлович кипятился, доказывая свою правоту, и при этом у него было чувство, будто некая всепроникающая рука схватила его внутренности от желудка до горла, слегка, но ощутимо сжала их и не выпускает.
Он ждал, что она спросит, как Лена, но она не спросила.
Поспорили еще немного, допили кофе и разошлись по своим углам.
Перевод терпеливо ждал на экране. Оказалось, что, тихо-тихо, Дмитрий Михайлович уже одолел три вступительные страницы журнала и первую половину комикса, занимавшую пять страниц, и добрался до раздела «Досье». Эта рубрика всегда состояла из двух частей – по страничке, посвященной одному положительному и одному отрицательному персонажу. Первый, естественно, назывался героем, второй – злодеем. Вверху обеих страниц обозначалась их принадлежность к той или другой категории: «Пионер/герой» и «Пират/злодей». Это – в английском варианте. Но понятно, что первое определение было совершенно неприемлемо для бывшего члена Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина. И надо полагать, что если не родители юных читателей, так уж дедушки-бабушки – точно были бы удивлены, не увидев под этой вывеской какого-нибудь Павлика Морозова или Володю Дубинина. И в очередной раз американцы уперлись. Дмитрий попытался заручиться поддержкой московского представительства Купервиллера, но там работали молодые люди, не обремененные грузом советского прошлого. В результате долгой и нудной переписки все же удалось добиться замены в данном разделе слов Пионер и Пират на Бумси и Керуки. «Бумси/Герой» – никаких ненужных ассоциаций!