Королева. Последнее восхождение Луны - Девочка с именем счастья 17 стр.


— Что ты пытаешься добиться, сравнивая себя с Джадис? — устало спросил Эдмунд. Вот так прошла гроза —простой, казался, разговор с изредка подскакивающим тоном вымотал их обоих до невозможности. — Чтобы я ненавидел тебя? Боялся? С криками «Покараем ведьму!» сбросил тебя связанную в воду? Этого не будет, Элиз!

Тут девушка впервые за весь разговор посмотрела прямо ему глаза. Сияющие сиреневые глаза обожгли Эдмунда, и была произнесена та фраза, которая, наверное, могла заменить весь этот разговор.

— Тогда посмотри мне в глаза и скажи, что ни мое молчание, ни прямое родство с Джадис ничего не поменяло.

Если бы Элизабет спросила, не поменялось ли отношение Эда к ней, то юноша ответил бы сразу и без промедлений. Но вопрос был сформулирован неправильно, и Пэванси молчал, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь подобрать в голове правильные слова, но как только набирается смелости, его опережают:

— Вот и ответ.

Эдмунд застыл, словно статуя.

***

— Я уж подумал, что это какой-то матрос решил перекусить.

Элизабет поднимает голову и смотрит на Каспиана, который спустился по лестнице, наклонившись, чтобы не удариться о балку. Было уже поздно, и все матросы спали, наконец-то имея возможность нормально отдохнуть. Юстэс тянул за собой корабль, и от взмахов его крыльев ночной воздух делался еще прохладнее. Элизабет хотела посидеть на палубе, но все-таки спустилась сюда.

— После твоих угроз о двадцати горячих все трясутся по углам, — криво усмехнулась девушка. Она не говорила с Каспианом после того, как они втроем высказали все, что думали друг о друге, и сейчас ей было несколько неловко. Но Каспиан лишь слабо улыбнулся: волосы у него были растрёпаны, под глазами у Короля залегли круги.

— Ну да, кроме тебя, — Каспиан опустился на соседнюю бочку, смотря на девушку, которая бездумно водила маленькой серебряной ложкой в какой-то плотной темно-розовой субстанции. — А что ты ешь?

Элизабет отломила кусочек от частично растаявшего шарика и отправила его в рот.

— Мороженое. Это такое лакомство из нашего мира, что-то вроде замороженной сладкой смеси из молочных продуктов с различными добавками — ягодами, орехами, — Элизабет ненадолго замолчала, сжимая холодную чашу руками, а потом сказала. — У нас сладким обычно заедают расставание.

— Расставание? — недоверием переспросил Каспиан, и его взгляд изменился. —Подожди… ты и Эдмунд?

— Судя по всему.

После ее последних слов они так и не поговорили до конца, тонкая нить, единственное, что осталось от прочных канатов, связывающих их, повисла в воздухе вместе с недоговоренностью. Элизабет не вернулась ночевать в каюту, проведя весь день с Люси, которая, вроде как, списала все на ссору на острове, и не стала задавать лишних вопросов. О том, вернулся ли Эдмунд ей тоже было неизвестно, но девушка слишком устала, чтобы снова начинать какой-то разговор. А выговориться, между тем, хотелось.

— Но как? Из-за чего? Из-за острова Мертвой воды?

Для Каспиана, да и всей Нарнии, знавшей историю Короля Справедливого и Королевы Чарующей, пара представлялось чем-то нерушимым. Вечная, прочная, сказочная любовь, которая прошла огонь и воду, которая не испугалась ничего и длилась с детства этих влюблённых, и прошла не одну жизнь. Каспиан видел, как Элиз и Эд смотрели друг на друга, как они были важны друг другу.

Неужели эта их великая любовь, которая вдохновляла влюбленных всей Нарнии, могла сломаться и не выдержать?

— Я узнала одну неприятную правду, — сказала Элизабет, не отвлекаясь от своего мороженого. — Оказывается, что та Белая колдунья, от которой мы освободили Нарнию и которая хотела убить нас, является моей матерью.

— И что? — непонимающе спросил Каспиан. Элизабет быстро глянула на него, а потом досадливо поморщилась.

— Тебе ничего. А для нас это было очень важно, особенно для Эдмунда, который… ну, ты понял.

— Не обижайся, но не думаю, что это серьёзно. Вы никогда не ссорились до такой степени, возможно, просто у вас обоих накипело.

Элизабет ему ничего не сказала. Накипело, ха. Они с Эдом могли ссориться, просто обычно никто об этом не знал, да и предпочитали решать свои проблемы по-другому. Вот во времена Золотого века да, там были ссоры, причем довольно крупные, вплоть до того, что она тайно сбежала от своего парня — Элизабет отправилась в Тархистан вместе со Сьюзен, причем сама Сьюзен узнала об этом только на полпути. Вернувшись, получила нагоняй от Питера и Люси, а Эдмунд так вообще развел такую тираду, что и вспомнить было страшно. Правда, в конце они все-таки помирились — Эд ругался, потому что волновался, и закончилось все это там же, в его кабинете, потому что и Элиз поняла, что без Эдмунда она не сможет. Они просто замолчали, а потом порывисто прижались друг к другу.

Люси злилась на нее еще какое-то время.

Но опыт в отношениях приходит со временем, поэтому вернувшись в Лондон Эд и Элиз смогли вести именно такие отношения — взрослые, адекватные. Следовательно, и проблемы они решали так же — поворчали, опустили несколько едких шуток, потом поговорили и все.

И теперь Элиз задавалась тем же вопросом: неужели такого их отношения не выдержат? Элиз не знала, что ей теперь было нужно: быть вечным напоминанием об ошибке Эда она не хотела, но и потерять его она не могла. Именно поэтому право решать Колдунья предоставила самому Эдмунду, но, очевидно, тот просто не мог принять решения так же, как и она.

— Ты помнишь моего дядю Мираза? — внезапно спросил Каспиан, о присутствие которого темнокурая успела забыть. Элиз вздрогнула, а потом насмешливо фыркнула.

— Того сумасшедшего, который пытал меня и запер в подземелье? Нет, напомни-ка, кто это?

— Он был братом моего отца, — произнес Каспиан, стараясь не обращать внимание на сарказм девушки. Элиз поморщилась, понимая, куда он ведет. — Этот тиран был моим единственным родственником, и меня из-за этого не любили Нарнийцы. Мне пришлось доказывать, что я на Мираза совсем не похож, и теперь никто не ставит мне в упрек наше родство. И я сам не предаю ему большого значения, хотя мне порой и тошно от мысли, что в наших жилах была общая кровь, — Король положил руку ей на плечо и по-дружески ободряюще сжал. — Это имеет значение, только если ты сама позволяешь ему быть значимым. Эдмунд любил тебя все это время, любил с твоей кровью, и разве сейчас что-то изменилось? Кроме того, что ты знаешь, что Джадис — твоя мать? Это было и прошло, просто не думай об этом. Она мертва и больше никогда не вернется, не испортит твою жизнь.

Какое-то время они молчали.

— И думаю, — снова начал Каспиан. — Что Эд больше разозлился из-за того, что ты скрывала это. Он любит тебя, ты любишь его. Это и только это главное.

Элизабет посмотрела на Каспиана, и Король увидел, что глаза ее слезились. Всегда сильная и гордая, она ломалась из-за Эдмунда Пэванси так же, как он ломался без нее.

«Эти двое, — подумал Каспиан. — Такие упрямцы. Им определенно стоит быть вместе».

Ранним утром подул попутный ветер, и в обед следующего дня они подошли к острову, который видели на горизонте с драконьего полёта. На острове, низком и покрытом зеленью, обитали только кролики и дикие козы, но по развалинам каменных лачуг, старым чёрным кострищам, обломкам оружия и костей они поняли, что ещё недавно здесь жили люди.

– Пираты потрудились, – сказал Каспиан.

– Или дракон, – добавил Эдмунд.

И ещё одну вещь они нашли на острове – крохотную лодочку, лежавшую на песке у воды. Она была сделана из кожи, натянутой на плетёный каркас, и едва достигала в длину четырёх футов. Весло было ей под стать, и все решили, что её изготовили для ребёнка или же этот остров когда-то населяли гномы. По размерам она вполне годилась для Рипичипа, поэтому её взяли на корабль, а остров назвали Горелым и ещё до полудня отплыли от него.

Пять дней ветер гнал корабль на юго-восток, и на пути не было ни островов, ни рыб, ни морских птиц. Потом целый день шёл дождь. На следующий день было свежо, и матросы все толпились на палубе, стараясь надышаться приятным прохладным воздухом. Элизабет не была исключением — она сидела на борту, перекинув ноги, из-за чего мелкие капли достигали голых щиколоток. Нарния умиротворяла. Она отнимала все заботы и дарила покой. Волны легко прижимались к кораблю и так же легко убегали, мурлыча свои песни. Несколько капель попало Элизабет на щеку, и она закрыла глаза.

Осознание того, что с Эдмундом она не говорила почти неделю давило неприятным осадком, и Элизабет старалась не думать об этом. Но оказалось, что избегать друг друга на корабле оказалось просто — Элиз предпочитала теперь не сам корабль, а дракона, что тянул его. Конечно, Юстэс был не лучшим сейчас собеседником, но Колдунья чувствовала, как он меняется. Да и судя по всему, Юстэсу было куда веселее лететь с ней на спине, слушая ее рассказы о Нарнии — к ним он теперь относился по-другому — или их разговоры с Рипичипом, который начал симпатизировать мальчику из Кембриджа раньше, чем сам Юстэс.

— Так и будите бегать друг от друга? — буркнула Люси, и Элиз приоткрыла один глаз, глянув на подругу. Люси оперлась на борт рядом с Элиз и хмуро смотрела вперед. Напряжение между братом и любимой подругой выводило девушку, поскольку она знала причину расставания и считала ее довольно глупой. Но так же Люси понимала, что если попробует вмешаться — а возможность запереть их в одной каюте, взяв Каспиана в помощники была очень-очень заманчива — то на нее могут обрушиться два огнедышащих дракона, которые мало чем будут похожи на милого дракончика Юстэса.

— Я ни от кого не бегаю, — спокойно сообщила Элиз, снова прикрывая глаза. — Я даю твоему брату время все осмыслить и принять решение.

— А Эд об этом знает? — поинтересовалась Люси. — Или он думает, что вы расстались?

Элизабет открыла глаза, закатила их и, поняв, что спокойно посидеть ей не удастся, перемахнула обратно. Обуваясь, она заметила приближающегося вместе с Каспианом Эдмунда, но бежать уже было поздно. Поэтому она продолжала шнуровать высокие сапоги.

— Столько дней плывем, а острова Раманду все еще не видно, — сказал Каспиан, подходя к ней и к Люси. Он положил руки на борт, окидывая бескрайнее море взглядам. — Элиз, у тебя ничего?

— Море на несколько километров, — ответила девушка, доставая из-под выреза белой рубашки цепочку, где вместо кулона висела та Книга Истин. На поясе носить ее было бы неудобно, а вот уменьшить до размера кулона — вполне можно. Отцепив Книгу от цепочки, девушка встряхнула ее в руке, и Книга раскрылась в настоящем виде. Страницы стали перелистываться самостоятельно, и Элиз отметила, что изображении Джадис и Евы не исчезли. Открывшись на произвольном месте, Книга сама начала заполнять пустые страницы — на двух страницах вырисовывалось два разных острова. Над одним сияли яркие звезды, другой же — тот центр Зла, о котором говорил Кориакин. Остров Зла остался нетронутым, а вот когда изображение острова Раманду приняло свой окончательный вид, то на страницах взыграли волны, и остров стал стремительно удаляться. Причем луна и солнце сменяли друг друга на странице, и внезапно Книга показала им сам Покоритель Зари.

Эдмунд раздраженно-насмешливо фыркнул. Он был взъерошен, явно недосыпал, и Элиз было невдомек что это из-за того, что уже несколько лет Пэванси засыпал только с ней, и сон не шел к юноше, когда вместо нее он обнимал одеяло, а носом утыкался не в черные волосы, а в подушку.

— Я насчитала три луны, — спокойно оповестила Элизабет, убирая книгу обратно на цепочку. — Значит, мы будем там, где-то через четыре дня.

— Ну, хоть что-то, — кивнул Каспиан, и отправился к Дриниану, чтобы сообщить о полученных новостях. Элиз проводила его взглядом, и уже хотела было придумать причину, по которой смогла бы избежать общества Эда, потому что была уверена процентов на восемьдесят, что Люси попытается смыться первой. Но Пэванси внезапно тяжело вздохнула.

— Вот бы знать, что сейчас у Сьюзен и Питера.

— О, у них все нормально, — с готовностью сообщила Элизабет, радуясь, что не придется говорить с Эдом напрямую. Юноша почему-то не спешил покинуть их компанию. — Питер с Корин встретился, ну, феей Корнелией, — Люси восторженно улыбнулась. Проследить за сменой эмоций Эдмунда она не могла. — А Рабадаш и Сьюзен обвенчались.

— О, как это прекрасно! — воскликнула Люси, и на ее крик обернулось несколько матросов. Пусть они и не знали причину ее радости, нельзя было оставаться равнодушными, глядя на радующуюся королеву Отважную.

— Да, прекрасно, — внезапно протянул Эдмунд, и Элизабет сжала губы от явной злости в его голосе. — Прекрасно, что ты наконец-то решила делиться с нами своими видениями.

Элизабет прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не показать своих эмоций, а Люси, широко распахнув глаза, смотря на брата. Эдмунд быстро развернулся и направился прочь, а Элизабет, ничего не объясняя, тоже направилась в сторону кормы, очевидно вновь планируя провести время с Юстэсом. Люси тяжело вздохнула, как внезапно заметила подошедшего к Элиз Томаса, который со смущением что-то спросил. Элизабет устало ему улыбнулась и кивнула, и они вместе направились в трюм. Люси проводила их задумчивым взглядом.

***

— Доброй ночи, Ваше Высочество.

Люси вздрогнула и посмотрела на стоящего в стороне Томаса. Матрос неловко улыбнулся ей, и подошел ближе, держа руки за спиной.

— Я же просила, просто Люси, — мягко улыбнулась девушка, и Том кивнул.

— Просто, обращаться к столь знаменитой особе по имени несколько странно, — пояснил Том, вставая рядом с ней. — Не обижайтесь.

— Не буду, — сказала Люси. — Но жизнь показала, что каждая особа по-своему знаменита и прекрасна, — девушка улыбнулась. — Поэтому, просто Люси.

Пару минут они стояли молча, смотря на звездное небо. Небосвод в Нарнии всегда завораживал Люси Пэванси больше всего — да, таких везде не увидишь в Лондоне или Кембридже, и Королева была готова биться от заклад, что даже в Америке нет такого небо. Да только в Нарнии, наверное, и можно увидеть столько светил ночью. Люси вспомнила, что в Нарнии есть ночь, в которую звезды светят так ярко, что ночь превращается в день.

— Прости, Люси, — внезапно начал Том. Девушка глянула на него, вопросительно приподняв бровь. — Можно я немного побуду дерзким матросом?

— Дерзким? — удивленно переспросила Люси. — То есть?

Она видела, что юноша нервничает, но не могла понять из-за чего именно. Томас нравился Люси, по-особому нравился. Молодой матрос, который был остроумным, играл на флейте и чем-то напоминал Отважной ее старого друга — фавна Тумнуса. Первого, кто заговорил с ней в Нарнии, ее первый друг в этом большом мире. Возможно, именно поэтому она так сразу прониклась к Тому, видя в нем черты мистера Тумнуса. Кроме того, матрос был очень красивым: сейчас, в лунном свете, его волосы казались серебряными, а голубые глаза — бездонные.

Прежде, чем Люси успела окончательно смутиться, перед ее глазами предстал небольшой горшочек с цветущими в нем цветами.

— Королева Элизабет помогла мне их вырастить, — признался Томас. Люси взяла горшочек в руки: в нем росло всего пять цветков, но они были яркими и красивыми, и Лу знала каждый из них. Также она знала, какое большое значение придавали в Нарнии языку цветов. Это, как и некоторые другие маленькие атрибуты их нарнийской жизни, никуда не ушли, когда они вернулись обратно. Эдмунд, к примеру, желая извиниться перед Элиз в чем-то, дарил ей лютики — чтобы показать, что она его богатство, а вот цветы желтого цвета у Элизабет, кроме одуванчиков, никогда не было — символ отвращения, ненависти; кроме золотистого — символа солнца и радости.

И сама Люси хорошо разбиралась во флориографии, поэтому для нее это больше, чем простой горшок с цветами. Вот цветок колокольчиков, который говорил «думаю о тебе», красная гвоздика — «мое сердце страстно стремится к тебе», бледно-лиловая роза — «любовь с первого взгляда», и красный тюльпан — «признание в любви». Эти цветы говорили своим языком, и Люси его понимала, и не могла поверить, что так говорят с ней. Легкий ветерок согрел ее щеку, из-за того, что Томас подался вперед и поцеловал Королеву в уголок губ. Люси замерла, а потом посмотрела на Тома — в его голубых глазах расцветали каллы, «Высшая степень преклонения, уважения, восхищения; даритель склоняет перед Вами колено; Вы великолепны!».

И она тихо рассмеялась, сжав его пальцы своими, и он столь же тихо посмеялся ей в ответ, и смех их уносило в ночное небо.

Назад Дальше