— Я серьезно! — все еще не поняла своей ошибки Гермиона.
— Послушай себя со стороны, Грейнджер! — посоветовал Малфой. — Может, тебя это удивит, но мы тоже люди. В нашей гостиной нет жертвенного костра — есть обычный камин, и цепи на стене у нас служат для удержания факелов, а не жертв.
Он говорил спокойно, но Гермионе стало стыдно. Каким-то шестым чувством она поняла, что не стоило задавать этот вопрос. Она обидела Малфоя. Ну, может, это громко сказано. Обидеться можно на человека, чье мнение дорого. На безразличных тебе людей не обижаются. Просто она заметила, что что-то неуловимо изменилось. Пропало хрупкое мгновение. Появилась его привычная ухмылочка.
— Можешь подниматься! — скомандовал Малфой, вставая и направляясь за метлой.
Гермиона ругала себя, на чем свет стоит: зачем она это брякнула? Может, извиниться? Ну и что, что наверняка наговорит гадостей. Совесть зато будет чиста.
Но когда Малфой подлетел к ней и равнодушно протянул руку, помогая сесть, Гермиона малодушно промолчала. Обхватив его за талию и снова попав в плен его тепла и самоуверенности, она прошептала: «Спасибо».
Ответа, понятное дело, не последовало.
Весь остаток пути прошел в молчании. Малфой был раздражен. Гермиона чувствовала это буквально кожей. Она понимала, что если бы у него был выбор, то такой вариант развития событий, как совместный полет на метле с ней, Малфой выбрал бы в самом крайнем случае. Осознание этого не улучшило ей настроения. Да еще руки замерзли.
— Можешь засунуть их в карманы моей куртки, — поразил Малфой своей догадливостью и предупредительностью. Гермиона молча засунула руки в теплые карманы и стала еще ближе к этому человеку. На миллиметр или на исчезнувший из памяти год вражды. Кто теперь сможет сказать? Отчаянно злясь на нее, предлагать погреть руки… Это было выше понимания. Выяснять причины его действий расхотелось. Наверняка скажет гадость и испортит впечатление, поэтому Гермиона не говоря больше ни слова, прижалась к его спине, и они продолжили путь сквозь время и расстояние. Что их ждет? Она не знала. Просто сейчас была уверенность, что все будет хорошо. Он сказал «поверь мне», и она поверила.
Древний замок, повидавший на своем веку не одну историю Ненависти и Любви, безмолвно посмеивался над ничтожностью ее переживаний.
========== Верное решение ==========
А в душе пустота…
И лишь сердца глухие удары.
А вокруг темнота -
Предвещанье неведомой кары.
Я искала тебя,
Но наткнулась на голую стену.
Не уйти от дождя,
И надежды нет на перемены.
Снова люди не те,
Дни куда-то летят без оглядки.
Чей-то голос во тьме
Вновь играет с мечтой моей в прятки.
Я без Веры живу
И утратила где-то Надежду.
Я тебя не зову -
Знаю, ты не придешь, как и прежде.
Это Бремя — так жить:
В полной Тьме без лучика счастья.
Это Бремя — любить
Без Ответа, без Силы, без Власти…
Древний замок, повидавший на своем веку не одну историю Ненависти и Любви, безмолвно посмеивался над ничтожностью ее переживаний.
Нарцисса Блэк, рассеянно теребя край серебристо-зеленого шарфа, смотрела в окно на заснеженные просторы территории Хогвартса. До Рождества осталось совсем чуть-чуть… Как быстро летит время.
После памятного «разговора» с Сириусом прошло почти два месяца. Два бесконечных и таких скоротечных месяца. За окном уже стоял декабрь, а Нарцисса, как ни старалась, не могла вспомнить ни одного примечательного момента за все два месяца. Хотя нет, один, пожалуй, все-таки был.
Сириус по-прежнему был безликим студентом факультета-соперника. Он не разговаривал с Нарциссой, не замечал ее и, очевидно, не думал о ней. Ведь если бы он жил мыслями о ней, он бы не был таким далеким. Правда? Все эти недели она ни разу не оказалась с ним наедине. В конце ноября они вместе заработали взыскание на зельеварении. Он — за то, что бросил в зелье Снейпа какую-то гадость, от чего котел того взорвался. К счастью, Снейп не пострадал, более того умудрился сбить с ног и укрыть собой Нарциссу, чем вызвал целый шквал насмешек со стороны гриффиндорцев. Она — за то, что не выдержала, потому что всякому терпению приходит конец, и впервые в жизни поступила так по-детски: схватила лягушачью печень и изо всех сил запустила в сторону Блэка и Поттера. Результатом стало двойное взыскание, которое они должны были отрабатывать в пятницу вечером. Блэк странно притих, узнав об этом, Нарцисса же в душе обрадовалась. Наконец-то она сможет высказать этому самовлюбленному индюку все, что думает о его манерах. И все, конечно, было бы так, как она решила, если бы Блэка на взыскание не вызвались сопровождать Поттер и Эванс.
Судя по лицу Поттера, он не очень понимал, зачем притащился в ненавистный кабинет. Лили же, напротив, бурлила энтузиазмом и добрых пару часов давала дельные советы на предмет того, как лучше очищать пробирки и котлы. Нарцисса не произнесла ни слова, за исключением односложного ответа на поттеровское «привет». Ни Лили, ни Сириус не поздоровались. Едва уборка помещения подошла к концу, как Нарцисса пулей вылетела из кабинета. В очередной раз девушка поняла, что ведет себя как круглая идиотка, и дала себе слово выкинуть из головы этого чертова Сириуса Блэка, а заодно, по возможности, устроить веселую жизнь Лили.
И сейчас, глядя в окно на раскинувшуюся перед замком равнину, Нарцисса тихо прошептала:
— Будь ты проклята, Лили Эванс.
Никто не обвинил бы ее в каком-то злом умысле. Просто проходят века, и забываются очень важные вещи. Иногда несколько коротких слов, произнесенных вейлой в порыве гнева, подхватывает северный ветер и уносит за край Земли. Но проходит несколько лет, ветер возвращается, и тогда сбывается страшное предначертание. Кто же может винить шестнадцатилетнюю девчонку с разбитым сердцем в том, что спустя несколько лет Лили Эванс трагически погибнет, защищая своего годовалого сына? Наверное, этого действительно можно было избежать, поведи себя Лили по-другому. Но так часто бывает: одна девчонка возомнила себя судьей и вершителем судеб, знающим — для кого и как будет лучше; другая же, чувствуя, что теряет что-то очень важное, не смогла сдержать злых слов. Только сделанного не вернешь, и сказанных слов не вычеркнешь из Книги Жизни.
Нарцисса подняла голову, вздохнула и, нацепив на лицо счастливую улыбку, направилась в лазарет. Именно там находился ее «драгоценный» суженый, который сорвался с метлы во время сегодняшнего матча. И вот она, даже не переодевшись, прямо в форме болельщицы, с улыбкой идет его навестить, а в ее рюкзачке лежит стопка бутербродов. Из нее получится идеальная жена. Так для всех будет лучше.
*
Несколькими часами ранее, выходя на эту игру, Люциус испытывал странные ощущения. Время еще не залечило раны, оставленные позором в прошлой игре, хотя прошло почти два месяца. Два месяца триумфа Блэка. Люциус надеялся на провал Гриффиндора в следующей игре. Ведь два ключевых игрока были травмированы. Ага, размечтался!
Матч Гриффиндор-Пуффендуй состоялся через две недели после той разгромной игры. Мэтью Диллан еще не снял фиксирующие повязки с рук и, естественно, не смог выйти на поле — Мадам Помфри всегда настаивала на предосторожностях при использовании заживляющих зелий. Из-за быстрых темпов кости могли срастись неправильно. Поэтому большинство студентов какое-то время после серьезных травм еще щеголяли повязками и гипсами. Вот и у Блэка запястье тоже было зафиксировано. Сидя на трибуне в тот день, Люциус гадал, что же предпримет хваленый Поттер — с запасными-то у них проблема. Все оказалось просто: из раздевалки вышел запасной охотник. Люциус помнил его по прошлому году — толковый паренек… лучше бы он играл в прошлой игре. Самым последним вышел Блэк. После свистка он занял позицию на кольцах. Люциус видел, что травма мешает ему: он больше работал правой, а если приходилось брать мяч двумя руками, какое-то время потом тряс левой кистью и что-то там поправлял. Но… играл. И брал почти не берущиеся мячи. Люциус с раздражением наблюдал за игрой и не мог дождаться конца матча. Он был зол на победу Гриффиндора.
И вот сегодня у него есть шанс доказать, что он лучший, а все эти триумфы Блэка — случайность.
Заняв позицию у колец, Люциус принялся неотрывно следить за ловцом своей команды. Он не был капитаном, не имел какого-то решающего голоса в команде и, если честно, не сильно переживал, как проявит себя запасной ловец. Из-за травмы, полученной на тренировке, Флинт не смог играть, а Северус Снейп был полон загадок и вполне мог, как провалить матч, так и вытянуть его. Такое уже бывало. Чем-чем, а стабильностью результата он не отличался.
Но разглядывал его Люциус совсем не для того, чтобы предугадать исход игры. Просто очень уж не хотелось переводить взгляд на синие точки, носившиеся над полем. Но пришлось: в его сторону полетел квофл. Люциус перехватил его и отправил Фреду Забини, наперерез которому тут же метнулась синяя молния. Охотники столкнулись и разлетелись с улыбками. Фред успел перекинуть мяч Дэвису и еще раз улыбнулся охотнику Когтеврана. Раньше Люциуса, как и других, забавляло, когда на поле сталкивались два «четвертых» номера обеих команд с одинаковыми фамилиями на спинах. Это была, пожалуй, самая корректная борьба с участием слизеринского игрока. Фрида улыбнулась брату в ответ и метнулась в сторону направленной ей передачи. Она вышла один на один с вратарем и сильно пробила. Сильно, но мимо, и, не взглянув на Люциуса, полетела к центру. По правде говоря, он не был уверен, что смог бы взять этот мяч, лети тот в кольцо. Все его мысли были направлены в одно русло. За что? Вопрос, как всегда, улетел в космос и остался без ответа.
Люциус с тоской зацепился взглядом за фамилию на мантии этой странной девушки с невозможно-зелеными глазами. В этот момент он видел лишь ее и слишком поздно заметил другого игрока, летящего к его кольцам. Попытку броситься наперерез летящему мячу решительно остановил бладжер соперника. Кажется, в прошлый раз Люциус рассуждал о гуманности других загонщиков и неприкосновенности слизеринского вратаря? Что ж, все течет, все меняется. Закончить мысль он не успел: мир качнулся и опрокинул светловолосого юношу в холодную черноту.
Открыв глаза, Люциус не сразу понял, где находится. Он лежал на снегу и видел ярко-синее небо. Странно… почему-то раньше оно было серым. Пять секунд ушло на то, чтобы признать в «ярко-синем небе» мантию игрока сборной Когтеврана. Люциус попытался повернуться, и голову пронзила острая боль; он невольно застонал.
— Тихо, не шевелись, — послышался знакомый и такой успокаивающий голос.
Люциус открыл глаза и утонул в двух зеленый озерах.
— Привет, — прохрипел он.
В этот миг он заметил вокруг бурную деятельность. Появилась мадам Помфри, Фриду оттеснили в сторону, а Люциуса вновь стала накрывать чернота.
«Это потому, что она ушла. Без нее всегда темно», — успел подумать он и впал в забытье.
Очнулся Люциус уже в лазарете. Было пусто и прохладно. Он повыше натянул на себя одеяло. Голова отчаянно болела, но комната постепенно перестала вращаться. Спустя пару минут послышался шум отодвигаемой ширмы и…
Как она была красива. Ради этого момента он бы сам с готовностью спрыгнул с метлы.
— Ты уже очнулся? — с улыбкой спросила девушка.
— Да!
— Как себя чувствуешь? Мадам Помфри сказала, что все будет хорошо, но я тайком пробралась сюда.
— Тебя могли увидеть. Не стоило.
— Хочешь, чтобы я ушла?
— Ни за что!
Наступила неловкая пауза. Фрида сидела на стульчике перед кроватью и теребила рукава своего сине-белого свитера.
— Ты здорово выглядишь, как всегда… — произнес юноша.
— Спасибо. Как Нарцисса?
Люциус отвернулся, несмотря на острую боль.
— Я спрашиваю, потому что ты мне дорог.
— Тогда спроси, как я? — проговорил он поворачиваясь. — Мне плохо без тебя. Я…
— Люциус. В последний раз я наговорила глупостей. Ты прав. Ты исполняешь волю отца. Так и должно быть.
— А что, если я не хочу так?
— Прости, мне пора. Поправляйся.
С этими словами девушка резко встала и двинулась к выходу.
— Фрида… Фрида!
Люциус дернулся за ней, но тут же, словно подрезанный, свалился на подушки. В глазах странно защипало. Он яростно моргнул. Почему-то его не оставляла мысль, что Фрида хотела ответить что-то совсем другое.
Люциус уставился в равнодушный потолок лазарета.
«Если у меня когда-нибудь будет сын, я ни за что так не поступлю. Я спрошу о его чувствах, о его желаниях. Я никогда не сломаю жизнь своему сыну».
Так думал семнадцатилетний Люциус Малфой, еще не зная, что пройдет два года, и у него и вправду появится сын. И станет впору вспомнить эту клятву, данную самому себе в лазарете Хогвартса. Но вот не вспомнит… и лишит своего сына детства, потому что его сын внезапно окажется способным противостоять отцу, что самому Люциусу сделать так и не удалось. Люциус перенял у отца, что непокорных нужно ломать. У его сына появится другой девиз — тот будет уверен, что ломать нужно клетки. В этом и будет разница между отцом и сыном, и в этом будет их трагедия.
Впрочем, сейчас Люциус свято верил, что исполнит это обещание и сделает своего сына счастливым. Потому что ему было плохо, потому что эта безликая ширма только что скрыла от него самого дорогого человека. Она ушла, и это было страшно. Она любила, но все же ушла, и это было неправильно.
Ширма снова отодвинулась, Люциус вышел из оцепенения. Он с безумной надеждой уставился на вошедшую девушку и понял, что глупо надеяться на повторение чуда.
— Привет, — сказала Нарцисса с улыбкой, — ты как?
— Нормально…
— Я принесла тебе бутерброды.
— Спасибо, я не голоден, — он усмехнулся. — Входишь в роль прилежной жены?
Если он хотел ее задеть, то потерпел неудачу. Девушка лишь спокойно улыбнулась.
— Стараюсь.
Откуда ему было знать, что как раз это с сегодняшнего дня она и решила делать. Потому что ничего больше не осталось.
— Ко мне приходила Фрида Забини, — зачем-то сказал Люциус. Просто очень уж хотелось задеть эту хладнокровную и спокойную красоту.
— Я знаю. Мы встретились в коридоре.
Опять не вышло.
— Я устал, — буркнул Люциус.
— Хорошо. Если что-то понадобится, передай записку. Поправляйся.
Она поднялась со стула и, поправив ему подушку, стремительно вышла.
Люциуса разобрала злость. Странно. Разве он не мечтал о красивой и покорной жене? Все благопристойно и предсказуемо, на зависть всем чистокровным семьям. Нет! Он готов был жить с непредсказуемым кошмаром, лишь бы это явление семейной жизни носило имя Фриды Забини.
*
Нарцисса молча шла по пустым коридорам Хогвартса и ничего не видела вокруг. Она решилась. Она забудет его и станет хорошей женой. Решение принято. Вот только легче не становится. Ноги сами привели девушку в музыкальную гостиную. Этой комнатой пользовались, когда душе хотелось чего-то светлого. Сквозь огромное, во всю стену, окно лился солнечный свет ясного морозного дня. Вдоль левой стены в несколько ярусов располагались места для зрителей. Иногда здесь устраивали небольшие домашние концерты. Все необходимые инструменты сюда приносили, за исключением одного. В центре большой комнаты всегда стоял старинный заколдованный рояль. Он никогда не смолкал. Говорили, что уже больше тысячи лет звуки его удивительных мелодий отражались от стен этой комнаты, заставляя многие поколения студентов вслушиваться в них и узнавать звучание своих сердец. Его создала Кандида Когтевран. Она считала, что музыка способна растопить злобу и зависть в юных сердцах. Как знать, может быть, посещение этой комнаты предотвратило не одну трагедию за долгие десять веков.
Нарцисса подошла к резному роялю. Она знала, что стоит коснуться клавиш, и мелодия смолкнет в ожидании продолжения от рук музыканта, рискнувшего поспорить со звуками Вечности. Девушка присела на мягкий пуфик с изогнутыми ножками и коснулась клавиш холодными пальцами. Секунду подумала, а потом заиграла.
С детства ее учили музыке и наперебой твердили: у девочки редкий дар передавать невообразимые эмоции. Нарцисса не слишком обращала внимания на похвалу. Она была талантлива и, как часто бывает с талантливыми людьми, талантлива во всем: от верховой езды до вышивания крестиком, от разведения роз до рисования. Нарциссе все давалось с легкостью, поэтому ее сердце не привязывалось надолго ни к одному из детских увлечений. Кроме него. И сейчас, думая об этом своем детском капризе, солнечной радости и грозовом кошмаре всей ее жизни, она играла так, как, наверное, никогда не играла ни до, ни после этого дня. Просто сейчас она понимала о чем играет и что в эти минуты передает миру с помощью старинного рояля. Звуки лились несмолкаемым потоком: сталкивались где-то под потолком, отражались от старых безликих стен, с легким звоном отлетали от оконного стекла, наполняя эту комнату жизнью и тоской юного сердца. Когда выплеснулось все, что накопилось в душе, Нарцисса посмотрела на свои руки, словно не веря, что это была ее музыка, мелодия ее жизни. В наступившей тишине резко прозвучали негромкие аплодисменты. Девушка обернулась. В дверях, прислонившись спиной к косяку, стоял Ремус Люпин.