- Это, смотря, как вы реагируете на холод. У нас всегда настежь открыто окно. Бабушка, что лежала на кровати, которую застилают для вас, была очень недовольна этим, - помолчав, она вывела из всего сказанного предупредительное резюме: - Мы конфликтов не любим.
Надо было понимать, что под словом «мы» она подразумевала их двоих, с толстой. Но позже я поняла, что это было волеизъявлением только толстой.
Одна из следующих новоселов оказалась измученная так называемым сердечным кашлем, а потому согбенная, жалкая женщина, которую положили в одном ряду между мной и толстой. Долго лежать ей не удавалось, приходилось садиться и сплевывать липкую противную слизь, выделяющуюся при кашле, в баночку, которую она закрывала завинчивающейся крышкой Ослабленная, она потела и потому мерзла под открытым окном. К тому времени палата заполнилась больными, одна из которых с температурой под сорок. Конфликты, которых так не хотели старожилы палаты, не возникали, все потихонечку осваивались. Однако утром, измученная кашлем, моя соседка в ряду попросила закрыть окно. Никто не отреагировал. Тогда она встала и прикрыла окно. Это, как мне показалось, тоже осталось не замеченным. Но я ошиблась. Через несколько минут, когда разразился следующий приступ кашля, на середину комнаты выскочила подруга толстой. Глаза ее, казалось, готовы были вывалиться из орбит. Широко жестикулируя руками, она выбросила такой пар, что и любителям жарких бань стало бы душно. Она обвиняла кашляющую в полном бескультурии, несоблюдении элементарных правил общежития. Она говорила, что терпеть ее плевки уже просто невмоготу.
Только тут я заметила, что толстая оказалась сидящей в противоположном углу, возле кровати своей напарницы. Это и послужило сигналом для всей театрализованной тирады пучеглазой.
Все молчали. Тогда я решила заступиться за больную. Объяснила, что она не в силах, что-либо изменить. Это обязанность больницы предоставлять подобным больным одиночные палаты. Пучеглазая перекинулась было на меня, но не найдя, чем отпарировать моим доводам, замолчала.
Однако этим дело не кончилось. Толстая не оставляла свой новый пост, и нападки продолжились, только еще напористее. Моя соседка приглушенным голосом взмолилась передо мной, чтобы я на правах самой старшей по возрасту заступилась за нее. Да, я могла бы, я даже обязана была это сделать, но вместо этого посоветовала ей самой постоять за себя, вот я же нашла для себя выход – сижу на кровати, укутавшись. Молодая женщина из второго ряда кроватей, весьма набожная, ухитряющаяся совершать намаз даже в условиях палаты, видно, тоже чувствуя свою вину, спросила у меня, не осуждает ли пострадавшая ее, за то, что не заступилась. Мы обе понимали, что, заботясь о своем покое, своим молчанием стали соучастниками этих нападок. Вот она высота человеческой искренности, не в пример собачьей. Не вступилась я за мою соседку, которая весь день провела где то в коридоре вместе со своей баночкой, и тогда, когда ее стали обвинять, что кашляет ночью, не давая спать, хотя была потрясена бесстыдством такого упрека - что же и ночью ей уходить в коридор?
Я осуждала других, но не себя. Почему не заступилась? Ну, не равнодушием же это было. Может, ощущала свое бессилие, все равно ничего не изменить? Вспомнилась собака. Нашего псенка выгуливала внучка на улице без поводка. Завидев огромную собаку, псенок с лаем рванулся к ней. Этой огромной собаке достаточно было схватить нашего малыша поперек тела и тряхнуть, как это делают они всегда, наш песик упал бы замертво из-за переломленного хребта. Но… он, разумеется, не думал об этом, он защищал хозяйку. Он выполнял свой долг. Долг друга. Бесстрашие стало его козырем. Огромная собака позорно ретировалась. Как обнажал псенок сейчас порок моей души!
Часто задумывалась я о том, каким должен быть друг и однажды наткнулась на определение этого качества в Библии. Оно гласит так: «Настоящий друг любит во всякое время, он брат, рожденный на время бедствия».
Неприятно, больно было сознаваться самой себе, что в палате я позорно заботилась только о своем покое. Больно, но от себя не убежишь.
Глава 4
Потребность в друге у человека огромна. Правда, многие люди награждают этим титулом легкомысленно кого угодно, совершенно не задумываясь о высоком значении его. Потому безболезненно расстаются, когда обнаруживают ошибку в выборе. И снова ищут, кому бы приклеить этот титул. И я не переставала искать друга. Может быть, поэтому рука потянулась к Библии. Хотелось осмыслить, кем являешься сам, каково твое назначение в человеческом обществе, чем обязан себе подобным и чего ждать от них, да и вообще для чего живешь. Интуитивно я надеялась найти ответы на свои вопросы именно в этой книге, ведь не зря же она называется Священным Писанием. Ну, как обычно, что ищешь, то и найдешь. «Люби ближнего своего, как самого себя», - вычитала я в этой книге. Звучит красиво, но мыслимо ли это? В себе-то не уверен, а чужая душа вовсе - потемки. Интересно, что собака по этому поводу совсем не размышляет. Она просто любит. Она ласкается, уверенная, что тоже любима. Даже, когда хозяин ее ругает, она лижет ему руку. Нет, это не раболепие, собака понимает, если ругают, значит где-то провинилась и просит прощения, доказывая, что не хотела обижать, просто так получилось.
Человек – эгоист. Он может требовать от другого то, чего сам ему не дает. В молодости жизнь столкнула меня с одной женщиной. Беременная, брошенная мужем, бездомная, она потянулась ко мне, нуждаясь в поддержке. Женщина совершенно не импонировала мне, однако ее желание найти во мне подругу нашло отклик сердца. Но однажды мое сердце отторгло ее с той же готовностью, что и приняло. Мы шли по улице. Днем. На тротуаре стояла группа парней. Они были то ли пьяны, толи наколоты. Когда мы поравнялись, парни схватили мою спутницу и стали бросать ее из рук в руки. Беременную. Я ринулась в толпу, крикнув: «Беги!» и тут же сама превратилась в перекидной мяч. Только, как мне показалось, игроки стали еще азартнее. Наконец, наигравшись, они потеряли ко мне всякий интерес и совершенно опьяневшую от головокружения вытолкнули меня из круга. А ведь могло быть еще хуже. Не помню, как добралась до дому. Спасенная мной спокойно сидела у стола, за чаем. Ведь она могла попросить помощи у прохожих, постучать, наконец, кому-то в окно, но оставить меня вот так на произвол судьбы! Такой дружбы как-то не захотелось.
Мой преклонный возраст пытается сейчас обвинить меня в максимализме, мол, сыграть здесь роль мог вполне естественный в положении той женщины страх. Она беременна. Можно было бы это простить, что тоже входит в нормативы настоящей дружбы. Я простила ее, но в подруги не приняла.
Говорю, что простила. А умела ли я прощать? И как это прощать? Да, сохраняла нормальные взаимоотношения, отзывалась на зов помочь, но сердцем этот человек навсегда был отторгнут.
Все обиды, нанесенные мне по жизни кем-либо, оставались жить в глубине моего сердца. Немудрено, что сердце больное. Да и вообще известно, что возникновение болезни у человека связано с его характером. У злого человека, как правило, больна печень, его даже называют желчным, а у нервозного – язва желудка. Если бы люди задумывались над этим и проводили такую аналогию, непременно поработали бы над собой.
Легко сказать, поработали бы над собой. Для этого человеку нужны критерии, на которые он мог бы опираться. А где их взять, ведь у каждого человека свое субъективное понимание хорошего и плохого. Кто может быть советчиком? Интересно как судит об этом Библия: «Относись к человеку так, как хотелось бы, чтобы он относился к тебе». Вот, где, оказывается, «собака зарыта», а для меня мое собственное «эго» всегда было важнее. Может в этом причина, что я прожила без друга? Наверное, хорошие друзья достаются тем, кто сам умеет быть хорошим другом.
Горько сознавать, что именно эта причина чуть не разрушила нашу семью. Меня не устраивал зять. Меня, а не мою дочь. Навалившиеся болезни все больше и больше ослабляли меня. Справляться по хозяйству я уже не могла. Конечно, можно было мирно сказать зятю об этом. А я поднимала скандалы. Грубо, часто, нестерпимо. Обиду подогревало равнодушное молчание дочери. Видя мою заботу о себе, они не отвечали взаимностью. Судя по Библии это мое упущение, это я должна была наставлять детей, но мудрому совету Бога никогда не подчинялась. Я чувствовала, как с каждым днем теряю уважение домочадцев, тогда как хотела любви. И тогда я взмолилась Богу, чтобы он изменил ту ситуацию, в которую я попала и уже не знала выхода из нее. Не понимала я, что Бог, может быть, специально и допустил такую ситуацию, чтобы я разобралась в себе, а не искала причину в других. А разобравшись, постаралась изменить себя.
Вскоре ситуация настолько усугубилась, что причина моего некомфортного положения в семье обнажилась сама собой, я тяжело заболела. На фоне сердечной недостаточности началась водянка. Отнялись ноги. Вдоль по лимфатическим ветвям открылись язвочки, из которых текла вода, вызывая страшный зуд. К стыду медицины, облегчить мое состояние в больнице не могли. Обезболивающие средства зуд не снимали, а лишь одурманивали меня. И вот тогда мой зять принес в больницу «деревянное масло», жутко вонючее, но снимающее зуд. Это средство народное, его добывают, сжигая бумагу, долго и терпеливо по капелюшке. Мой любознательный зять где-то почерпнул это и хранил в памяти до поры. И вот теперь воспользовался. Когда я выписалась из больницы, зять устраивал мне соленые ванны. Язвочки затянулись. Вот тогда я и поняла, кто окружает меня в доме.
Сделала ли я выводы? Увы, характер трудно переломить. Можно изменить понимание.
В моем случае, когда я уже потеряла авторитет в семье, когда досадила всех своими придирками, ворчанием, грубостью, наладить что-либо много труднее. Ко мне относились подчеркнуто хорошо, но именно подчеркнуто и в этом не было любви. А я нуждалась в ней. А я без любви не могла. Однако, насильно мил не будешь. Безвыходность моего положения стала очевидной. Хотелось кричать, хотелось рыдать, хотелось выть! Вот тогда-то мне и попался на глаза стих из Библии: «Может ли женщина забыть о своем грудном ребенке и не пожалеть сына своей утробы. Даже она может забыть, но я не забуду тебя». Это говорил Бог. Я читала этот крохотный текст из Библии снова и снова. И плакала, но теперь уже от счастья. Я нашла друга, которого искала всю жизнь.
ЖЕРТВУЯ РАДИ СЧАСТЬЯ
Есть два дня, когда вы ничего не можете сделать:
один - это вчера, другой - это завтра.
А сегодня – прекрасный день, чтобы сделать
все возможное для своей мечты.
(Автор не известен)
Один миг. Он вынес из дома счастье, развеял его по ветру, да так, что уже не соберешь, не склеишь. Егоровна сидела в темноте на своей кровати и плакала. Вот уже год не просыхали ее глаза. Плакать она могла только ночью, а днем ни-ни, сердце в комочек и улыбка на губах. Она, ее улыбка, была единственным бальзамом для трех внучат, которые потеряли маму. Дочь Егоровны погибла в дорожной катастрофе. Дети совсем малы, что-то будет с ними? Отец их, еще совсем молодой мужчина, конечно, женится. Каково будет малышам, взлелеянным ласковой матерью жить с мачехой? И кто знает, какой она будет. Пусть даже, хорошей, все равно чужой. Неужели боль утери матери еще может усугубиться появлением в семье чужой женщины?
Егоровна, понимала, изменить ничего невозможно. Хуже всего то, что семья дочери жила в ее доме, в доме, Егоровны, и, если зять теперь женится, он создаст свой очаг. Он уведет детей. Вырвет их из рук, которые вынянчили. Но даже не это главное, она, бабушка, была для детей олицетворением их матери. Конечно, заменить мать невозможно, но только она, бабушка, для них сейчас была ближе всех. Прошел год со дня гибели дочери, тревога Егоровны возрастала. Начнется время перемен.
Всю ночь Егоровна не сомкнула глаз, а утром умылась, взглянула на себя в зеркало, что висело у раковины, поправила прядь седых волос и улыбнулась. Глубокой такой улыбкой, ясной, что даже глаза засверкали. Они у нее большие открытые и ласковые. На кухне, надев фартук, принялась накрывать на стол, сейчас сюда войдет зять, ему пора на работу.
- Доброе утро, Егоровна! - Так звал он ее с первого дня знакомства. Так представила ее почему-то дочь. Зять всегда был приветлив, весел, дом оживал с его приходом. С ним было легко общаться. Зять работал бригадиром на стройке и был в большой дружбе со всей бригадой. Егоровна знала каждого в ней поименно. Она хлебосольная по натуре часто угощала их своими изумительными пирогами.
Сегодня Егоровна вела себя как-то непривычно, и зять выжидательный уставился на нее, - вы что-то хотите спросить?
- Нет, не спросить хочу, а сказать. Хватит тебе бобылем ходить. Молод ты еще, чтобы печалью ноги свои спутывать. Женись! Детям мать найди, себе жену, мне помощницу. Стара я уже управляться по хозяйству. Дому женский пригляд нужен.
Голос Егоровны был сухой и суровый. Зять всегда находчивый и словоохотливый растерялся. К такому предложению он не был готов. Он любил свою жену и, хотя с горем вечно обниматься не хотелось, привести новую женщину в дом, где все напоминает подругу юности, было слишком. Шумно проглотив слюну, мужчина промолчал. Сославшись на отсутствие аппетита, спешно ушел.
Дни сменяли друг друга, все, казалось, шло по-прежнему, только зять стал каким-то молчаливым и потому чужим. Егоровна предполагала другой исход разговора с зятем, а оно вон как обернулось. Отчуждаться стал. Не принял предложение. Видно, есть у него уже женщина, и не соглашается она идти в дом бывшей жены. Оно и понятно. Не упрекнешь ее за это. Кому охота делить мужа с его воспоминаниями о прежней любви. Ведь здесь все напоминает о ней. Кому, как не Егоровне, понять это. Ведь ей самой, что нож к горлу – представить другую женщину на месте своей дочери. Но невыразимой болью своего сердца она готова была ежедневно жертвовать ради детей, ради того, чтобы не лишить их родного дома, где даже стены помнят, как они были счастливы со своей мамой.
Прежнего не вернешь. Но завтра можно опоздать, потому что опередят события, развернутые другими. Завтра все может сложиться так, что изменить что-либо уже будет трудно, или вовсе невозможно. Только сегодня, сейчас еще есть крохотная надежда сделать шаг навстречу счастью. И Егоровна не должна упустить такую возможность. Вечером, уложив детей спать, она пошла к зятю, который сидел в зале у телевизора. Он приветствовал ее и пригласил присесть рядом с собой.
- Я пришла к тебе с просьбой.
- Пожалуйста, я весь – внимание! Чем смогу. – Подчеркнутый интерес зятя почему-то конфузил Егоровну, а не располагал к разговору, с которым пришла. Она неожиданно для себя сухо предложила:
- У тебя, возможно, уже есть на примете женщина, которую можно выбрать для жизни, – Егоровна чувствовала, что говорит совсем не то и не так, как хотела, но обуздать свои чувства не могла. Разум и сердце не контактировали. – Я вот хотела предложить тебе, чтобы ты пригласил ее к нам, познакомил…- она помолчала. И вдруг… упала перед ним на колени, вскричав: - Сынок!
Зять соскочил с места, подхватил ее и поднял.
- Егоровна, что вы!
- Сынок, - продолжала она в пылу, - я буду матерью ей, я сумею полюбить ее, я сделаю все, чтобы семья наша была счастливой, только не разлучай меня с детьми! - в бессилии она тяжело положила обе руки ему на грудь. Он обнял ее, прижался губами к ее седой голове.
- Мама! У нас все будет хорошо, спасибо вам!
МОЛИСЬ ЗА ВРАГА
Если ты ненавидишь, значит
тебя победили.
(Конфуций)
Мне трудно было принять наставление Бога: « Молись за врага своего».
Неужели есть такие люди, которые способны молиться за врага? Читала в Библии, что Иисус перед смертью просил Бога простить своих мучителей, мол, не понимают, что делают. Но эта высшая материя, мне кажется, не свойственна простому смертному. Мою дочь в пьяном угаре убил ее муж, оставив сиротками двух малюток. Могу ли я это простить? Потерять единственную дочь, смотреть на двух круглых сироток, не зная как быть мне при моем совершенно хилом здоровье и при этом молиться за врага своего? Нет, это было сверх моих сил. Я ненавидела зятя, я не желала ему ничего хорошего и очень надеялась, что Бог покарает его. Чтобы не омрачать свою и без того мрачную жизнь, я постаралась не думать, не вспоминать о нем. Силы нужны были для того, чтобы воспитывать внуков. Я не отдала их в приют, они - это все, что у меня было, это все, что украшало мою жизнь. Горькая, но ягода.