Однажды дети забежали с улицы с криком: - «Бабушка, это правда, что нашу маму убил папа?», - я растерялась, что ответить? Мне не хотелось отягощать сердца детей такой страшной правдой. Каждый ребенок склонен думать, что его папа и мама - самые лучшие на свете. Разве можно было у детей и без того лишенных родителей, отнять еще и любовь к ним? Сказать, что их отец – убийца! И не просто убийца, а человек, отнявший у них мать! Я пошла на обман – из двух зол – меньшее. Пусть мои внуки лучше ненавидят тех, кто принес им жуткую весть. Это достойно кары.
Только уже взрослым внукам я открыла страшную правду. И тогда я впервые посоветовала им не таить в сердце зло, потому что от этого будет только больнее. Посоветовала простить отца, хотя сама так и не простила зятя. Мой совет детям не был притворством, не был игрой. Потому что я хотела, чтобы они были мудрее, чем я. Ведь я хорошо понимала, как великодушно прощает Бог нам грехи, которые совершаем постоянно. Как можно надеяться на прощение, если сам не прощаешь? Понимала, но не сумела простить.
Однажды услышала, что мой зять освободился из тюрьмы. Сказали, что бомжит и пьянствует. Но детям не стала говорить об этом. У меня не было жалости к нему, не было сочувствия, все по заслугам. А не заводила разговор с внуками о нем, потому что боялась, что не сумею сдержать эмоции и наговорю недопустимое. Сообщили моим внукам об их отце другие, те в чьем сердце кипит гниль. Я постаралась спокойно ответить, что слышала об этом и ушла от разговора. Дети не настаивали, мы научились уважать чувства друг друга.
Шло время, мои внуки получили среднее специальное образование. Девочка стала медицинской сестрой, парень – геологом. Хотя в наше время не имеющим опыта, удержаться на работе невозможно, мои внуки зарекомендовали себя трудолюбивыми. Внук, работая в крупной кампании, очень скоро накопил деньги и купил квартиру. Я радовалась. Хороших ребят воспитала, гордиться можно.
Знала, что внук собирается жениться. Молодец, что сначала подготовился к семейной жизни, не спешил. И вдруг однажды мой внук оглушил меня вестью:
- Бабушка, я решил взять к себе отца, что же он будет бездомным на старости лет. Как ты на это смотришь?
Сердце резанула боль. Убийцу моей дочери! Человека, который осиротил вас! Взять в благоустроенную квартиру на бесплатные харчи! Да в уме ли ты? – вскричало мое сердце.
Очнулась, лежащей в постели. Надо мной склонилась врач. Она поинтересовалась, что случилось, что привело к обмороку. Я улыбнулась, сказав, что так бывает, слаба здоровьем.
Позже я порадовалась, что потеряла сознание, не успев выпалить те обидные слова, что были в сердце. Несмотря на всю мою ненависть к убийце моей дочери, я гордилась решением внука. Он был чище меня. Он был выше меня. Не пропали зря мои беседы о Божьих наставлениях. Дети были лишены родительского воспитания и тогда, в жарких молитвах, я просила Бога помочь мне вырастить внуков достойными людьми. Я просила Бога, чтобы он научил их любить. Ведь любовь побеждает зло. Сегодня увидела ответ на свои молитвы
- А девушка твоя как отреагирует на то, что с вами будет жить твой отец? – спросила я внука, не награждая отца эпитетами.
- Не сомневайся, бабуля, я выбрал вам хорошую невестку. Она умеет ценить сыновний долг. Мы не судьи своим родителям, ты сама говорила так. Я никогда не забуду наших вечеров за чтением Библии, не забуду мудрость твоих советов. А за папу давай молиться, вернем ему утерянное счастье! У нас все, бабуля, будет хорошо.
А я и не сомневаюсь, человек, чья любовь сильнее ненависти, победит зло. Если у него чувство долга перед отцом оказалось таким высоким, он на верном пути. И тогда смело могу сказать, что и я тоже не зря прожила жизнь. Я выполнила свой долг.
ПОДРАНОК
Месть – это обоюдное лезвие
меча, когда ты унижаешь врага,
ты уничтожаешь свою душу.
Конфуций
Мы, две бабушки, и отец новорожденного стояли под окном роддома огорошенные вестью, отправленной в записке роженицы, что ее и ребенка переводят в сомнительное отделение. Это пугало тем, что в том отделении могли быть и дети, и их мамы носителями различных заболеваний. Не понятна была и сама причина перевода. Я выразила желание обратиться к главному врачу и попросить его выписать мать и ребенка домой. Идея моя была подхвачена моими спутниками и одобрена. Только зять оговорил условие:
-К главврачу пойти надо, только пусть это сделает моя мама,- она выглядит авторитетнее.
Зять сказал это, как очевидное, само собой разумеющееся. Сказал без тени смущения и, наверное, не видя в своих словах ничего предосудительного. Его мать, действительно, моложавая без единой морщинки на лице, ухоженная женщина, внушительно впечатляла. Я раньше даже не задумывалась о том, как выгляжу. Как-то недосуг. Если сватья моя хвалилась, что прожила с мужем, не знаяпроблем, мне так жизнь не улыбнулась. Конечно, это не может быть оправданием. Для любой женщины безразличие к своей внешности не допустимо. Она создана Богом для украшения общества.
Хотя слова зятя покоробили меня, но в тот момент я безропотно покорилась - какая разница, кто пойдет на переговоры с главным врачом, важен был его результат.
Авторитетный вид ли, или бутылка с эфиром, которую пообещала сватья из своих запасов работницы лаборатории, но просьбу удовлетворили, и утром следующего дня я смогла взять на руки своего внука, своего долгожданного первенца.
Внук рос в моем доме, а значит, нянчила его я. Сватья была редкой гостей и, как правило, приходя, она критиковала все методы моего воспитания, даже то, что я убаюкиваю внука колыбельной песней и позже, что перед сном рассказываю сказки. Пришло время, все, лег и спи! Ей не нравилось, что трехлетнему ребенку я не даю иголку с ниткой. Она своего сына научила, и шить, и вышивать, и вязать, а этот будет неучем. Я считала, что перечисленные навыки больше подошли бы девочке, но говорить об этом не стала, она не любит возражений, а я не люблю обижать людей. Однако замечания сватьи угнетали меня.
Мой зять оказался из очень родовитой семьи. Если собрать всю его родню, она заняла бы небольшой городок. Родственников можно было найти в деревнях и городах от европейской окраины России до Дальнего Востока. Все они поддерживали наитеснейшую связь, и моя сватья дома бывала только наездами. Она любила гостить и смирила своего мужа с таким выбором бытия. Кроме того, она сумела создать свой незыблемый авторитет среди многочисленной родни, легко и непринужденно вмешивалась в быт каждой семьи. Направо и налево раздавала советы. Что интересно, пренебрегать ее советами, было не принято. Напротив, это было бы большой неосторожностью по той живучей ханжеско-обывательской причине, которую тонко подметил великий писатель Грибоедов: - «Что скажет Марья Алексевна!» Она могла бесцеремонно, будучи в гостях, сделать замечание подростку, что он отрывает для себя очень длинную ленту туалетной бумаги, чем вводила в краску не только парнишку, но и его маму. Каждое подобное замечание, либо свой совет она непременно рассказывала в других домах, очевидно, находя их мудрыми.
Авторитету моей сватьи послужили и некоторые ее сценические способности, она была конферансье в самодеятельном ансамбле своего города и пела. Родственники гордились этим и, чтобы поднять цену значимости своей родословной, не стеснялись преувеличить талант своей родственницы. Одним словом женщина умела себя любить. И умела себя подать.
Ее можно было остановить, если задаться целью, ей можно было не подчиняться. Однажды она, придя к нам, надела рабочий халат и стала засучивать рукава. Я спросила, что она собирается делать.
- Буду переставлять мебель в вашем зале, а то все, вроде, есть, а стоит непутево.
Ну, это, уже не укладывалось ни в какие рамки. Я впервые возразила:
- Сватья, ты пойди домой и переставляй свою мебель хоть по два раза на дню. А в моем доме все будет стоять так, как я поставила. - Слова мои были недопустимо резки.
Однако, не проявив никаких эмоций, она молча сняла халат. Она умела и проигрывать.
Я не вписывалась в знаменитую родословную моей сватьи, и как-то меня это не огорчало. Но однажды пришлось претерпеть такое унижение, что вряд ли кому удалось бы выдержать. Был праздник и традиционные гуляния на природе. Моя сватья вела концерт. Мне было поручено сторожить участочек на лесной полянке, где мы расположились отдыхать. Вдруг подошли две незнакомые женщины и представились родственниками моих сватов. Узнали от людей, что здесь место их отдыха. Что ж неудивительно, сватья - персона известная. Приехали на праздник из деревни. Я пригласила гостей расположиться на одеяле, расстеленном на траве, и стала хлопотать, чем бы их угостить. Тут подошли сваты. Все стали обниматься, поздравляя друг друга с праздником и, наконец, уселись кружком на одеяле, распечатали бутылку крепкой. Выпили, шумно болтая. Я стояла всеми забытая, в большой растерянности. И тут сватья вспомнила обо мне и объявила, указывая через плечо в мою сторону:
- Это наша сватья, - гости оглянулись на меня. Зависла очень неудобная пауза. Во взглядах гостей я прочитала:- «Если сватья, то почему она не в кругу с нами?» – и тут же хозяйка предложили отведать домашние пироги. Недоумение гостей затмилось предвкушением пирогов, и обо мне забыли. Я поспешно уходила, ощущая себя, либо пьяницей, которая способна под градусом дебоширить, либо обжорой, каких обычно не приглашают в застолье. Слезы душили меня.
По дороге меня догнали мои молодые. Справились, почему плачу. Дочь решила успокоить, мол, того не стоит. Зять не понял, что обидного в том, что произошло, и это меня совсем не удивило. Одного поля ягодка.
Мне хотелось при встрече выговорить сватье, объяснить, что ничем не заслужила такого унижения. Пусть бы не приглашали в застолье, но зачем так унизили, обратив внимание гостей на то, что стою изгоем. Однако объясняться не стала. Проглотила очередную пилюлю и промолчала.
Я хорошо знала, почему молчу, почему не заступлюсь за себя. Потому, что, боялась как-то навредить семье своей дочери. Сейчас так легко распадаются семьи.
Если бы я хотя бы предположила, что мое добровольное самоунижение как раз и приведет к беде. Меня унижали на глазах моих детей, на глазах моего внука. Это было больнее всего. Я уже не могла поднять планку самооценки, но упасть в глазах своего внука!..
Ребенок в корне не способен оценивать вклад бабушек, для него они обе родные, обе любимые, так и должно быть. Но сейчас моему мозгу было не до логичности. Мой враг должен быть и его врагом. Вопреки всем моим убеждениям, мне хотелось, чтобы ребенок знал разницу между нами. Знал, что та, другая бабушка, палец об палец не стукнула ради него. Она не перенесла бессонные ночи у постели слабого, болезненного ребенка. Она не сидела с ним рядом, когда он постигал азы науки. Она не уподоблялась ему в любом его возрасте, чтобы быть веселым компаньоном в играх. Она не учила его любить стихи, не учила разбираться в классической литературе и излагать свое отношение к ним в сочинениях. Она не водила его в балетную школу, в бассейн на плавание. Мне хотелось, чтобы он понимал, что ее подарки ему только кажутся ценными, потому, что она их редко дарит и умеет преподносить их с блеском и шармом. И главное, та, другая бабушка, в силу того, что редко видела внука, никогда не ругала и не наказывала его. А потому, когда бы ни приходила, он всегда встречал ее с большой радостью. А я, с моей строгостью, требовательностью, уходила на второй план или вернее сказать, вообще исчезала с поля зрения. Что же, все хорошее и должно, и нужно. Оно и не запоминается.
Зато обиды живучи. Когда бы та, другая бабушка, ни появлялась у нас, она будоражила мою душевную боль. Ворошила прошлые, незажившие раны и наносила новую, вызывая ревность и черную зависть. Уже неспособная контролировать свои эмоции, я начинала высказывать обиды внуку, сопровождая нелестными отзывами о бабушке. Внук стал мишенью для стрел моего израненного сердца.
Почему именно он? Самый родной, самый дорогой человек должен ответить за мои унижения? За мое рабское молчание? Почему! Это уже крик души. Но он вырвался слишком поздно. Находясь так долго в рабстве унижений, я предала себя. Почему бы не понять, что обижаться, это значит – обижать себя. Что унижаться – это значит унижать себя. Униженный и оскорбленный человек – это подранок. Подранок не здоров, болит, не заживает рана. А боль злит. Душевная боль – вдвойне. Известно, что встреча со зверем-подранком в лесу очень опасна. Он мстит. А месть – это не просто нападение. Это возмездие, которое может стать даже сладкой потребностью. Она несет страшную разрушительную энергию.
Когда и какую рану я нанесла внуку, я не знаю, потому что мститель безрассуден. Между нами встала стена. Непостижимо для меня высокая. Мы не враги, но уже и не друзья. Если бы он знал, что потеряла я! Нет, боль ребенка сильна, как и любовь его. Вряд ли он сможет простить. И все же я ошибаюсь, простить-то он сможет. Не рухнет стена, воздвигнутая мной.
Какой мелочью кажутся мне теперь те обиды, которые мучили меня. Отнимали покой. Сеяли в сердце зло. Требовали мести. Убивали во мне человека. Как могла во мне зародиться потребность мести? Просто я всегда знала себе цену. Она была заслужено высокой. Я уважала себя. А тут нашелся человек, который подмял меня своим невежеством, как медведь подминает своим весом.
Доведенная до отчаяния и не найдя выхода, я невольно подняла руки к небу. Там, в вышине, есть тот, кто меня поймет. Где-то в глубине моего мозга записано это. Видно, на тот случай и записано, когда сам уже ничего не сможешь решить. - «Боже! На тебя уповаю. Выведи меня из заблуждений. Помоги вернуть утраченную любовь, ведь без нее я не человек. Не дай злу восторжествовать над добром!».
Я уснула глубоким сном, как много лет уж не спала. И утро было бодрящим и ласковым.
ПАРАДОКСЫ ЛЮБВИ
Каким ты дом построишь,
Таким ему и быть.
Как сам себя настроишь,
Так сам и будешь жить.
Автор неизвестен
Детей у Сони много. Сыновей из них трое. Так уж получилось, что всех троих родила в ночное ведро, спросонок не разобравшись, чего хочет: толи рожать, толи в туалет. Потуги разные бывают, дело-то не повседневное, не сразу разберешься. И поразмышлять потуги не дают, сиюминутных решений требуют. Шмяк об дно головой, вот и родился. Никаких мук, легко рожала Соня. Толи по этой причине, толи по какой другой, все трое сыновей пьяницами стали, все стремятся до дна рюмки достать. Сама она, конечно, не могла понять, почему они такими выросли, да особо и не задумывалась. Легко рожала, особых усилий и воспитанию не прикладывала. Родились да выросли. Правда, устала от них и одной заботой занялась - куда бы рассовать их, женить на ком угодно и с рук долой.
Результат не преминул сказаться. Снохи не радовали, понятно, «по Ваньке и шапка». Тут пошли внуки, только от одного сразу семеро. И все у бабушки. И впрямь за голову схватишься. Тут уж не до принципов воспитания, не до высокой морали, прокормить бы. Благо, Соня - женщина во всем успешная. Проворная, работящая, полон двор животинки: и корова тут с теленком, свинушка с большим выводком, бараны, специально для плова. Ну и птица разная: гуси, индюки, утки, куры. Да еще и огород со своими дарами. Встает Соня спозаранку, мало по хозяйству управиться надо, так ведь к завтраку блинов либо оладушек нажарит, а к ним, прогнав через сепаратор молоко, свежих сливок на стол поставит, творожка сварит. К тому же работала, как и все, на производстве. Все умела, все могла, одно плохо - не знала Соня, что счастье материнства зависит не только от количества детей в семье и даже не от того упитаны ли они, а от их разумения – для чего родились, чем полезны будут для людей и для себя. Сама не знала, супруг такой же и родителей у нее не было, чтобы подсказать, сиротой выросла. Правда, соседка пытается надоумить ее с Библией советоваться, мол, поучительная книга. Да куда там двумя руками отмахнулась – «сами с усами».