«Работники».
Не «рабочие».
Непривычно немного.
Хотя, конечно, с чисто рациональной точки зрения это вполне объяснимо: Герман и сам из «старейшин», из «рода лучших людей». И они тут всегда были на первых ролях: и до революции, естественно, и при советской власти.
И в наши, разумеется, дни.
Есть в этом какая-то трогательная старина.
Вот уж, действительно, время тут «горизонтально течет».
Нда…
…Выбрались из катеров, работники Германа вытолкали их подальше на берег, оттащив якоря еще дальше, к яру, да еще и закрепили их валунами: по радио передали плохой, ветреный прогноз, мог пойти знаменитый обский «вал».
Так что уж лучше так.
От греха.
Пообнимались по поводу долгожданной встречи.
Пыхтя, по деревянной лестнице, проложенной прямо по крутому склону, подняли шмотки наверх, к домикам, по дороге будучи совершенно безжалостно зализаны Германовыми добродушными лайками, Алмазом и Серышом.
Лай, переходящий в восторженный взвизг.
Уши торчком.
Хвосты бубликом.
Влажные черные носы тычутся в ладони: ну погладьте же вы меня!
Почешите за ушком!
Потрепите!
А может, давайте вообще поиграем?!
Ну вот совсем немного?!
Попрыгаем?!
Мы – за!
Серега даже на середине пути рюкзак сбросил, чтобы со старыми знакомыми потетешкаться: он единственный среди нас не только рыбак, но еще и охотник, и местные псы за это его особенно уважают.
Потом еще, правда, долго отплевывался, вытирая слюни со щек.
Ну да не беда.
Закинули сумки и рюкзаки в домики, распределились.
Я с Серегой и Василий Михайловичем, Ленчик с Гариком (Николай решительно сказал, что поскольку он тут коротко, на пару дней, то ночевать будет в хозяйском чуме, там «привольнее»).
Коротко распаковались, развесив по вбитым в стены вместо вешалок гвоздям и коронам лосиных рогов самое необходимое.
Быстренько переоделись из «походного» в «домашнее».
Переобулись, с наслаждением шевеля освободившимися пальцами ног, в легкие шлепанцы.
Разложили каждый по своему подоконнику «мыльно-дрочильные аппараты» и дружной гурьбой вывалились на улицу, к балагану, где Герман уже разделывал здоровенного муксуна под неизменную в таких случаях строганину.
Уважаемых гостей в этих краях ханты встречают только строганиной из «благородной рыбы».
А больше, простите, ничем.
Хотя в этот раз Герман еще и, памятуя наше уважение к данному виду продукта (местные его, фактически, совсем не едят), поставил на дощатый балаганный стол еще и эмалированную миску со свежепробитой малосольной икрой из попавшего, видимо, в сетку местного обского осетра.
Икра у него, конечно, помельче, чем у астраханского.
Да и куда менее вкусная.
Но, знаете ли, – все равно.
Свежачок-с.
С деревенским сливочным маслом.
Да под лимончик.
Красота…
Серега даже сразу и пару бутылочек беленькой прихватил, чтобы, что называется, потом два раза не вставать.
А я, хлопнув себя с досады по лбу, ускакал галопом обратно в домик, откуда появился уже с бутылочкой соевого соуса, васаби для строганины (местные ее едят просто макая в смесь соли с перцем, но нас как-то больше устраивает, признаться, японский вариант) и подарочным набором японских же керамических столовых ножей.
Для хозяина…
…Подарок Гере, слава Богу, понравился.
Попробовал каждый нож ногтем, поинтересовался, какой для чего именно, согласно покивал головой, когда я его предупредил, что режут-то они отлично, но хрупкие, и поэтому надо быть с ними поаккуратней.
Восхитился, когда узнал, что их вообще не надо точить.
А когда я еще сверху выложил и охотничий клинок доброй златоустовской ковки, так, несмотря на всю знаменитую выдержанность северных народов, даже забыв про строганину для дорогих гостей, чуть не затанцевал от восторга, тут же побежав в чум.
Во-первых, за «копеечкой» (по народной примете «дарить» ножи нельзя).
А во-вторых, за отдарками.
Мы его даже еле успокоили: «отдарки» дарить можно только при отъезде гостей, а мы еще вроде как даже и не расположились как следует.
Но было приятно.
Не скрою…
Разлили.
Причем – только себе: хозяева вообще не пьют.
Особенность северного организма.
Хантам – лучше даже и не начинать.
Раве что сам хозяин очень-очень редко, но все-таки позволяет себе маленькую рюмочку коньяка.
Нет.
Раньше-то он выпивал, художник все-таки, – да еще и счастливый, по местным меркам, организм, который понимал слово «мера».
Но потом стало сердечко прихватывать.
Пришлось даже лечь в больницу.
Прооперироваться, вставить искусственный клапан.
И теперь – если только совсем чуть-чуть.
Два раза по десять грамм, на самое донышко.
И все.
Гарик тем временем усердно мешал в небольшой пластмассовой мисочке соевый соус с васаби.
Он, молчаливый наш, как и все мы, грешные, тоже очень любит свежую сырую рыбу и, как большинство, предпочитает ее вкус соевым соусом «подчеркнуть».
Разлили.
Говорить доверили мне.
Я прокашлялся.
– Ну, – говорю, – люди мои дорогие. За «встречу» мы еще выпьем. А пока: есть такие места, куда хочется возвращаться. И люди, к которым хочется приезжать. За хозяев! И не только хозяев этого места, но за хозяев этой прекрасной земли. Ура, что ли?
– Ура! Ура!! Ура!!!
Смеемся.
Вообще-то – это наша жизнь, однако.
И живем мы ее – как хотим.
Как-то, простите, так…
…Гера кивает, чтобы ему тоже налили.
Капаем на самое донышко.
– Когда-то, – встает, – именно здесь были наши родовые земли, здесь стояли чумы людей нашего языка. Сейчас же во всем поселке найдется только пять-шесть стариков, знающих десяток слов на древнем остяцком наречии. Не, я не жалуюсь, вы не подумайте. Русский язык и богаче, и удобнее, и для меня он просто родной язык. Я не про это. Мы как-то смогли остаться хантами, став при этом вполне нормальными русскими. Я, хантыйский художник, сам долго жил и выставлялся в Москве. Я горжусь тем, что мой сын воевал русским снайпером в Чечне. И я очень рад и горд, что земля, помнящая чумы людей моего языка, видит моих гостей. Потому что это очень важно, меняясь, оставаться самими собой. Как это произошло с моим народом, как это происходит со всеми нами: каждый год, когда вы приезжаете, вы приезжаете немного другими, но все же прежними, как вода в этой великой реке. Она тоже каждый раз другая, но та же самая. И выпить я хочу не только за эту землю, где стояли чумы людей моего народа. А за всю большую землю, через которую течет эта река. За Россию. За наш общий дом, дорогие гости, за землю, где все мы хозяева. Как вы там говорите: ура?
– Ура! Ура!! Ура!!!
Выпиваем.
Растроганный Ленчик лезет целоваться с Германом.
Герман шутливо отбивается.
На них виснут Гарик с Серегой – почти что куча мала.
Довершая этот кавардак вокруг радостно скачут хозяйские лайки: лайкам нравится, когда люди играют, – значит, у них все хорошо.
А когда у людей все хорошо – тогда хорошо и собакам.
Так уж заведено.
Вася что-то радостно и яростно втолковывает своему брату Николаю, как я понимаю, уговаривает остаться подольше.
Я отхожу покурить.
Подальше от балагана.
Поближе к костерку, разложенному в стационарном, любовно обложенном камнями, уличном очаге.
Прикуриваю от уголька.
Затягиваюсь.
Над горизонтом висит низкое, вечернее солнце.
Скоро оно ненадолго закатится за горизонт и настанет «серая ночь», волшебное короткое время, в которое даже жалко спать, потому что очень хорошо у костра.
– Мечтаешь, Валерьяныч?
Гера.
Выбрался из кучи-малы, значит.
Молодец.
Я жму плечами.
– А можно, – смеюсь, – я не буду в десятый раз за день рассказывать, как мне здесь у тебя хорошо?
Он подхватывает мой смешок: дробно, негромко.
Северно.
Я несильно хлопаю его по плечу, приобнимая.
– А кстати, Женька что не приехал? – интересуюсь.
Женька – это его сын.
Старший.
Тот самый, который «воевал снайпером в Чечне».
Он же – директор и номинальный хозяин базы, потому что реальный хозяин, безусловно, его отец. И мой постоянный егерь во всех поездках сюда: очень такой продуманный и основательный парень.
В лодке с ним – хорошо.
Гера кивает.
Он всегда так кивает, и не поймешь, то ли соглашается, то ли что-то хочет сказать.
– Будет, будет твой Женька, – продолжает дробно смеяться. – Не переживай. Он на неделе на охоту ходил, сохатого завалил, по лицензии. А сюда мяса привезти забыл. Вот, поехал в поселок. Мяса привезет. Печень привезет. Будем у костра сидеть, лосятину кушать, разговоры разговаривать. Хорошо?
Я откидываю голову.
Затягиваюсь сигаретой.
Выдыхаю в стылое небо легкий фиолетовый дым.
Облака, кстати, растащило напрочь.
Севера…
Если так и будет продолжаться, то, когда солнце все-таки закатится за горизонт, то станут видны те самые далекие звезды севера, о которых сегодня так здорово говорил Васин брат Николай.
– Конечно, – говорю, – хорошо, Гера. И ты даже не представляешь себе, насколько это по-настоящему хорошо…
Глава 6
…А вот утром, мягко говоря, было уже совсем «не хорошо».
Более того.
Если б меня Женька с утра пораньше не разбудил, я б до обеда минимум точно бы не проснулся.
Да и когда разбудил, тоже вставать не хотелось, честно говоря…
Но выполз.
Потянулся, глядя на необъятный обский простор, начинающийся сразу за обрывом, метрах в ста от бревенчатого домика, где мы ночевали.
Продышался слегка студеным сибирским ветерком.
Почистил зубы.
Преодолевая отвращение к себе вчерашнему, умылся холодной родниковой водой.
Залил кипятком две чайные ложки растворимого кофе без сахара в солдатской эмалированной кружке, доковылял до балагана, присоединился там к Женьке, раскуривающему первую утреннюю сигарету.
Прикурил.
– Здорова, – говорю.
– Привет, – усмехается. – Что же вы вчера меня с лосятиной-то так и не дождались? Приехал, – так, однако, только храп богатырский отовсюду. А я старался, понимаешь, в красном вине мариновал, чтобы жесткость отбить…
Я хмыкаю.
– Ты бы, – щурюсь в ответ, – еще под утро приехал. Понятно же, люди весь день в катере, потом с батей твоим, под строганину. Вот. Не выдержали. Ничего страшного, сегодня вечером твою лосятину оприходуем, с удовольствием. А вообще – очень рад тебя видеть, если совсем честно, старик…
– Да я тоже, – улыбается широко, протягивая ладонь для приветствия. – На нельму сегодня пойдем? Или проставухами под налима с берега ограничимся? А то – так-то ветерок на воде, на стремнине вообще барашки по волнам гуляют.
Я фыркаю, возмущенно.
– Конечно, пойдем! Ты как, кстати, на разведку по ней не вылезал еще?
Женька недовольно морщится.
– Да ходил мало-мало, два дня назад. Пусто пока. За весь день две мелких поклевки, одна на кило, другая чуть побольше, но спустил. Вот-вот пойти должна, но когда непонятно пока. Надо каждый день проверять…
Чтобы было понятно – нельма в этих местах «проходная».
Под осень заходит в реку с Обской губы.
Нет, есть и «жилая».
Но – мелкая.
Вкусная, конечно, но ловить ее не очень-то интересно. А трофейную – надо «выжидать», пока «пойдет».
Но уж если «пойдет»…
Попасть «на ход» – надежда любого «спортивного» рыболова.
Бывает, можно и «пятнашку», и «двадцатку» достать из студеной реки, – тут уж как кому повезет.
Мы пару раз на такой «ход» попадали, я чуть несколько спиннингов не сломал: нельма – рыба упорная.
Кстати.
Это даже очень хорошо, что она пока «не пошла», потому что именно попасть «на начало хода», когда вверх по течению поднимаются самые крупные экземпляры – именно в этом и состоит та самая «мечта любого уважающего себя рыбака».
Она тут, кстати, двумя-тремя «волнами» идет.
И самый лучший «ход», фактически, одновременно с ледоставом, где-то ближе к концу октября, но это уже совсем экстрим. Плюс – выбираться потом отсюда: на катере уже толком не пройдешь, а до «зимника» еще пока далеко.
Если только вертушкой рейсовой.
Сейчас – совсем другое дело.
Самое комфортное время для рыбалки и отдыха в этих благословенных местах: комар с гнусом уже, можно сказать, «отошли», в бору полно грибов и брусники, если дойти до кедровника можно шишек сколько угодно насобирать.
И пока – сравнительно тепло.
Днем – градусов десять-двенадцать, а то и все пятнадцать-семнадцать.
Ночью – да, могут и заморозки упасть.
Но это, простите, – фигня…
– Ладно, – киваю. – Пойдем сегодня, проверим. Когда надо выходить?
Женька смотрит на небо.
Думает.
– Да часам к одиннадцати, не раньше. Надо, чтобы в речке вода хотя бы на полградуса прогрелась. Выше по Оби дожди шли от нас, с севера. Вода холодная. Ну, что тебе говорить, сам знаешь. Сейчас позавтракай, да опохмелись мало-мало, потом иди, отдыхай. К одиннадцати разбужу, ближние гряды проверим. Если пошел «ход», после обеда на дальние точки пойдем. Если нет – поедем на Питляр, будем на щуку охотиться, я на той неделе на пятнадцать кило там взял. Ты со своими снастями, небось, и побольше вымутишь. Или, если захочешь, на налима с берега сядем, живца я мало-мало привез…
Я киваю.
– Налим – это хорошо. Особенно, если живец есть. Лучше на него присядем, у костерка поболтать. К тому же печенки хочется. И Ленчик о ней к тому же всю дорогу мечтал, чуть ли не больше чем о нельме. Он, кстати, как? Спит?
Женька дробно хохочет.
– Леонид из вас самый живой, – констатирует. – Уже подскочил, позавтракал, за грибами в лес побежал. Обещал сегодня на ужин белых нажарить по своему рецепту, я уже ему даже сметаны с поселка привез. Еле его заставил двустволку взять, тут у нас последние дни неподалеку мишка озорует.…
Я озабоченно киваю головой.
Женька успокаивающе кивает.
– Да ты не бойся, с ним Алмаз с Серышом побежали. Добрые лайки. Если что по любому предупредят.
Я делаю еще один глоток кофе.
Ну, – если с Леней собаки пошли, тогда и вправду не страшно.
Добрые псы.
– Ладно, – говорю, – Жень. Пойдем и вправду позавтракаем. А вот спать я после не буду, надо палки настроить, а на одной из катушек, думаю, стоит еще и плетенку поменять. Ну, и Леню дождусь, с его «тихой охоты». А потом на воду пойдем.
Он жмет плечами.
Тоже достает сигареты, наклоняется к моей зажигалке.
Прикуривает, разгоняя дешевый едкий дым натруженной, – вся в буграх мозолей, – ладонью.
Делает жест рукой «работникам», чтобы начинали готовить завтрак, разжигали стоящую неподалеку от чума уличную металлическую печку-плиту. Судя по продуктам, которые тащит к печке второй «работник», на завтрак сегодня будет каша.
И, возможно, яичница с колбасой.
Это хорошо.
Судя по общему состоянию, похмел не страшный, вполне можно будет обойтись бутылкой-другой пива из вчерашних запасов.
Не все вчера, к счастью, выжрали, как я погляжу.
Нагибаюсь к ящику, достаю оттуда емкость.
Откручиваю пробку, отхлебываю.
Прохладненькое.
Вот и хорошо.
– Разумно, – соглашается, еще немного подумав, хозяин. – Если нельма еще не пошла, лучше после обеда поспишь пару часиков. Оно и полезней будет. А если пошла – тогда уж совсем не до сна…
– Это точно, – смеюсь, потягивая из горлышка живительный пенный напиток. – Ради этого, собственно, и приезжали…
Он, улыбаясь, кивает.
– Есть такое ощущение, что вот в этом году нам с тобой совершенно точно повезет…
Глава 7
…Утром на большой воде – холодно.
Да и ближе к обеду, честно говоря, тоже.
Продувает.
К тому же, извините, ветерок морось дождевую может принести иногда.
Тем не менее выползли на Обь аж в три лодки: я с Женькой на его «казанке», Леня со своим неизбежным и постоянным егерем Леонтием, ну и Василий Михайлович Серегу с Гариком к себе в катер загрузил.