Вася смеется.
– Так за чем дело стало! Глотайте. Лечитесь смело, закусывайте. А вот мне пока что достаточно будет пивка.
– Да нам тоже, – смеюсь Васе в ответ. – Водочки попозже хлебнем. Вот отойдем от города, остановимся перекусить, не завтракали же. Там и «хлебнем» от всей широты души. Не просто так Серый на рынок мотался, ага.
– Ну, – кивает Серега, протягивая Василию Николаевичу открытую пивную бутылку, – кое-что прикупил. Колбаски, сальца в нарезку. Оленины взял копченой немного, яиц у бабушек отварных. Огурцов соленых опять-таки. Не пропадем, короче. А тобой, Вась, вот, врать не буду, сейчас прям реально восхищен. Я так-то боялся даже в катер садиться, признаюсь. Уж больно тебя штормило…
Василий жмет плечами.
– Художника, – отхлебывает пивко из бутылки, – каждый обидеть может. Не бойся, Серег. Я на Оби больше, чем положено, в себя не возьму. Дурное это дело, признаться. И опасное. Сам увидишь…
Я согласно киваю.
Это точно.
Да, впрочем, по идее, Серега и сам все понимать должен: не в первый раз…
– Э-эх! – вздыхаю, вылакав одним глотком оставшиеся полбутылки «Карлсберга». – Все-таки, Серег, Вася прав, пивом голову не обманешь. Давай, пока на среднем ходу телепаемся, все-таки по пятьдесят. А то прохладно что-то.
Серега чешет в затылке.
– Думаешь?
– Уверен!
– Ну, тогда, – лезет во внутренний карман, вынимая оттуда плоскую узкую фляжку, – лучше вискарика по глотку. Я, когда вы уже вчера совсем насосались, специально из бутылки во фляжку перелил. Даже не поленился, в номер сгонял, пока вы друг другу в любви объяснялись: кто какой талантливый, понимаешь, художник, а кто какой великий писатель. Иначе бы и это ухандокали, ироды.
– О! – поднимает неожиданно большой палец вверх наш рулевой. – А вот вискаря глоточек, пожалуй, можно и трудовому народу, так сказать. Мне, в смысле. Даже и нужно, наверное. Молодец!
– Служу трудовому народу! – дурачится Серый, прикладывая, на польский манер, два пальца к козырьку теплой бейсболки. – Всегда, как говорится, готов!
Василий Николаевич сбрасывает ход до малого, мы делаем по глотку, и в это время нас нагоняет моторка, откуда нам усиленно семафорят Леня с Гариком. Вася доворачивает рулевое, сближаемся, сцепляемся борт к борту.
– Что-то случилось? – интересуемся.
– Случилось! – выпаливает ядовитый, как самая ядовитая змея, Гарик. – Пижоны, бля, понимаешь, на белом катере. Летают тут, понимаешь, жизни радуются. Хреново нам. Опохмелиться бы надо.
– А что не опохмеляетесь тогда? – удивляется Серый. – Если так «надо».
В моторке воют.
– Сволочь лысая! – шипит теперь уже Ленчик. – А кто весь стратегический запас к себе в катер-то уволок?! Даже, блин, пива не предложили! Куркуль недоделанный! Бухгалтер хренов! Помесь кудрина и чубайса, мать твою так!
Мы хохочем.
– А-а-а, – тянет Серега. – Понятно. Злые какие-то они, Василий Николаевич. Может, дальше пойдем от них?
С моторки теперь доносится уже даже не вой, а приглушенный рык.
– Ладно-ладно, – смеюсь. – Давайте готовьте поляну. Шлепнем по паре рюмок. Но не больше, потом на бережку остановимся, чисто позавтракать…
Серега тем временем лезет куда-то в мешки, передает «страждущим» несколько бутылок пива, потом из другого мешка достает две бутылки водки, одна из которых сразу отправляется вслед за пенным напитком на моторку, а вторая немедленно открывается.
Мы с Васей вскрываем пакет с солеными огурцами, я достаю порезанное «порционно» сало и хлеб, Леня с Гариком сооружают на своей лодке по-быстрому маленькие бутербродики с плавленым сырком «Дружба», а Николай Николаевич вынимает из бардачка моторки вполне себе симпатичные металлические стаканчики.
Небольшие.
Наперстки, фактически.
Но – не пластик какой-нибудь там, извините.
Всё как положено.
Рыбацкие емкости, вполне…
…Которые, естественно, тут же наполняются.
До краев.
Ну, это, конечно, еще не «завтрак туриста».
Но уже его «преддверие», так сказать: свежий обский ветерок прилично облегчил страдания «после вчерашнего» и пробудил зверский аппетит. На фоне того, что в гостинице даже от заранее оплаченного завтрака отказались, – уже прогресс.
А тут – красота.
На воде – небольшая волна, легкий ветерок, наконец-то, раздулся после тяжелого утреннего штиля.
Прохладно.
Серо-стальной цвет быстро текущих вод Малой Оби, зеленоватая пока еще лиственная дымка по берегам.
Изредка пробегающие мимо небольшие катера и моторные лодки.
И, перемежаемая только порывами ветра да плеском невысокой волны о борта лодок, свежая, северная тишина.
Хорошо.
Душевно.
Только сцепленные лодки течением куда-то обратно, к Салехарду, относит: идем-то не вниз, к Обской губе, в тундру, а наверх, к югу, в тайгу.
Так что надо бы поторопиться.
– Ну, – поднимает металлический стаканчик «с розлитым» вверх Ленчик, – вот теперь: точно за рыбалку!
– Ура! Ура!! Ура!!!
Выпили.
Зажевали, чем Бог послал.
Красота.
– Так, – констатирует Василий Николаевич. – Давайте-ка, парни, еще два раза по пятьдесят, да надо бы расцепляться да тенты на лодки ставить. С северо-запада дождь, кажется, потихоньку идет. Нужно дальше двигаться, пока не накрыло. Если поторопимся, вполне успеем к чертовой матери проскочить.
Коля, его брат, смотрит на небо и согласно кивает.
– Похоже, что так. Если сейчас на полную газанем, а потом отвалим в протоку, то только краем заденет. А вот если нет…
Быстренько разливаем.
Хлопаем.
Я закуриваю: Серега не переносит табачного запаха и под тентом лучше все-таки не дымить.
Нет.
Он ничего, разумеется, такого не скажет.
Но зачем?
Доставлять людям неудобства вообще последнее дело, особенно на отдыхе, а тем более на рыбалке.
Где основное требование к сотоварищам – «не напрягай».
У меня, по крайней мере.
Но мы ведь хотим, чтобы к нам относились так же, как мы относимся к другим, не так ли, дамы и господа?!
Ну.
И вот – то-то же…
…Расцепляемся.
Быстро рассовываем остатки «полузавтрака» по их изначальным местам, в мешках и пластиковых пакетах.
Помогаем Васе поставить и натянуть тент, после чего Серега, рассеяно улыбаясь, открывает пару новых бутылок пива, одну протягивает было Василию Николаевичу, но тот отказывается, поэтому она достается мне.
Вторую Серый оставляет себе, любимому.
Знаками показывая и мне, и Василию, что, мол, все в порядке, я уже в нужной кондиции, а значит – вы можете закуривать.
Вот ведь, блин.
А я зачем-то дымом давился.
Ну да неважно.
Самое главное – успели.
Вперед!
И не успеваем мы даже еще толком и тронуться, как ветер разрывает низкий полог туч, реку заливает ярким солнечным светом и одновременно на водную гладь падают первые, медленные и тяжелые, капли начинающегося дождя.
Серо-зеленая, мутная Малая Обь сразу же неожиданно становится сияюще-синей, а очертания и цвета резкими. Катер стартует, набирает скорость, и мы летим дальше в облаке, состоящем из семицветной радуги и белоснежных брызг.
Глава 4
…Дождь удалось «обогнуть», увы, даже не за полтора часа, а где-то почти вдвое больше: наш-то катер бы и пораньше успел, да вот груженая моторка Николая Николаевича несколько подвела.
Нет, из самого дождика-то выскочили довольно быстро, но нужно было еще успеть обогнуть «полосу», чтобы «не догнал». Какое, скажите, удовольствие, сначала высаживаться на берег, раскладываться, а потом быстро-быстро собираться, чтобы не залило.
Да никакого!
Вот от слова вообще.
В общем, почти уже до самой Большой Оби добрались через «нашу протоку», пока стало ясно, что туча уходит дальше и дождь мы, кажется, обогнули. Потом еще пока место на берегу выбирали поживописней, да чтоб продувалось более-менее, ибо кому охота вместо отдыха комаров, простите, кормить.
Они в этих местах – злющие.
Особенно если неправильно встать.
Поэтому на стоянке решили уже даже не позавтракать, а фактически заодно еще и пообедать.
Еще бы.
Уже почти что половина пути за спиной…
…Короче, приткнулись.
Уперлись носами в песок.
Вытащили лодки на берег, размяли кости.
Быстренько развели костер, повесили котелок.
Пока Серега делал нарезку, а Леня и Гарик возились с хлебом, зеленым луком, водкой и стаканами, Вася высыпал в закипевшую воду две пачки хороших итальянских макарон. Ну, а ваш покорный слуга тем временем порезал узкими ломтиками зеленый болгарский перец и отпассировал его вместе с парой помидорок и мелко порезанной головкой репчатого лука на маленькой походной сковородке.
Содержимое которой и отправилось в котелок с макаронами сразу же после слива оттуда воды, вместе с тертым сыром, травами, специями и с тремя банками доброй говяжьей тушенки, разумеется.
Мастерство и опыт – его при всем желании не пропьешь.
Походный обед – готов.
Сняли варево с огня, накрыли котелок крышкой: пусть слегка настоится. Да и отправились выпивать, не первый год замужем.
На свежем воздухе, после четырех часов в тесных моторках, – еще и не такое съешь, особенно если под водочку, в хорошей компании да с костровым походным дымком.
Повесили над костром вытащенный Николаем откуда-то из глубин лодки закопченный металлический чайник, по дороге надавав по рукам Гарику, вознамерившемуся подготовить к засыпке в него заварку.
А вдруг кто кофе захочет?!
Ну вот – мы с Василием Николаевичам, например.
Так что – пакетиками обойдешься.
Не один тут, на берегу.
Да и вообще – пока еще молодой, чтобы вот так вот борзеть на глазах у старших товарищей.
Да…
…После пары-тройки рюмок за обязательные «встречу с великой Обью», «Русь-матушку» и «землю, на которой стоим», в ожидании «запаривающихся» и пропитывающихся горячим тушеночным «соком» макарон с овощами и горьким костровым дымком, я отошел чуть в сторону от весело гомонящей компании.
Ну вот, захотелось.
Бывает.
Иногда…
Сел на камушек.
Закурил, поглядывая то на струящуюся у ног неведомую и не широкую обскую протоку, то на другой берег, поросший невысоким густым кустарником, то на низко стелящиеся над стылой землей облака.
Вот я и дома, наверное, думаю.
Хотя вроде как и коренной москвич…
– О чем задумался, Валерьяныч?
Вздрагиваю.
Коля.
Николай Николаевич, в смысле.
Он, как и его брат Вася, – тоже охотник, умеет подбираться так, что сначала толком и не различишь.
Да и в остальном кое в чем похожи: оба, к примеру, свой не самый простой кусок хлеба изобразительным искусством зарабатывают. Только Николай, в отличие от Васи, не ветреный живописец, а твердо стоящий на ногах фотохудожник-документалист, график и весьма недурной иллюстратор.
И успешный полиграфист.
Ничего личного, просто работа такая.
Сам нарисовал.
Сам сфотографировал.
Сам издал.
Чуть ли не каждый второй из постоянно тут выходящих иллюстрированных фотоальбомов о «суровой природе Ямала» и «героическом труде» газовиков и прочих нефтяников – его, Николай Николаевича.
Кстати.
Фотографирует реально здорово.
Умеет поймать и настроение.
И момент.
Вот прям как сейчас.
Аж мурашки по коже…
А пейзажи, которые продолжает писать, в отличие от брата, в насквозь реалистичной манере, – это так.
«Баловство».
Ну, – с его точки зрения, разумеется.
С моей – некоторые очень даже и хороши…
…Качаю головой.
– Умеешь же ты, Коль, подкрасться незаметно, – хмыкаю, стряхивая пепел под ноги. – Прям как тот самый п. ц…
– Не отнимешь, – кивает степенно.
И тоже хмыкает в ожидании.
Я жму плечами.
– Да ни о чем, – поясняю наконец, – Николаич. Так. Просто, как всегда, странное ощущение, что чуть ли не домой приехал. А ведь москвич…
Коля еще раз хмыкает.
Вздыхает, почти что жалобно.
Садится на соседний камушек, достает из внутреннего кармана плоскую, наполовину полную, стеклянную фляжку с плещущимся внутри коньяком.
Достойный, кстати, коньяк.
Вполне.
И, что самое главное, – под настроение уж как-то очень уж подходящий.
– Будешь? – спрашивает.
– А то…
Делаем по большому, уверенному такому глотку.
– Понимаю, – говорит. – Хотя сам-то как раз местный, салехардец. Тут просто, старина, вопрос не в пространстве. Тут, понимаешь, похоже, вопрос в его сопряжении с временем. Не ты первый. Позже, наверно, поймешь…
Я в задумчивости чешу указательным пальцем бровь и жую нижнюю губу.
Протягиваю к нему руку, он снова вкладывает в нее плоскую фляжку.
Еще раз делаю, теперь уже небольшой, глоток.
– Это, – интересуюсь, – как? Нет. Я все понимаю И в том числе что Ямал – древняя земля. Но, знаешь ли, Москва моя ничуть не моложе. Ну вот совсем даже ничуть.
Николай Николаевич фыркает.
Отбирает у меня фляжку.
Тоже глотает.
– Я же говорю, – смеется, – что только позже поймешь. Я в твоей Москве жил, между прочим. Учился. Работал. Не в этом дело. Просто юг живет на голове у своего прошлого. Как на «культурном слое» в археологии. То, се. Оно там расположено по вертикали. Прошлое, соответственно, внизу. Настоящее и будущее вверху. А здесь время горизонтально. Только протяни руку. И открой пошире глаза. Здесь даже до земли свет звезд медленнее доходит, потому, как ему приходится пробиваться через более толстый слой воздуха. Выйди как-нибудь в ясную ночь на воздух, посмотри в небо. Звезды здесь значительно дальше от человека. А прошлое, наоборот, рядом, существует параллельно с будущим и настоящим, как река, текущая мимо и сквозь тебя. Усёк?
Сижу.
Думаю.
Достаю из кармана сигареты, угощаю Колю, мы делаем еще по одному маленькому глотку и закуриваем.
– Нет, – мотаю отрицательно головой. – Пока «не усёк». Но постараюсь разобраться, обещаю. Ты же сам говоришь, типа, «позже и сам пойму»…
Мы негромко смеемся.
Здесь, у нас внизу, тихо – ветерок едва-едва обдувает. Хорошо еще, что отгоняет не очень назойливых, осенних уже, комаров. А вот наверху, чувствуется, ого-го какие события происходят: слишком уж быстро несутся тяжелые, низкие облака.
Над чем-то хохочут парни у импровизированного столика на носу Васиного катера.
Дымит костерок, рядом с которым в котелке «запаривается» наш нехитрый походный обед из макарон с тушенкой и овощами.
Под ногами плещет река.
Глава 5
…До поселка добрались уже ближе к вечеру.
Нет, разумеется, еще не смеркалось. В августе тут вообще еще «серые» или «сумеречные» ночи.
Темноты как таковой нет.
Хотя и в сумерках идти по «большой воде», нельзя сказать, что совсем приятно, особенно учитывая переменчивость местной погоды. Да и под какой большой катер или кораблик в сумерках можно запросто влететь, переедут и не заметят, здесь их ходит для этого дела вполне достаточно.
Рыбаки.
Транспортники.
Некоторые даже туристов возят.
И правила движения по пустынной, как они считают, ночной реке писаны отнюдь не для них.
Вася набрал по местной «симке» Герману, чтобы встречал.
Но выяснилось, что Герман уже ушел «на базу», в восьми километрах южнее поселка. Там раньше, на высоком, поросшим лесом крутом яру, когда-то располагалось его родовое стойбище, а теперь его сын, Женя, построил на этом месте небольшую рыбацкую «дачу» для туристов и таких, как мы, рыбаков.
Пришлось заводиться и снова подниматься вверх по большой, могучей реке.
Ну да ладно.
Здесь, в принципе, недалеко…
…Когда мы подошли к знакомому берегу, нас там уже встречали.
Сам Герман, с заплетенными в хвост длинными седыми волосами и в глухой рубахе тонкой оленьей кожи, тщательно вышитой каким-то национальным орнаментом и его «работники»: ханты так очень интересно называют рабочих базы и егерей.