Занятия в институте закончились. В лаборантской, тесной комнате, больше похожей на пенал, Екатерина Фокина, лаборантка, неспешно скручивала электрические провода и прятала их в шкаф. Преподаватель физики Александр Николаевич Фрычков сидел на стуле у окна и спокойно курил. Вдруг, вспомнив что-то важное, он вскрикнул:
- Мне же декан звонил!
- Чего Михал Борисович от вас хотел? - поинтересовалась Фокина.
- К себе вызывал для "серьёзного разговора", - лениво, после короткого раздумья, ответил Александр Николаевич. - Да ну его! Басов из тех людей, которые любят говорить одни гадости. Когда он был учителем физики, а я студентом, то очень злился на него. А сейчас воспринимаю Михаила Борисовича легко и даже с юмором.
- А почему он вам гадости говорит?
- Если человек не найдёт, к чему придраться... Я, ещё будучи студентом, понял, что когда сдаёшь экзамен или лабораторки, преподаватель должен у тебя найти ошибку. Лучше три.
- Будучи ещё студентом, уже в душу учительскую проникли?
- Это у всех преподавателей без исключения. Они счастливы, когда находят ошибку.
- А вы её специально допускали?
- Я её специально допускал. Но такую ошибку, которую можно было бы сразу исправить. Поставить точку, либо запятую. Но преподаватели же нашли, они же молодцы, им приятно. Они каждому студенту говорили: "Найди у себя ошибку". Я находил, другие нет. Бедные студенты, однокурсники мои, всё делали искренно, не знали, где допустили промах. А я знал. "Ну, вот! Молодец! Нашёл. Исправил. Вот тебе - "пять"".
- В каком году Басов к вам придирался?
- Семьдесят девятый год. Я поступил в институт, и это была моя первая сессия.
- Может, восемьдесят девятый?
- Семьдесят девятый. В шестьдесят девятом я пошёл в школу. В семьдесят девятом школу окончил. И в том же году поступил в институт. И группа у меня была "ноль семьдесят девять".
- Вас не собьёшь.
- Память у меня плохая, но одновременно столько крючков. К тому же меня не взяли в семьдесят девятую школу и это тоже я запомнил. Поэтому ошибки быть не может. Как же Басов меня "душил"! Я тебе об этом когда-нибудь расскажу, не сегодня.
- Почему не сегодня?
- Михал Борисович ждёт для "серьёзного разговора". Хотя могу и сегодня. Ничего не случится, если подождёт.
- Давайте.
- Суть дела заключается вот в чём. Как я тебе уже говорил, абсолютно неправильно преподавали у нас в школе. И всё, что я знал, я знал из учебников и пытался выучиться самостоятельно. Фактически я самоучка. Я читал учебники и пользовался наставлением Эмилии Михайловны - "Учите формулы". Это моя школьная учительница по математике. И соответственно, я формулы учил, запоминал, зазубривал. И поэтому, когда Басов велел мне написать формулу...
- Михал Борисович был вашим учителем?
- Он не был моим учителем. Он у нас вёл лабораторные работы. Он даже лекции у нас не читал. Перед лабораторкой Басов попросил меня написать первый закон Ньютона. Я пишу формулу. Эф равняется масса на ускорение. Он говорит: "Неправильно. Два". Сразу - "два"! Ты понимаешь, в чём его отличие от других преподавателей? Он не объяснял, почему - "два". Другим преподавателям, если я не понимал, за что мне "два", я говорил: "Два. Всё замечательно. В чём? В чём моя ошибка? Скажите и хоть кол после этого ставьте". И мне рассказывали. Подчас я выкручивался: "Как вы правы! Абсолютно верно!". И начинал расписывать. Те слушали и умиляясь, меняли своё решение и ставили мне "пять".
- Михал Борисович по делу к вам придирался?
- У меня сейчас есть только предположение. Формулу-то я правильно писал, так, как в учебнике. Но ведь сила и ускорение - векторные величины, и мне надо было бы над ними поставить стрелочки. А я их не рисовал. В учебниках не было стрелочек, а я копировал ту формулу, что была в учебниках. Так что "Два, Фрычков, и к лабораторной ты не допускаешься. Приходи завтра или в другой раз". Одним словом, за четыре месяца, до декабря, я из семи лабораторных работ получил доступ только к двум.
- Он что же, пять раз вам двойки ставил?
- Сколько я приходил, столько раз он меня и прогонял. Задавал один и тот же вопрос и - всё. Я не мог найти причины его придирок. Я пересмотрел все учебники. Так вот. Лабораторки заканчиваются, и две недели даются на то, чтобы "хвосты" подтянуть. И я в эти две недели приходил ежедневно и пытался защитить лабораторки. Беда заключалась вот в чём. В течение двух недель я допустился и сделал лабораторки у других преподавателей, это не возбранялось. Но защищать их нужно было только у Басова. Поэтому я и пришёл к нему. Всё показал. А ему плевать. Он мне говорит: "Забирай документы, уходи из института! Я у тебя не буду принимать лабораторки". Сейчас я уже взрослый человек и научился держать удар, стоять на своём, стоять над душой до победного. Например, декан или ректор не хотят подписывать документ, что-то буровят обидное в мою сторону, я смиренно рядышком стою, ничего не отвечаю на оскорбления. На нервы действую своим присутствием. Не тороплюсь никуда.
- А тогда у вас такого опыта не было. Но что значит: "Бери документы и уходи!". Разве так можно? Ведь над ним был и деканат, и ректорат, и директор института, в конце концов. Или Михал Борисович вас просто пугал?
- Да нет. Он искренно хотел, чтобы я ушёл. Но у меня всегда на такие вещи в душе разгорается протест. Я себя спрашиваю: "А с какой стати? А с чего бы это? А почему?". Потом он мне говорит: "Иди, сдавай своему лектору".
- А лектором у вас кто был?
- Женщина. Считалась злой. Якобы мучила всех. Про её злость легенды ходили.
- А сразу нельзя было к ней напроситься?
- Должен был сдавать Басову, так как он вёл лабораторки. Ну, раз он сам отсылал меня к ней, говорю: "Тогда представьте меня. Должен же я объяснить, почему пришёл", - "Ладно. Пошли". Приходим, он ей говорит: "Этот идиот утверждает, что знает предмет в пределах курса", - "Да, знаю всё", - подтвердил я. А это был последний день. Она согласилась: "Ладно. Останься. У меня своих "хвостатых" полно, с ними разберусь и после них у тебя приму". Этот разговор состоялся в девять часов утра. Потому что я пришёл к Басову в восемь и до девяти стоял у него над душой. Он психанул и повёл меня к "злой женщине". Как я его ненавидел, ты не представляешь.
- Это понятно. Вот за что он вас возненавидел, остаётся только гадать. Может, в его отсутствие вы хвалились, что знаете весь курс, а Михал Борисович всё это подслушал и решил проучить?
- Не знаю. Но думаю, что скорее всего, судя по другим, он придрался к стрелкам. Я просто подумал и вспомнил, что стрелки я не ставил никогда. Почему? Потому что в учебниках их не было. А по правилам - да. Это векторные величины. И любая векторная величина должна иметь стрелку.
- Как сдавали "злой женщине"?
- Я стал дожидаться, пока она со своими "расправится". А там масса народа, несколько десятков человек. Аудитория забита, коридор забит. Она их волнами запускала, а главное, всем им дала задачи, чтобы решали. А я брожу среди этой массы народа, как неприкаянный. И некоторые стали ко мне обращаться за помощью. И я стал размышлять, решать. После того, как я решил тридцать задач...
- Не обманываете?
- ...я понял, что они повторяются. У неё оказалось ограниченное количество задач. И считай, с девяти утра, до пяти вечера, я всё решал эти задачи. Я их уже наизусть вызубрил. И в конце уже осталось два человека, парень и девушка. И я, разумеется. Она говорит: "Заходите". Мы заглянули. Даёт мне задачу. Смотрю и вижу, что эту задачу я уже раз пять или шесть решал. Не отходя готовиться, я сказал: "Она решается так". И пишу решение прямо у неё на столе. Она мне задала двадцать шесть задач. Весь свой арсенал. Всё, что было. И я, "не отходя от кассы", прямо у неё за столом, все эти задачи решил. Она своим глазам не верила. Как так? Не занимаясь, не раздумывая, щёлкает задачки, как белка орешки.
- Рок какой-то. Михал Борисович вас гнобил. "Злая женщина" двадцать шесть задач задала. Но это же нечеловеческие силы надо иметь, чтобы всё это выдержать. Возможно, если бы вы ошибались, то она бы вас так не мучила.
- Так вот. Она мне сказала: "Я не понимаю, за что вам Басов ставил "два"". Она пыталась найти, за что. Пыталась понять, что я не знаю. Она мне выдала задачи по всему курсу, по всем разделам. А я всё знаю, всё решаю. В конце концов, она мне на сообразительность стала задавать задачи. "Скажи, какими свойствами должна обладать верёвка, чтобы при приложении силы, груз сдвинулся мгновенно?". Я говорю: "Она не должна растягиваться и разрываться".
- Сказки какие-то рассказываете, - смеялась Фокина.
- И в заключение. У меня же было семь готовых лабораторок. Две я всё же при Басове кое-как защитил. Он дал допуск, и я защитил. Осталось пять, которые мне надо было защищать. Она говорит: "Две из пяти я тебе защищу, а с остальными приходи завтра".
- После такого испытания?
- А беда в том, что завтра у нас экзамен. А без защиты лабораторных не допускаешься к сдаче. И, откровенно говоря, я в этот момент не выдержал и расплакался. Есть всё же предел человеческому терпению.
- В такой ситуации каждый бы расплакался.
- Я ей говорю: "завтра экзамен". Она сжалилась и сказала: "По закону, за один раз можно защитить только две лабораторные работы". Но она взяла грех на себя.
- Не грех она взяла на себя, а как это сказать...Совесть в ней, наконец, проснулась. Она рассудила, что если её и придут душить коллеги по кафедре или из ректората, то она скажет так-то и так.
- Она мне пятёрки поставила, защитила все лабораторки.
- И все на пять?
- Конечно. Понимаешь ли, ведь я знал все формулы. Все!
- Таких-то и ненавидят, которые всё знают. "За что же вы меня возненавидели?", - "Да потому, что ты всё по моему предмету знаешь. Мы таких ненавидим!".
- В принципе - да. Я тебе говорил, что преподаватель должен найти ошибку. А если не находит, говорит: "Иди отсюда, - "два"!", - "А в чём ошибка?", - "Догадайся сам". Так слушай дальше. Вечером я возвращаюсь домой. Звонит наш староста и говорит, что экзамен по математике переносится на послезавтра. И у меня появился день, чтобы подготовиться к экзамену. И я этим воспользовался, успел написать шпаргалки.
- Потому что все силы бросили, чтобы сдать лабораторки?
- А к чему готовиться, если выгонят? Если экзамена не будет? Тем более я считал, что знаю математику.
- Вы сидели и шпаргалки писали весь день?
- А почему? Много формул, а у меня не хватало времени, чтобы их выучить. Мне бы не один, а хотя бы три дня для подготовки. Но судьба мне этих трёх дней не дала. Я исписал два маленьких листочка. И то написал только те формулы, которые не знал. Надел свой счастливый пиджак, в котором чувствовал себя комфортно. Положил в широкие накладные карманы пиджака шпаргалки и отправился на экзамен. Народа много. Преподаватели входят и выходят. Это первый курс, первый семестр. Беру билет и иду готовиться. А сдавать можно любому преподавателю. Их там было четверо. Я достал шпаргалку и сижу, переписываю те формулы, которые не знал. Меня залавливает преподавательница. Она отбирает мою шпаргалку и говорит: "Вон из аудитории". Ну, ладно. Беру билет, беру написанный наполовину ответ и иду на выход. Оглядываюсь и вижу, что она села и у кого-то начала принимать экзамен. А тут свободная парта. Я сел, достал вторую шпаргалку, быстро дописал всё, чего недоставало, и пошёл без раздумий сдавать экзамен. Там одна преподавательница только что освободилась. Я к ней. Она посмотрела, стала задавать вопросы, говорит: "На "четыре" ты отвечаешь. Если хочешь, я задам тебе ещё несколько вопросов и поставлю "пять"". - "Нет. Пусть будет "четыре"". Мне надо было поскорее убежать. Она мне ставит "четвёрку", я беру зачётку и выхожу из класса.