– Столько идти… – с выдохом бросил Никита и замедлился немного, грустным взглядом провожая проскользнувшее на дороге такси.
"М-да, колеса бы сейчас не помешали… Припозднились мы чего-то, до сих пор не открыв мотосезон. А ведь все из-за Лёни! Что-то там у него с электроникой случилось в прошлом году… так и стоит. С другой стороны, ведь было некогда, экзамены! Да и дожди постоянные, не в кайф. Толи дело автомобиль, и зимой, и летом, и в дождь, и в снег. Верно говорят – все, что между ног, это не транспорт – и призадумаешься… Вот этот седан, к примеру, вполне себе ничего, или этот карапуз от "Сузуки", или этот…" – Молодой человек осекся, подавившись собственными мыслями, и широко раскрытыми глазами уставился на известные кольца. – "Ауди"!
Минуту Никита стоял сраженный неожиданным явлением, а мистически материализовавшийся автомобиль своими трапециевидными фарами низвергал его в пучину противоречий.
Черный "Ауди А8" второго поколения, сколько их в городе? Какие шансы, что на нем сюда приехал кто-то совершенно незнакомый? Один из сотни? А это значит, что объект сегодняшних поисков находится в клубе! Однако напрашивался и другой вопрос – стоило ли туда возвращаться?
Мысли Никиты спутались окончательно. Одна его половина настойчиво требовала продолжения, другая – непременного завершения. Одна его нога собиралась влево, другая вправо. Так он и остался стоять раскоряченным, клял себя за неуверенность, за глупость затеи, за нелепые фантазии и удивлялся, что даже будучи не трезвым (а значит податливым на авантюры), не может перебороть в себе не из чего возникший страх.
Минута превратилась в две, и третья повела за собой четвертую, а молодой человек все стоял и таращился на машину, в которой, как ему недавно казалось, возили девушку его жизни, его мечту, его судьбу, его вторую половину, наверное, ту самую, какая неистово зазывала в клуб для встречи.
Но Никита не двигался и думал, просчитывая шаги, представляя смазливую мордашку Кристины и вспоминая карамельный голосок, тараторящий на экзамене. Да, она там. И она там со своим бойфрендом. Возможно, что они только что приехали, и в танцевальном зале, где Никита заглянул в лицо чуть ли не каждой женской особи, Кристина просто не успела появиться. Они заняли освободившийся столик, взяли напитки и расслабились. Зачем им толкотня и люди? А Никита, спасаясь от угара, пролетел мимо и не на кого уже не обращал внимания. Что, черт возьми, ему сейчас делать? Что?!
– Если не собираешься угонять, посторонись, – вдруг раздался откуда-то жестяной мужской голос.
Молодой человек встрепенулся, с трудом оторвал от капота, словно прилипший, взгляд, и увидел щербатую физиономию высокого брюнета, за которым подходили трое молодых мужчин.
Быстро придав лицу бесшабашное выражение, Никита отшатнулся к ограде каменного каземата, а троица неприветливой внешности между тем продефилировала мимо, прощаясь на ходу со Щербатым.
Амбал из черного "Ауди" – это именно он! Потенциальный враг безмолвного соперника, о котором неизвестно не только ему, но даже предмету еще не начавшегося спора.
"Какая неприятная рожа!" – оценил Никита, искоса рассматривая Щербатого в свете фонарного столба, и смахнул со лба дождевые капли. – "И друзья под стать, не дать не взять, протокольные ублюдки".
Молодому человеку стало смешно, и он с трудом сдержал ухмылку, слушая за спиной неспешную поступь троицы, спускавшейся в подземный переход.
Тем временем Щербатый уже успел исчезнуть за рулем, запуская мотор своего "Ауди", попятившегося назад, на опустевшую трассу.
Дождь расходился, окрашивая голубую джинсовку в синюю. Нужно идти домой. Идти под дождем безлюдными, сумрачными улицами, идти подвыпившим, с окончательно испорченным настроением. Идти, привлекающим к себе неприятности, ибо только в таком состоянии их точно можно привлечь.
Кристины нет. Это была сугубо мужская встреча, иначе кто-нибудь из этой троицы привел бы с собой подружку, и уж щербатый амбал, конечно, не оставил бы в одиночестве свою ненаглядную пассию.
Плюнув точно в линию бордюра, молодой человек принялся спускаться. Медленно, ступенька за ступенькой, с видом обделенного судьбой он повернул за угол под каменный свод и вдруг услышал приглушенные хлопки, с тихими, будто сдержанными, воплями. В конце подземного перехода происходила какая-то возня. Две мужские по сложению фигуры делали что-то странное – свидетель приближался – ногами пинали кого-то лежащего на полу.
– Эй! – неожиданно для себя окликнул Никита. – Эй, вы что делаете!?
Оба обернулись, а снизу донесся трудно различимый стон, и голос просил:
– Помогите…
Не обладая врожденной смелостью, но поддавшись на приобретенное с пивом бесстрашие, Никита сделал несколько шагов навстречу, быстрее, еще быстрее, пока не побежал, а разогнавшись, отбросил одну из стоящих фигур ногою в пах. Молниеносный разворот к оторопевшей второй фигуре и кулаками в челюсть – раз, два, три. Еще какое-то мгновение и противник бросился наутек.
– Я не закончил! – закричал Никита, размахивая руками и злясь, но ни кого уже не было, и даже убегавший топот ног смолк на подъеме противоположной лестницы.
– Вау! – крякнули снизу. – Ну, ты и боевик…
В попытке рассмотреть спасенного, Никита наклонил голову, узнавая молодого парня (приблизительно своих лет или чуть старше) из троицы, спустившейся в переход. Парень уже успел поменять положение и сел спиною к стене, устало вытягивая ноги.
– Такое не каждый день увидишь, – продолжил спасенный, вытирая тыльной стороной ладони окровавленные губы. – Наверху мужик стоял при "Ауди", не заметил часом?
– Он уехал.
– Черт возьми…
– Чего им надо было, хоть сказали? – спросил Никита, все еще тяжело дыша от проведенной атаки.
– Да ничего не сказали, тупо засветили в глаз и стали колотить по почкам. Гопники чертовы… не любят они нашего брата…
В дрожащем свете отдаленной лампочки Никита опустился на корточки, еще раз, уже внимательнее, оглядев собеседника и, надо отметить, вид его Никиту удивил. Незнакомец был облачен в приталенный вельветовый сюртук со стоячим воротником, в майку под ним, в широкие тряпичные штаны с кожаным ремнем, грубые башмаки на тракторной платформе – и все это в темных тонах со светлыми отпечатками пинавших ранее ног. Лицо его тоже показалось необычным, полнощеким, с покатым лбом, плавно переходящим в бурбонский нос, с темными, далеко посаженными друг от друга, глазами, а длинные волосы, в беспорядке ниспадавшие на плечи, отсылали обратно к одежде, сливаясь с ней в мрачной гармонии. Суммируя все перечисленное, незнакомец напоминал музыканта, присевшего в переходе поиграть, но по рассеянности забывшего инструмент. Всем своим обликом он выражал недоумение.
– Гопники? – повторил, фыркая, Никита. – А я-то, было, подумал, что ты вместе с ними шел.
Поняв, что солгать не удалось, незнакомец ответил улыбкой, от чего вид его стал еще более потерянным. Эдакое нелепое создание, поверженное своими же собратьями. И Никита, понимая, что лезет не в свое дело, не стал его больше допытывать, а только вытянулся в рост, да спросил:
– Может скорую вызвать?
– Гонишь что ли? – возразил незнакомец, самостоятельно вставая на ноги.
Через пару минут они неспешно поднялись на Суханова, где во всю уже хлестал ливень, и огляделись в поисках засады. Незнакомец вынул брелок сигнализации, кивком указывая на мигнувшее фарами черное японское купе, по виду напоминавшее "Супру" конца девяностых.
– Тебя куда подбросить? – ссутулившись под дождем, будто крыса, поинтересовался он.
– Пушкинская.
– Подходит!
Устроившись в салоне, больше походившем на оборудованный для мумии саркофаг, Никита, поежился. Черная кожа и пластик в подсветке красных светодиодных линий, брелоки черепов, пирамид, трикветров, внушительный металлический анкх под зеркалом и черт еще знает что было сгружено на заднем сиденье, возможно, что и распиленный на части труп.
"Радио нашего города, Владивосток эФ эМ!" – прозвучало из динамиков включенной магнитолы, и тихо заиграла музыка.
– Похолодало нынче, градусов двенадцать не более, – сказал водитель, заметив реакцию пассажира, – и дождь колючий.
– Это адреналин выходит после драки.
– Мм…
Никита захлопнул дверь, и незнакомец быстро помчал автомобиль по улице.
Ночь не ощутимым весом навалилась на плечи. Вода, ударялась в стекло, разлетаясь на капли, а пляшущие дворники разгоняли их по сторонам. В коротком блеске попадавшего света ручьи на миг преобразили камень, который, освещенный фонарями, мистически шевелился под пробегавшими струйками. Вода тончайшей пленкой натянулась на мостовую, и город спящий отражался в ней. Коробки серые и башни в бетоне замурованных людей, и почва, скованная асфальтом. Здесь уже ничего не взойдет, ни стеблей, ни колосьев, здесь никто ни будет похоронен, здесь ни будет спрятано ничего. Пустота без червей и корней, лишь молчание закопанных свай, да шептание канализации.
– Я у тебя в долгу, но знай, это лишь на короткое время, – проговорил водитель, останавливая автомобиль. – Долг – неприятная ноша, либо ты отдаешь его быстро, либо забываешь навсегда.
– Да брось ты, – ответил Никита, отмахнувшись. – Я помог тебе отбиться, ты не дал мне вымокнуть. Чин чинарем.
– Как знаешь, – поникшим голосом произнес собеседник, протягивая руку и представляясь: – Михаил.
– Никита, – вторил пассажир, с удовольствием пожимая ее.
– Учишься?
– Студент.
– А драться где так наловчился?
– Шесть лет школы кудо, правда, так и не показав перспектив, два года как бросил.
– Кудо… – задумчиво повторил Михаил. – Постой-постой, не в "Брате" часом?
– Нет, "Бастион" на Никифорова, – Никита улыбнулся. – Там бесплатно.
– Ну, мир маленький, студент, не исключаю, что пересечемся. А лучше достань-ка мобилу, да номерочек вбей. Я вещичками старинными приторговываю, вдруг что раздобудешь или натолкнешься – иконы, монеты, столовое серебро – вот тогда и обращайся. Приценюсь без обмана, в плюсе отпущу.
Они попрощались, и пассажир неохотно покинул салон, побежав под дождем к подъезду.
Глава 5
И дождь барабанил всю ночь, сперва не разрешая уснуть, затем, не позволяя проснуться. В плену не отпускавших мыслей Никита долго анализировал насыщенный событиями день. Экзамен, с ускользнувшей пятеркой, Кристина, так и не появившаяся в клубе, странный незнакомец, в одеянии сатаниста, и драка, спонтанная и победоносная. Для одного дня более чем достаточно, но, не смотря на все перечисленное, молодой человек посчитал, что день прошел впустую. Он не стал больше думать о нем, попав под влияние сна, незаметно провалился и очнулся девять часов спустя, теряясь в догадках о времени. За окнами было светло и суббота, переодевшись в одеяние пятницы, явилась в сером и сыром. Дождь по-прежнему моросил, отбивая примитивный ритм, и пасмурное небо решительно не допускало во владения и без того короткое приморское лето.
Дотянувшись до висевших на стуле брюк, Никита выудил из кармана мобильник и не поверил глазам – время приближалось к обеду. Нужно было вставать, натягивать трико или старые джинсы; нужно было идти в ванную ополаскивать заспанное лицо и, с мыслями о запоздалом завтраке, намазывать пастой зубы, счищая щеткой микроскопический зоопарк расплодившихся за ночь микробов.
Привыкшая ложиться рано, мать давно уже была на ногах и занималась уборкой. Будучи в хорошем настроении она что-то напевала под нос, с интересом наблюдая за сыном, перелетавшим из комнаты в комнату на включенном автопилоте: ванная, туалет, гостиная, кухня, где, с целью дозаправки, он, по-видимому, и сел. Вполне удовлетворившись избитым утренним приветствием, женщина не стала расспрашивать, во сколько он вернулся, где и с кем был. Если захочет, сам расскажет. Зачем ей выпытывать то, о чем можно смолчать или солгать, что можно сгладить или приукрасить. Никита давно перерос опасный возраст недоверия и заслужил независимость от инструкций, каким старался следовать лишь потому, что они по многим пунктам совпадали с его собственными правилами, а не потому, что он не хотел расстраивать мать или перечить деду по той или иной причине. Нет, Никита, конечно же, их любил, не волновал по пустякам и лишний раз не спорил, но он также прекрасно знал, что просто не было еще серьезных случаев, при которых бы их инструкции разошлись бы с его правилами. Он это знал и боялся, что привычка к совпадениям вышибла из них любое неприемлемое мнение, любой альтернативный взгляд. Боялся, что они настолько привыкли к его адекватному, понятному им, поведению, что даже маленькая шалость будет непринята и поднята на штыки. А впрочем, это было всего лишь предположением. Да и возникновение подобных случаев гораздо больше озадачило бы самого Никиту, чем его мать или деда.
После быстрой и сытной трапезы, где яичница завтрака переплелась с салатом от обеда, а утренний кофе с десертом из полуденного печенья, Никита удалился к себе в комнату, застав там мать, перешедшую с тряпками и ведром. И здесь, больше от скуки, чем для дела, она подняла тему начавшихся каникул.
– Как ты планируешь распорядиться свободным временем? – спросила женщина.
– Если отвечу, что не знаю, тебя это разочарует? – секунду подумав, ответил сын.
– Нет, потому что я это ожидала услышать.
Уклоняясь от швабры, Никита сел на постель и, подобрав ноги, сказал:
– Я по любому что-нибудь придумаю. Надо с дедом перетереть…
– Опять тальманом11 в порт? Тебе осталось год учиться, пора бы подыскивать нормальную, постоянную работу по будущей специальности, там заодно и практику бы прошел.
– Вторая неделя последнего семестра – там будет главная практика, а на положенные две недели этого лета я, откровенно говоря, плевать хотел.
Мать, чуть согнувшись над шваброй, резко выпрямилась, бросая на сына вызывающий взгляд.
– Не поставят зачет, – лишь спокойно произнесла она, возвращаясь к уборке.
Грубо, раз или два, швабра задела ножку дивана, и Никите сперва показалось, что мать это сделала специально, чтобы погасить подползающее изнутри раздражение.
– Хочешь меня засунуть к себе в фирму? – предположил сын, прекрасно зная, что она ответит, ибо подобный разговор уже когда-то имел место.
– Хм, – весело парировала женщина, замечая расставленную ловушку, – ты же в курсе, что у нас пока все занято, и я не смогу тебя взять, – все-таки ответила она, мысленно проговаривая слова, еще не сказанные сыном.
– Тогда я поищу самостоятельно, только это дело не одной недели, да и не двух, наверное…
– Почти.
– Что почти?
– Почти угадала.
Заметив уползающую к выходу швабру, Никита опустил ноги, вопросительно уставившись на материнское лицо, сфокусированное то ли на ерзающей по полу тряпке, то ли на мыслях, не ясных даже ей самой.
– Давай не финти, – пробурчала женщина, сбрасывая тряпку в ведро. – Выкладывай, что надумал, а я рассмотрю.
– Или только примешь к сведенью, продолжая прессинг?
– Прессинг? Хм… А ты не включай упрямого осла и не будет прессинга!
– Мам…
– Говори уже!
Молодой человек встал и прошелся к столу, углом подпирающему окно и стену. В уходящем полугодии, за свободной половиной этого стола у окна, Никита провел множество напряженных часов, вбивая в голову науку. Зато, как бы в противовес, другая половина у стены, занятая компьютером, где монитор слабо отражал свет пасмурного дня, напоминала о противоположном – безделье.
– Я бы хотел догулять свое последнее свободное в жизни лето, – словно нечто запретное и возмутительное с силой выдавил из себя Никита. – От июня уже мало что остается, возможно, в лени проведу июль, где буду думать, как провести август. Но, конечно, я, скорее всего, вернусь в порт на сдельную работу, деньги нужны всегда, просто вникать в новое дело, хоть и по моей будущей специальности, пока не хочется. Я просто не смогу! Разобранным каким-то стал на части в последние дни, мне отдых нужен, перезагрузка.