НАЙДУ В ДРУГОМ МЕСТЕ
Я давно уже не залезал под кровать. Конечно, я все ещё слышу крики, ссоры и угрозы, но теперь в них звучит мой голос. Теперь прятаться должны другие, и я изо всех сил пытаюсь убедить своё сердце в том, что я слеп и глух к их проблемам: это сердце и так слишком часто болело.
Сколько себя помню, живу под кроватью. Туда звуки доходят не такими громкими, там крики слышны не сразу, там удары остаются незамеченными.
Позвольте сразу прояснить: я не прячусь там от ночи; я её не боюсь. В страхе перед ней нет никакого смысла, ведь ночь – это покой, которым я наслаждаюсь. Быть может, когда-нибудь я смогу испугаться ночной тьмы. Мне ведь правда жаль, что сейчас она меня совершенно не волнует. Больше всего я боюсь, что ночь не настанет. И тогда… Я буду самым виноватым человеком на всей планете. В очередной раз.
– Всё из-за тебя! – говорит мне мать, а я слышу: – Исчезни, умри!
Она молча плачет, а я слышу крик. И именно в этот момент я уже знаю, что сегодня ночь не настанет. Отец придёт не скоро, а когда придёт, под аккомпанемент ударных зазвучит песня, слова которой будут лишь упреками и оскорблениями. Я знаю, и моё имя будет упомянуто не раз, но ничего хорошего я о себе не услышу, хотя и не сделал ничего плохого.
– В чем я виноват-то? – я спрашиваю у матери, перед тем как уйти к себе в комнату. Она же слышит: «Страдай здесь в одиночестве».
Я ухожу, потому что вернулся отец. Я не хочу оставаться с ними, мне нужно мое убежище. Я точно знаю, что холодное место под кроватью меня согреет. Там я смогу укрыться. А вот заснуть не получится, понимаю я, в тайне надеясь, что на самом деле я уже во сне и совсем скоро он закончится.
Я залезаю под кровать, и всё что могу сейчас сделать – это закрыть глаза и прикрыть уши руками. Конечно, я все ещё слышу крики, ссоры и угрозы, но никто этого не знает, поэтому я изо всех сил пытаюсь убедить своё сердце в том, что я слеп и глух в этот самый момент: я не хочу, чтобы оно волновалось, оно ведь и так слишком часто болит.
– Когда ж ты сдохнешь! Только мучаешь меня! Вы вдвоем надо мной издеваетесь! – кричит мать вдалеке, а я слышу: «Я единственная, кто здесь страдает».
Крики, удары и шаги совсем не мешают мне скрыться. Я далеко. Вот уже холодный пол обнимает меня тёплыми волнами прозрачного океана, а подушка рассыпается на миллионы горячих песчинок, ласкающих моё тело.
Я ведь не верю, что это всё реально, но знаю, что ничего другого не хочу. Я люблю это место, и пусть оно лишь мираж, я не собираюсь его отпускать. Я побывал здесь не один десяток раз, и потому знаю тут каждый уголок. И уж точно понимаю, куда мне сейчас надо идти. Там, на поднимающихся к небу холмах, раскинулись небольшие домики, и мне нужен лишь один из них.
– Заходи скорее, – радостно зовёт меня мой друг, открыв дверь.
Сказать по правде, я не совсем уверен, что ему можно доверять, но с ним быть всё же лучше, чем совсем одному. Этому пареньку лет десять, но на его щеке уже нашёл себе место длинный шрам, а левого уха практически нет. Он похож на котёнка, побитого своей крошечной жизнью. И людьми. Конечно. Только во взгляде нет ничего от маленького зверька. И я хочу быть похожим на него. Он сильный. Вот только я не знаю его имени. Честно сказать, я вообще о нём ничего не знаю. Но у него есть конфеты, которые с каждым моим новым визитом становятся всё вкуснее.
– Угощайся, если хочешь, – указывает он на пакет, увядающий на полу. – Мать принесла позавчера.
– А есть кокосовые? – интересуюсь я. Люблю я их просто больше всего.
– Может быть. Я не открывал.
– Почему?
– Точно знаю, что отравить меня решила, - отвечает он, а я слышу: – Родители говорят, что вредно есть много сладостей.
И всё же я съедаю парочку штук.
Я понимаю, что проснулся не из-за того, что во сне мне стало плохо от тех конфет, но именно плохим самочувствием я оправдываю своё нежелание вылезать из-под кровати, когда в комнату врывается мать, громко хлопнув дверью.
Я знаю, зачем она пришла: здесь и её убежище. Отец не собирается её так просто отпускать. Он барабанит в дверь; он хочет, чтобы ему открыли, хотя прекрасно понимает, что здесь он никому сейчас не нужен.
– А если бы ты был хорошим сыном, поговорил бы с ним, сказал бы, что тебе стыдно за такого отца, – переключается мать на меня, а я слышу: – Исчезни, умри!
Она знает, что я под кроватью и не горю желанием с ней разговаривать, но всё равно не умолкает.
– Исчезни, умри!
Мне кажется, я словно старое пятно на её любимом платье. Пятно, от которого она никак не может избавиться. А ведь выбрасывать одежду жалко. Ей жизнь свою жалко, а виноват я.
Мать сидит на полу – я слышу. А ещё она плачет. Как всегда. А у меня не получается. Лежу и пытаюсь пустить слезу, но вместо этого вновь засыпаю. И вот я опять в гостях у друга.
Я и сейчас не знаю его имени. Честно сказать, я вообще о нём ничего не знаю. Но у него есть конфеты, которые с каждым моим новым визитом становятся всё вкуснее. А ведь когда-то я сразу их выплёвывал (такие горькие и противные были).
– Угощайся, если хочешь, – указывает он на пакет, увядающий на полу. – Мать принесла позавчера.
– А есть кокосовые? – интересуюсь я. Люблю я их просто больше всего.
– Может быть. Я не открывал.
– Почему?
– Точно знаю, что отравить меня решила, - отвечает он, а я слышу: – Вредно есть много сладостей.
И всё равно съедаю парочку штук.
Я просыпаюсь от жуткой боли в груди. Сначала дышать трудно, но постепенно воздух всё-таки находит путь к моим лёгким. Я с трудом выползаю из-под кровати (вообще не представляю, как я такой большой туда поместился): матери в комнате уже нет, а в квартире царит ночная тишина. По-настоящему ночная. Та, которая меня ослепляет. Та, которую я считаю своей любимой. Но в этот раз что-то не так: я не слышу дыхания оконченной ссоры. И криков не слышу – становится как-то не по себе.
Чего-то не хватает…
Не хватает даже спустя столько лет.
Криков? Ударов? Отравленных конфет?
Точно! Вкусных конфет!
ДВА ОКЕАНА
Я решила выкинуть эту находку, чтобы больше не читать всякие глупости о моём океане от той, что вообще его не понимала. Когда я подняла её дневник, он был открыт на последней странице; я рада, что посмотрела на неё в тот момент. Я увидела то, что хотела.
Всю свою жизнь я не могу оторвать взгляда от океана, а он всегда рядом и, готова поклясться, знает, насколько мне дорог. Он ловит все мои мысли, возвращая обратно лишь приятные – даже делает их красочнее и теплее. Поэтому каждое мгновение счастья вдали от него я обязательно оставляю в своём сердце, чтобы потом широко улыбнуться, в очередной раз оказавшись на берегу.
Обычно я смотрю на свой океан со скал и вижу многое из того, что он может предложить вместе с очарованием своей глади. Я вижу, как волны ласкают песок, а ветер кружит птиц. И иногда я жалею лишь о том, что он настолько необъятен, что я не могу увидеть всё сразу. Поэтому я и завидую небу, которое парит над всеми водами моего любимого друга. Но злиться на небо я не могу, ведь оно тоже любит океан: оно окрашивает его яркими цветами каждый раз, когда угасает и когда вновь оживает по утрам.
А вот людей, которые не любят океан, я терпеть не могу. Лично я пока таких не встречала – мне повезло. Но об одном таком человеке я знаю. Я помню, как увидела большую шкатулку на берегу, там внизу, и я решила её забрать. Подойдя к ней, я сразу её открыла. Тогда я думала, что океан решил подарить мне частичку своего мира. Того, что пока скрыт от моих глаз. Но внутри я нашла лишь намокшие листы какого-то дневника. Читать его было мерзко: в нем не было ничего кроме одной лишь ненависти к моему любимому океану.
Ненавижу эту жизнь, это место и океан, который душит. Он тяжёлый, страшный, неприятный, отвратный. Приходится засыпать с мыслями о том, что этот чёрный монстр, кишащий чудовищами, по-прежнему вокруг и никуда не денется, как бы я этого не хотела. Я в плену, из которого никак не выбраться.
За что она ненавидела мой океан? Как только посмела считать его отвратным? «Монстр, кишащий чудовищами»? Я помню, что с губ моих не сходила нервная улыбка, когда я читала те страницы. Ведь это же была шутка? Мой океан прекрасен. Он приютил столько созданий, красивых и пугающих! Он оберегает их, а она решила, что имеет право судить то, что совершенно не понимает.
Почему я вообще родилась в этом месте? Мать говорила, что ни она, ни бабушка не застали времен, когда океан восстал вокруг этого клочка земли, окружив его высокими водными стенами. Я представляю, что за ними есть необъятные поля, края которым не видно, но здесь…Здесь вокруг лишь мрачные стены. Я ненавижу эти стены! В них лишь тьма и страшные создания, которые медленно плавают вокруг и пугают одним лишь своим видом. А уж когда пожирают друг друга, становится совсем не по себе. Город задыхается и, что ещё хуже, дрожит от страха быть погребённым. Мы все боимся, но не все это показывают. А я? Я мечтаю, чтобы океан обрушился. И в то же время я ещё не готова умирать. Ненавижу себя за то, что не могу определиться.
«Кажется, ей всё-таки стоило бы умереть: слишком глупая и слепая, чтобы жить», - тогда подумала я. Нет, я не жестока. Просто люди, которые не видят красоты вокруг себя, не должны заражать своими необоснованными страхами других. Именно из-за своего отношения тогда она мне совсем не нравилась. Чуть позже я изменила своё мнение, потому что смогла измениться она.
Закрываю глаза, и снятся кошмары. Открываю глаза, и ничего не меняется. Окружённые глубокой тьмой высоких водных стен, многие пытаются жить, не обращая на них внимания, а вот у меня не получается. Хотя я всеми силами стараюсь этого не показывать. Сегодня я услышала, что на севере города стена начала издавать странные звуки. Она трещит. Неужели это начало её падения? Это наш конец?
Я не стала читать дальше в тот день, потому что устала злиться на все эти неприятные слова о моей любимом океане. Он не жестокий. Та девчонка (женщина?) его ненавидела по каким-то своим странным причинам, и она ужасно надоела своими жалобами. Но все-таки я не выкинула тот дневник, я принесла его домой вместе со шкатулкой. Я открыла её снова лишь спустя пару месяцев, когда заскучала.
Говорят, когда живешь в постоянном страхе, скучать не приходится. А я ведь точно знаю, что это правда. Сегодня в новостях рассказали о завываниях водного полотна на востоке. Конец приближается, и страх, на удивление, уходит. Так я говорю всем вокруг. Но я ведь точно знаю, что это ложь.
Чего она боялась в момент, когда все это писала, мне не понятно до сих пор. Океан не может пугать. Ко мне он всегда был только добр. Я всегда любила лишь стоять на берегу и не стремилась нарушить спокойствие моего лучшего друга. И за это он одаривал меня прекрасными видами, от которых замирало сердце.
Я поняла, что не боюсь акул так уж сильно, когда сегодня увидела кита. Быть может, мне привиделось? Ведь так низко кит не опустился бы. Но я стояла и дрожала, забыв обо всем, и лишь хотела умереть от того, что этот великан проплывал мимо. Противно от того, что меня трясло не от холода. Меня трясло, потому что здесь, на самом дне, у меня нет выхода. Мы все здесь заперты океаном наедине со своей ничтожной жизнью, которую он ещё и скоро заберёт.
Тогда я подумала, что она точно сумасшедшая. Она увидела кита и не рада? Кита?! Все, что ей дарил океан, она отвергала. Все, что он пытался ей показать, он ненавидела. И в чем же здесь вина моего друга, который обнимал её своими водами, получая в ответ лишь отвращение? Она опять смогла меня разозлить так сильно, что я швырнула её дневник в стену. Он слегка порвался, но мне было всё равно: от этого чтива не было ничего хорошего. Я решила выкинуть эту находку, чтобы больше не читать всякие глупости о моем океане от той, что вообще его не понимала. Когда я подняла её дневник, он был открыт на последней странице. Я рада, что посмотрела на неё в тот момент: я увидела то, что хотела. Там были написаны слова, которые меня порадовали.
И я люблю свой океан.
Я улыбнулась, осознав, что она всё-таки смогла измениться. Я даже не разозлилась из-за того, что мой океан она назвала своим. Это был хороший конец ужасной истории. Я выбросила шкатулку с дневником в тот вечер, оставив себе на память лишь листок со словами, которые грели мне душу.
Ненавижу то, что жизнь стала ожиданием конца. В детстве я ведь так сильно любила это место. Оно было особенным, оно было волшебным. Но с каждым новым днём и годом становилось всё труднее найти здесь что-то хорошее. В итоге это место стало пугающе страшным. Здесь темно и холодно. Здесь лишь подводные монстры парят за спиной. Здесь небо, в которое упирается водная стена, так высоко, что не веришь в спасение. Если бы только кто-то смог вытащить нас из этого плена! Вот только… вряд ли кто-то знает, что мы здесь. Понимает ли кто-нибудь, как сильно мы нуждаемся в спасении? Кому вообще нужны чужие страдания? Стена воет всё сильнее, треск её звучит не переставая, и возможно это моя последняя запись. Она должна быть веселее, да? Нет… Мне все говорят, что я ходячий позитив. И я правда стараюсь для них, я шучу и одариваю их мыслями о надежде: не хочу смотреть, как дорогие мне люди угасают. Но возвращаясь сюда, на эти страницы, я окунаюсь в мир своих настоящих мыслей и чувств. Я знаю, в нём темно и холодно. Здесь лишь монстры парят между строк. Здесь я не верю в спасение. Быть может, здесь мой личный океан.
И я люблю свой океан.
ИСТОРИЯ ЗАКРЫТОЙ ДВЕРИ
В большой комнате стали собираться люди, удивлённые изменениями. На когда-то белоснежных страницах книг распустились портреты всех тех, кого Стас встречал в своей тюрьме. Теперь же кто-то из них расцветал в улыбке, а кто-то угасал в отвращении.
Как можно утешить мать, чей сын исчез? Как попытаться объяснить ей, что лучше бы ему не найтись? В то самое утро Марина долго ничего не говорила. Она вспоминала стены его комнаты, увешанные надписями с угрозами и картинами со страшными сюжетами. Сердце её сжималось лишь от одной только мысли о человеке, которым теперь мог стать её ребенок, которому она когда-то подарила целый мир.
В чёрной пустоте он не переставал оглядываться по сторонам, боясь пропустить малейшее движение, которое могло бы помочь обнаружить ключи. Ключи от той самой двери, перед которой он сидел в надежде стать свободным. Фонарей или другого света не было - мир здесь словно потух в ожидании чего-то. Лишь секундная стрелка далёких часов подавала признаки жизни, но настолько мала была её сила, что вряд ли мальчишка замечал этот звук. Бывали мгновения, когда его внимание было сосредоточено лишь на высоком деревянном полотне впереди. По правде говоря, когда он впервые попал сюда, никакой двери он не видел, но со временем сердцу понравилось верить, а глаза не стали сопротивляться, и вот он уже был уверен, что смотрит именно туда, куда и должен был.
- Впустите! - кричал он время от времени и иногда задерживал дыхание на несколько секунд, чтобы даже оно не мешало ему воспринимать мир вокруг. Он хотел услышать, как кто-то зовёт его.