Александр Ярославич не стал неволить дружинников, позвал с собой только тех, кто сам пожелал. Остались только трое, у них уже были семьи, остальные ушли из Новгорода с любимым князем.
Молодая княгиня невольно несколько раз оглядывалась на сверкающие на солнце купола Святой Софии, на высокие башни новгородского Детинца, на чуть видный на берегу Торговый двор и уже невидный далёкий княжий терем. Там прошли такие замечательные дни, она полюбила по-настоящему, там ждала князя из похода, там зачала своего сына...
Снег укутал всё вокруг, сгладил очертания оврагов и ям, потому не видно, где ровно, а где совсем уж рытвина. Сани бросает на ухабах, в таких местах возница старается не торопиться. Две княгини, старшая и младшая, едут в возке, их холопки следом на трёх санях, там же вдова Ратмира Палаша, сам князь, как и дружина, на коне. Под Александром белый, вороной конь, что был на берегу Невы, идёт рядом в поводу. Лошади не могут понять, почему нужно двигаться так медленно, можно же перейти если не в галоп, то хотя бы на рысь. Но князь почти трусит рядом с возком, о чём-то беседуя с женщинами.
Временами он всё же не выдерживает, отдаёт поводья вороного коня слуге и рвётся вперёд, потом возвращается и снова трусит рядом. Между лошадьми началась ревность, вороной каждый раз, когда Александр уносится вперёд, рвётся за ним и потом долго косится на белого. Хозяин уже это понял и коней поменял. Теперь злится белый, а вороной смотрит довольно. Княгиня Александра, поняв, в чём дело, смеялась: у коней, как у людей.
К столице Владимиро-Суздальского княжества подъезжали уже к вечеру. Когда перед ними открылся вид большой крепости и за ней купола соборов Успенского, Дмитровского, Александра ахнула:
— Красота-то какая!
Князь велел проехать и даже остановиться у Дмитровского храма, который очень любил, помнил ещё с детства. Постояли бы, но нужно было спешить, смеркалось.
Князь Ярослав Всеволодович встретил их радостно. Жене, расцеловав, заявил:
— Наконец-то! Думал, совсем меня забыла.
Та зарделась, как девчонка, и смущённо спряталась за рослой фигурой мужа. Князь Александр преклонил перед отцом колено. Ярослав вдруг взял его за уши, поднял лицо к себе и рассмеялся:
— Что, выгнали?!
Молодой княгине стало страшно, ну зачем он так с её мужем? Но глаза князя Ярослава смотрели смеясь. Александр мотнул головой:
— Не выгнали! Сам уехал.
— Молодец! — объявил князь Ярослав и повернулся к снохе. — А ну дай на тебя посмотрю. Хороша, право, хороша! Ещё краше, чем в девках была! Э, да ты, погляжу, на сносях уже? Когда?
— Скоро, — окончательно смутилась Александра.
Позади князя стояли и остальные его сыновья, одного из них, Андрея, Александра уже видела на свадьбе. Он радостно кивнул невестке, подошёл под руку матери, за ним потянулись и братья. Феодосия со слезами на глазах целовала своих выросших мальчиков, гладила их волосы, приводя такими ласками возмужавших юношей в полное смущение.
Женщин увели в покои сразу, а мужчины отправились распоряжаться об устройстве дружинников и слуг. Княгини взяли с собой только своих служанок да велели устроить Палашу, та тоже была на сносях, вот-вот родит. Все боялись, чтоб в дороге дите не появилось, но обошлось.
Они уже поели и успели поговорить с ключницей, а мужчин всё ещё не было. Глядя на клюющую носом от усталости невестку, княгиня велела ей:
— Иди спать! Чего высиживаешь?
— Я мужа подожду, — возразила та, с трудом разлепляя глаза.
— Да они совсем уже поздно ночью придут!
— Почему?
— Пока всех дружинников да слуг не пристроят, не успокоятся. А потом ещё и беседы вести будут, я их знаю! — объявила княгиня и тоже отправилась в свои покои.
Княгиня Феодосия была права, отец и сын почти до утра сидели за беседой.
Князь Ярослав Всеволодович усадил Александра напротив себя и потребовал:
— Рассказывай!
— Что сказывать? — пожал плечами сын. — Содержание урезали, на ловы не пускали, сидишь, точно в клетке какой. Вот-вот путь укажут. Ждать не стал, сам уехал.
Отец рассмеялся:
— Да я не про то! Как Новгород путь кажет, я и сам знаю. Ты мне про Биргера расскажи, слышал я, много уже слышал, как ты с зятем короля расправился.
— А ты-то откуда? — изумился Александр.
Князь Ярослав горделиво приосанился:
— И у меня своих людей по свету немало. — С удовольствием рассмеялся. — Как приятно от чужих услышать, что твоему сыну за ратные дела прозвище Невский дали! Когда-нибудь и твои сыновья тебе такую славу принесут, вот тогда ты меня поймёшь. А теперь подробно расскажи, как понял, что шведов у Невы бить надо? Как битву устроил. Всё рассказывай. Или ты устал? Так можем завтра.
Конечно, князь Александр очень устал, но глаза отца слишком горели желанием немедленно услышать о подвиге сына, потому он не смог отказать. Стал толково объяснять, как пришла мысль не ждать шведов в Ладоге и тем более в Новгороде, а выйти навстречу. И сделать так, чтобы не заподозрили о его подходе.
— А я слышал, что тебе Биргер даже вызов на бой прислал, мол, не сдашься, рабом будешь!
Молодой князь чуть сморщился:
— Да не было никакого вызова. Откуда такая молва пошла, и сам понять не могу. Нас о появлении шведов ижорцы предупредили, что морскую стражу несли. Они и наблюдали всё время, без Пельгусия с его людьми нам бы не справиться. А знаешь, как мои новгородцы бились! И ладожане тоже! И сами ижорцы!
Глаза Александра горели, когда он рассказывал о Гавриле Олексиче, о Якове Полочанине, о Мише, о Савве, подрубившем шатёр, о гибели Ратмира, о Елифане, стрелявшем с помощью ног, о Канюше, заслонившем его собой... Ярослав смотрел на сына и радовался. Не бросился князь рассказывать о том, как сам бился с Биргером и попал тому в узкую прорезь шлема, а говорил о людях, что были рядом с ним. Настоящий воин вырос, настоящий князь! Не зря ему новгородцы имя дали Невский! Сердце отца переполняла гордость. Настолько, что на его глазах даже выступили слёзы. Александр испугался:
— Что, отче?
Князь Ярослав смахнул скупую слезинку загорелой рукой и вздохнул:
— Я радуюсь, Саша, что хорошего сына вырастил, хорошего князя и хорошего воина.
Александр снова опустился перед отцом на колено, а тот прижал светлую голову к своей груди и прошептал:
— Спасибо тебе, сынок.
Когда молодой князь наконец добрался до своей постели, Александра, конечно, давно спала. Почувствовав, что муж ложится рядом, она доверчиво прижалась к нему, бормоча:
— Ну где же ты так долго?..
Тот погладил её по голове:
— Спи, спи, ясынька моя...
А сам, несмотря на усталость, заснуть ещё долго не мог, одолевали думы. Но думал почему-то не о том, что теперь будет с ним самим, а о своевольном Новгороде. Псковские земли осаждают ливонцы. Это не шнеки из Швеции, где было всех намешано, ливонцы пойдут до конца, и много найдётся предателей, что, как новгородские бояре, станут с ними дружбу крепить. Летом ему удалось увести дружину и ополчение подальше от города и дать бой там, иначе бояре уболтали бы даже вече и пустили шведов к Новгороду. Неужели не понятно, что если кто приходит на твою землю с мечом, то не дружить идёт, а завоёвывать? На что надеются? Князь почти до света размышлял о судьбе великого вольного города, о судьбах русских городов, которые терзают новые завоеватели с юга. И что за напасть такая на Русь?
Наконец сон сморил и князя Александра.
В своей ложнице ещё долго вели беседу и его родители, князь Ярослав Всеволодович и княгиня Феодосия. Мать с гордостью рассказывала, как встречали новгородцы их сына, как кричали в один голос: «Невский!» Потом с горечью вздохнула:
— А после выгнали...
— А то ты Новгород не знаешь? Ничего, позовут обратно.
— А что он делать пока станет? Ведь Саше дело нужно, он от безделья замается.
Князь Ярослав притянул жену ближе к себе:
— Мыслю, поедет пока в Переяславль-Залесский.
Отдохнёт там, пока новгородцы очухаются. Ладно, завтра договорим, скажи, ты хоть обо мне вспоминала?
Почувствовав жаркое дыхание мужа, княгиня смутилась:
— Вспоминала...
— Чего ж не ехала? А если б я себе девку завёл?
— Завёл? — насторожилась Феодосия.
— Не завёл, но станешь меня одного оставлять, заведу непременно! — объявил князь, деловито стаскивая с жены рубаху.
Утром поздно встали все, кроме князя Александра, сработала привычка, приобретённая ещё в детстве, когда их будил боярин Фёдор Данилович.
ВЕРНУТЬ НЕВСКОГО!
Загородные ворота Новгорода за день проходила уже третья семья из Пскова. Стража насторожилась:— И чего идёте? Плохо там, что ли?
Псковитянин огрызнулся:
— А ты сам сходи и посмотри!
Если б не орущие детишки у него в санях, стражник, может, и разозлился бы, но, увидев заплаканное лицо женщины и три чумазые рожицы, вылезшие из-под полсти, которой были укрыты, махнул рукой:
— Езжай уж! Есть к кому?
— А то... — вздохнул псковитянин.
Когда прибывших из псковской земли стало слишком много, чтобы их не замечать, по городу пошли разговоры о страшном нашествии ливонских рыцарей, которые не жалеют никого и ничего на своём пути, и о скором нашествии на сам Новгород!
Вести приходили одна другой хуже. Ливонские рыцари захватили Водскую пятину! Рыцари уже не просто нападали на соседей, они вторглись на земли самого Новгорода, а отпор давать было некому! Обиженный боярами князь со своей дружиной был далеко, никого другого у города не было.
Прошло совсем немного времени, и при новом набеге рыцари захватили крепость Копорье. Согнав на работы местных жителей, они быстро возвели там отличный замок. Теперь этот замок словно нависал над всеми землями Новгородчины западней города. Торговые пути были перекрыты, это сразу почувствовали на торге. Бежавшие от рыцарства люди рассказывали страшные истории. Находники не жалели встретившихся им на пути, грабили и сжигали всё, что только могли. Людей продавали в рабство. Теперь уже в Новгород бежали погорельцы из собственно новгородских вотчин.
Александр открыл глаза и скосил их на жену, кормившую маленького сына. Их первенец Василий родился крепеньким и постоянно хотел есть. Кормить его приходилось и днём, и ночью. Услышав требовательное гуканье малыша, княгиня резво вскакивала, лучше дать ему грудь сразу, не то так разревётся, что полночи успокаивать будешь.
Глядя на сморщенное личико только родившегося сына, Александр мысленно ужаснулся: неужели оно таким и останется? Но сразу вспомнил личико младшего братца Ярослава, которого увидел в первый день после его рождения. Тот тоже был сморщенным, а ныне вон как расправился. Ему восьмой уж, и щёки пухлые, как у хомячка, того и гляди лопнут! У матери все дети один другого крепче, что девчонки Уля, Дуняша и Маша, что сыновья Василько, Ярославик, Миша, Данила, Константин... Пожалуй, только старшие Фёдор, Александр и Андрей удались больше в отца — высокие и стройные. Многих детей родила мужу княгиня Феодосия, благословил Господь третий брак князя Ярослава Всеволодовича. Родить и воспитать в детях доброту и участливость к людям — это забота матери, а вот вырастить из них хороших воинов и князей — это уже дело отца. Родители постарались, упрекнуть детей Ярослава Всеволодовича и Феодосии Игоревны не в чем.
Слушая ласковые уговоры своей жены, кормившей сына, Александр думал о том, что теперь их черёд. Они с Сашенькой тоже должны вырастить из Васи и других детей достойных продолжателей рода Рюриковичей. В том, что детей будет много, князь Александр не сомневался, ведь они же с Сашенькой любят друг дружку и крепки здоровьем. Мысль о своей возможной гибели или смерти ему даже в голову не приходила, Александр твёрдо верил в нужность Руси, а значит, и долгую жизнь.
У князя Александра Невского действительно будут замечательные сыновья, хотя проживёт он не очень долгую, но очень яркую жизнь, и ещё одна победа, которая принесёт ему воинскую славу, у князя-воина пока впереди.
Молодая княгиня покормила сына, уложила сладко почмокивающего от сытости человечка обратно в люльку и забралась на ложе под бок к мужу. Сашенька очень любила прижаться-привалиться ближе к Александру, а почувствовав тепло его тела, быстро успокаивалась и засыпала. Князь, слыша ровное посапывание любимой жены, успокаивался тоже. Точно и не было где-то далеко мятежного Новгорода с его шумным вече, проклятого Биргера, приведшего свою армаду на русскую землю и получившего достойный отпор, не было даже безжалостных орд Батыя. А были только вот эта тёплая ото сна любимая женщина и недавно родившийся сын, такие родные и дорогие ему.
На дворе залаяла собака, привыкший к тревогам князь прислушался. Нет, это не у них, далеко... Почему-то собачий лай в ночи вызывал у него грусть, даже тоску одиночества, казалось, что потерял что-то очень важное и дорогое.
Мысли снова перекинулись на дела последних месяцев. За два года столько всего случилось! Он женился, стал главой семьи, пусть пока совсем маленькой, из трёх человек, но это только начало. Провёл первый свой поход, одержал яркую победу, был назван в честь неё Невским, прославлен Новгородом и почти сразу им же изгнан. Но обиды на неблагодарный город почему-то не было. Вернее, она была, но не на новгородцев, а на бояр. Неглупый Александр прекрасно понимал, что даже вече, если его сильно не разозлить, подчиняется воле совета господ. Видно, пока не разозлились. Жена уже отвернулась на другой бок, потому смог повернуться и сам князь. Укладываясь заново, он тяжело вздохнул: ох, не было бы поздно, Господин Великий Новгород! И тут же услышал тревожный вопрос своей Сашеньки:
— Что, болит что?
— Нет, нет, спи спокойно.
— Про Новгород думаешь? — тоже вздохнула жена. Александр всегда поражался чуткости её сна, лишний раз не повернёшься, всё слышит.
Чтобы не потерять умение владеть оружием, надо тренировать руку и глаз каждый день. Для того дружинники бьются в учебных боях, стреляют по мишеням, носятся на конях. Но полезна была и охота.
Князь Александр очень любил охоту ещё со времени, когда впервые выехал в новгородский лес вместе с отцом. Тогда отличился брат Фёдор, ему удалось убить матерого волка. После того княжичи часто бывали на гонах и ловах вместе с отцом, а когда тот уехал во Владимир, и сами. Став править Новгородом, князь Александр даже пытался увеличить размеры своих ловов, на чём их отношения с вольным городом разладились окончательно. Окончательно ли? В глубине души князь Александр всё ещё надеялся, что не окончательно. Он был воспитан своим отцом Ярославом Всеволодовичем, сыном Всеволода Большое Гнездо, а все Всеволодовичи и их дети умели выжидать.
Вече ревело одним требованием: вернуть Ярославича! Онаний развёл руками:
— Если вы требуете, вернём.
Толпа кричала:
— Требуем!
Пришлось боярам клятвенно заверять, что посланник к князю Ярославу Всеволодовичу во Владимир отбудет немедля.
Слушая продолжавшее шуметь за стеной палаты вече, боярин Онаний морщился. Вот уж чего ему совсем не хотелось, так это возвращения князя Александра. К нему бочком подошёл Колба:
— А если позвать не старшего Ярославича, а меньшего, Андрея? Придёт с дружиной, без неё отец не пустит, но сам-то он моложе и тише.
Онаний обернулся к советчику:
— Сам придумал?
Тот только пожал плечами, мол, какая разница.
— Вот ты и поедешь!
Во Владимир спешно отправился не очень именитый боярин Колба, который вообще-то был Колберном и совсем не желал настоящего сопротивления ливонским рыцарям. Даже при появлении их в городе уж он-то найдёт подход, вспомнит своё настоящее имя и окажется весьма полезным новым хозяевам города. Так думал Колба-Колберн, шагом поспешая во Владимир просить на княжение Ярославича.