Поллэк поднялся и направился к маленькому вагончику, в котором размещался вспомогательный генератор, Мэддокс же распрощался со всеми и ушёл.
— Что ты собираешься делать?
— Я остаюсь. Мне надо поговорить с Мэддоксом.
— Хочешь мой совет? Не делай этого.
— У меня нет другого выбора.
— Я так и думала... В таком случае выслушай меня...
— Что ты хочешь сказать?
— Не делай ни малейшего намёка Мэддоксу на то, что я рассказала тебе об операции завтрашней ночью, иначе ты станешь покойником, да ещё навлечёшь кучу бед на мою голову: ему будет несложно обнаружить источник твоей информации. Если он предложит тебе деньги, прими их. Если ты откажешься, это убедит его в том, что он больше не может доверять тебе, и разделается с тобой. Послушай меня внимательно. Мэддокс не будет долго думать: вырыть яму в песке не составляет большого труда. Никто не знает, что ты тут, никто не будет искать тебя. Ты просто бесследно исчезнешь, тебе ясно?
— Но я же отправлял сообщения по электронной почте.
Сара пожала плечами:
— Иероглифами? Ты понимаешь...
— А ты? Ты ведь тоже была со мной.
— Я слишком большой кусок для него.
— Понимаю.
— Ещё раз советую тебе: если он предложит тебе деньги, прими их. Мне кажется, что Мэддокс питает к тебе некоторую симпатию. Если он не сочтёт нужным убить тебя, то охотно спасёт твою жизнь. Но если ты откажешься от денег после того, как они будут предложены тебе, думаю, ты подпишешь свой смертный приговор. В особенности в сложившихся обстоятельствах со всем этим окружением и тем бардаком, который затеется с минуты на минуту. Я подожду тебя. Не валяй дурака. Мне важно продолжить тот разговор, который мы не закончили прошлой ночью.
— Мне тоже, — пробормотал Блейк, почти себе под нос. Сара собралась уйти, но он задержал её: — Сара, есть одна вещь, которую я не сказал тебе.
— О чём идёт речь?
— О надписи.
— На саркофаге?
Блейк кивнул.
Сара улыбнулась:
— Я не египтолог, но у тебя читалось на лице, что ты кое-что скрывал от меня. Ты был очень похож на кота с мышью в пасти... Итак?
— Неправда, что текст, который я тебе прочитал, был продолжением «Книги мёртвых». То, что последовало, было проклятием.
— Мне это показалось само собой разумеющимся. Я бы удивилась, если бы это оказалось не так. Только не говори мне, что учёный верит в эти глупости, которые никогда не отгоняли воров, во все времена.
— Естественно. Однако же именно в этом кроется нечто убедительное... Подожди меня, если ты не слишком устала.
— Я подожду, — пообещала Сара и удалилась в середину лагеря, освещённую луной, а Уильям Блейк на секунду подумал, что хотел бы побыть с ней в совершенно другом месте.
Он растёр каблуком окурок сигареты и направился к Мэддоксу, который тем временем добрался до своего жилья.
— Мистер Мэддокс, — обратился он к нему, стоя на пороге, — разрешите сказать вам пару слов?
— Охотно, — откликнулся Мэддокс. — Входите, прошу вас. — Но на лице у него было выражение человека, злящегося на зануду.
Он включил свет и направился к небольшому шкафчику-бару:
— Виски?
— Скотч пойдёт прекрасно, спасибо.
— Что вы скажете об этой песчаной буре, Блейк? Кажется, мы будем иметь дело с явлением необычайной силы.
— Она здорово отравит нам существование. Да ещё может причинить немало бед. Но я хочу поговорить не об этом.
— Я знаю, — промолвил Мэддокс, наливая ему «Макаллан» из своего личного запаса. — Вы хотите поговорить со мной о захоронении Рас-Удаш, но я...
Блейк поднял палец под носом у своего собеседника, пристально посмотрел ему прямо в глаза и выпалил одним духом:
— Мистер Мэддокс, я должен спросить у вас, имеете ли вы намерение ограбить подземелье Рас-Удаш и перевезти все предметы погребальной утвари туда, куда считаете это более подходящим?
— Блейк, какого чёрта...
— Нет уж, выслушайте меня, мистер Мэддокс, или у меня не хватит смелости, чтобы продолжить: вы должны немедленно остановить эту операцию, потому что вы не имеете никакого права проводить её.
— Это вы так говорите, Блейк. В этом лагере командую я, а если кто-то выступает против меня, то я не остановлюсь перед тем, чтобы...
— Мэддокс, прежде чем произнести ещё хоть одно слово, выслушайте то, что я должен сказать вам: вы не должны дотрагиваться до этого захоронения, потому что оно представляет собой необычайный комплекс, тайны которого только слегка затронуты моими поспешными и поверхностными исследованиями. Если вы погубите эти сокровища, то будет утеряно достояние, заключающееся в знаниях, дошедших до нас нетронутыми с расстояния тридцати веков, будет потеряна информация, которую мы никогда не сможем восстановить, информация, которая может оказаться жизненно важной для всего рода человеческого.
Мэддокс покачал головой, как будто выслушал какой-то бред.
— Вы сообщили мне, что в настоящее время работаете над раскрытием личности человека, похороненного в усыпальнице, и что это увеличило бы стоимость всего комплекса. Я не раз и не два давал вам разрешение посылать, на мой страх и риск, сообщения по электронной почте вашим коллегам для консультаций. Разве это не так?
— Так, — выдавил из себя Блейк с поникшей головой.
— Так в чём же дело?
— Вот именно в этом: существует большая вероятность того, что в захоронении покоится лицо высочайшего ранга, возможно, даже известный исторический персонаж. Представьте себе... — Блейк попытался перевести дух, и от этого у него пересохло в горле, — представьте себе, что мумии великого фараона угрожало осквернение в период смуты и жрецы хотели увезти её в недоступное место или же что наёмный полководец, командующий военной кампанией, скончался вдали от столицы по причине то ли ранения, то ли болезни и вследствие неизвестных нам причин у них не было возможности перевезти его тело для бальзамирования в Долину царей. Мистер Мэддокс, я приложил все свои силы и знания к тому, чтобы выжать всю возможную информацию из этого захоронения, но осталось ещё много вопросов. Я пока не знаю, имеет ли продолжение боковое отверстие, через которое произошёл завал, до каких пор оно доходит, и не знаю точно, для чего оно служит.
— Однако же времени больше нет...
— А кроме того, вы не пожелали сообщить мне, где мы находимся.
— У меня не было иного выбора.
— Прошу вас, не вывозите захоронение.
— Сожалею, Блейк: договорённость была чёткая. Вы должны выполнить определённую работу, и вы её проделали, хорошо и быстро. Всё остальное — целиком моё дело. Разве не так?
Блейк опустил голову.
— Прискорбно, что вам не удалось сделать больше и узнать больше: я прекрасно понимаю ваше любопытство учёного, который в данный момент испытывает глубокое разочарование, но вы также должны осознавать, что вам представилась уникальная возможность в мире, настоящая привилегия. Если вы разумный человек, то будете удовлетворены: вам выплатят такую сумму, которая позволит вам безбедно существовать до конца ваших дней и, если хотите, полностью изменить вашу жизнь. Алана Мэддокса никто не назовёт неблагодарным человеком. Я получу деньги в своё распоряжение самое большее через сутки. Могу передать вам всю сумму наличными или же, что ещё лучше, перечислить деньги на счёт в швейцарском банке, реквизиты которого я вам сообщу. И это означает отказ от какой бы то ни было публикации. Если же вы захотите нарушить это обязательство, то мне чрезвычайно неприятно сообщить вам, что вы сделаете это на свой высочайший страх и риск.
Значение этих слов было более чем ясно, и Блейк утвердительно кивнул головой.
— Прекрасно, — заявил Мэддокс, приняв этот кивок в качестве знака согласия. — Я заказал вам билет на прямой рейс авиакомпании «Эль Аль» в 21.30 из Тель-Авива в Чикаго.
— Почему не из Каира?
— Потому что у нас очень выгодное соглашение с «Эль Аль».
— И вас никоим образом нельзя разубедить?
Мэддокс отрицательно покачал головой.
— По крайней мере позвольте мне осуществлять надзор за операциями упаковки и погрузки: вы рискуете нанести огромный ущерб предметам.
— Хорошо, — согласился Мэддокс, — по-видимому, вы не расслышали, что я просил вас об этом.
— Последний вопрос: вы собираетесь трогать мумию?
У него в глазах появилось странное выражение, как будто он хотел предостеречь своего собеседника от смертельной опасности.
Не успевший опомниться от этого странного вопроса, Мэддокс не нашёлся что ответить.
— Почему вы спрашиваете меня об этом? — пробормотал он с некоторой запинкой.
— Потому что должен знать это. К тому же если бы я был на вашем месте, то не стал бы делать этого.
— Если вы хотите запугать меня, то ошибаетесь: вы же не думаете, что я верю во все эти проклятия фараонов и прочие ветхозаветные глупости.
— Нет, не думаю. Однако хочу, чтобы вы знали, что надпись на саркофаге содержит самое пугающее и ужасное проклятие, которое мне довелось прочесть за двадцать пять лет исследований и изучения источников. И речь идёт не просто о проклятии: это скорее пророчество, в котором перечислено с достойной внимания точностью всё, что произойдёте осквернителями.
— Значит, и с вами тоже, — с иронической улыбочкой изрёк Мэддокс.
— Вполне возможно.
— И что же заставляет вас думать, что это проклятие является самым действенным из всех прочих, которые не смогли защитить ни одно из захоронений, на которых они были написаны?
— Начало. Оно гласит: «Тот, кто откроет дверь его вечного обиталища, увидит окровавленный лик Изиды[25]».
— Впечатляет, — согласился Мэддокс ещё более ироничным тоном. — Ну и что?
— Завтра ночью произойдёт полное затмение луны. И луна примет красноватый оттенок: окровавленный лик Изиды. Если это совпадение, то оно действительно заслуживает внимания.
— Действительно, это совпадение.
— Но сразу же дальше говорится, что на следующий день дыхание Сета[26] покроет мраком землю с востока на запад на огромном расстоянии на одну ночь, один день и ещё одну ночь. Если мистер Гордон правильно передал прогноз погоды, то мне кажется, что нам следует ожидать песчаную бурю на большей части Ближнего Востока, начинающуюся, кстати, с завтрашней ночи, с сильным ухудшением видимости и перерывами в работе средств связи в различных местах в течение более чем одних суток. Вы согласитесь, что это — странное совпадение с учётом того, что «дыхание Сета» повсеместно известно как ветер пустыни.
— Закройте саркофаг, Блейк, — прервал его Мэддокс, даже не пытаясь скрыть овладевшую им нервозность, — и оградите меня от этих глупостей. Погребальная утварь захоронения уже достаточно богата. Мне не нужны те несколько предметов, что находятся внутри саркофага. А чтобы снять погребальную маску с мумии, единственную действительно ценную вещь, мы должны поднять крышку ещё по меньшей мере на двадцать сантиметров, а это означает дополнительные часы работы. Таким временем мы не располагаем. Остальное не имеет для меня никакого значения.
— Лучше пусть будет так. Спокойной ночи, мистер Мэддокс.
Гед Авнер подошёл к Игелю Аллону, державшему в правой руке неоновый фонарь, освещавший туннель, по которому они шли уже с четверть часа.
— После того как убрали пару преград, образовавшихся в результате обвалов в поздний древний и средневековый периоды, туннель на большом протяжении стал доступным. Вот, смотрите, — показал он, поднеся лампу к левой стене, — это — настенные надписи начала шестого века. Возможно, они восходят к периоду осады Навуходоносора.
При звуке этого имени Авнер едва заметно вздрогнул. Он провёл носовым платком по лбу, вытирая пот, и уставился на настенную надпись:
— Что она означает?
— Мы пока как следует не поняли, но, кажется, это — топографическое указание, как будто обозначающее ответвление от подземного хода в другом направлении. Буквы, нанесённые под схемой, гласят: «вода» или «поток на дне».
— Колодец?
— Вполне возможно. Во время осад, подобных этой, зачастую выкапывали туннели такого типа для снабжения водой. Но надпись может также означать и нечто иное.
— А именно?
— Пойдёмте, — пригласил его жестом археолог и двинулся вперёд по туннелю, который в одном месте узкой извилиной сворачивал налево и затем абсолютно прямой линией упирался в тупик. Слева на стене виднелись следы бурения, а с другой — деревянная панель, удерживаемая на стене висячим замком.
— Вот, — пояснил Аллон. — Над нашей головой возвышается тридцать метров твёрдой скальной породы, а на ней — площадка стёртого с лица земли Храма. Взгляните-ка сюда. — Он кивком головы указал на землю, посветив туда фонарём.
— Там ступеньки, — заметил Авнер.
— Совершенно верно. Которые теряются в боковом склоне горы. Я думаю, что мы имеем дело с лестницей, которая вела от Храма. Может быть, даже от святилища. Видите, в этом месте мы произвели небольшое бурение? И натолкнулись на неоднородные материалы, золу, куски штукатурки, строительный мусор. Речь может идти даже о материалах разрушения и сожжения Храма в 586 году до новой эры, которые упали с верхнего уровня в лестничную шахту, частично заполнив её проём.
— Вы хотите сказать, что, следуя по этой лестнице, мы можем добраться до использовавшихся площадей Храма Соломона или прилегавшей к нему нижней окрестной территории?
— Вполне возможно.
— Необычайно. Послушайте, Аллон, кому-нибудь ещё, кроме вас, известно об этих вещах?
— Двум моим помощникам.
— А рабочим?
— Это украинцы и литовцы, которые прибыли недавно и ни слова ни понимают на иврите. В особенности на техническом жаргона иврита, на котором мы разговариваем между собой.
— Вы уверены в этом?
— Как в том, что вы сейчас находитесь здесь.
— А что находится за этой панелью?
Аллон вынул из кармана ключ и открыл замок:
— Именно здесь мы сделали самое ошеломляющее открытие. Находка ещё находится на том месте, где мы её обнаружили. Пройдёмте, инженер.
Перед ними открылся новый туннель, по всей вероятности, идущий в южном направлении.
— Возможно, к Силоамскому пруду и долине Кедрон, — уточнил Аллон. — Вот что, вероятно, означает та настенная надпись. В настоящее время мы следуем по высеченным указаниям, которые нашли на стене главного туннеля, и идём по подземному ходу, который должен быть продолжением как главного туннеля, так и лестничного спуска, ведущего от Храма. Точка, на которой мы первоначально остановились, должна быть пересечением этих двух путей. Вот тут нам пришлось убрать немного материала из осадочных пород, почти полностью загромождавших проход в этой точке. А под ними мы обнаружили вот это...
Аллон остановился и полностью осветил фонарём почти окаменевший ком глины, в котором увяз предмет невиданной красоты.
— О Господи... — пробормотал Авнер, становясь на колени в ещё влажную грязь. — Я в своей жизни не видел ничего подобного.
— Откровенно говоря, я тоже, — признался Аллон, присев на корточки. Археолог приблизил фонарь и покачал им, заставив заиграть переливами сапфиры, сердолики, янтарь и кораллы в отблесках красноватого золота, мерцающих на фоне грязи.
— Что это? — воскликнул Авнер.
— Кадило. А это клеймо, которое вы видите здесь, на этой стороне, — свидетельство его принадлежности Храму. Дорогой мой, в этом приспособлении курили фимиам Богу наших предков в святилище, воздвигнутом Соломоном.
Он произнёс эти слова с трепетом в голосе, и в отблеске фонаря Авнер увидел, что глаза археолога увлажнились.
— Я... могу дотронуться до него? — нерешительно спросил он.
— Да, можете, конечно, — разрешил Аллон.
Авнер протянул руку и слегка провёл ею по поверхности сосуда: это была чаша, сработанная с совершенством, достойным восхищения, декорированная по основанию ножки рядом драгоценных камней, украшающих вереницу крылатых грифов, стилизованных таким образом, что они казались всего-навсего изящней чередой геометрических орнаментальных мотивов. По краю располагался круг пальметт[27], повторяющийся на ажурной крышке, с отверстиями, окружёнными серебряной насечкой, потемневшей от времени. Круглая ручка крышки имела вид небольшого граната, выполненного из золота, с семечками внутри, выточенными из крошечных кораллов.