Внезапно Энтони почувствовал знакомый запах... и понял, что Кэтрин совсем недавно была в этом зале. Значит, она всё ещё во дворце...
— Принесите нам шербет, — сказала слугам Анна.
Слуги поспешили выполнять приказание; мажордом остался в зале и продолжал пристально смотреть на Энтони. Это был человек в годах с неприветливым лицом и мрачным взглядом. Его тунику окаймляла золотая тесьма; весь его вид свидетельствовал, что он считает себя не последним человеком в доме Нотарасов.
— Анна, — сказал Энтони, — охранники обманули нас. Моя сестра где-то здесь. Мне нужно найти её.
Анна нахмурилась и спросила дворецкого:
— Братья вернулись, Михаил?
— Нет, госпожа.
— Ты уверен?
— Конечно, госпожа.
— Братья сказали, что мы встретимся здесь, — сказала Анна. — Энтони, не переживай, они скоро придут. Давай подождём их На галерее.
— Кэтрин где-то здесь, — настаивал Энтони. — Этот человек говорит неправду, по-видимому выполняя чьё-то приказание. Я должен немедленно увидеть сестру.
— Ты обвиняешь нашего слугу во лжи? — Взгляд Анны внезапно стал колючим. — Мажордома моего отца?
Не успев закончить гневную тираду, она увидела спускающегося по лестнице Алексея.
— Я услышал ваши голоса, — сказал он. — Значит, вы справились с теми юнцами?
— К сожалению, без вашей помощи, — огрызнулся Энтони. Он был по-настоящему зол и встревожен. — Еде Моя сестра?
— Василий показывает ей дом, — сказал Алексей.
Энтони знал, что по возможности не должен ссориться с Нотарасами.
— Я тоже хочу посмотреть дом, — сказал он. — Ты проводишь меня?
— С какой стати? — удивился Алексей. — Я благодарю тебя, что ты доставил домой Анну. Теперь ты можешь убираться отсюда...
— А как же Кэтрин? — спросил Энтони. — Она пойдёт со мной.
— Мы проводим её, когда она соберётся идти домой.
— Ты Думаешь, я позволю так поступать со мной?
Энтони не мог больше сдерживать гнев. В его воображении возникали картины того, что могло происходить наверху с его дорогой Кэтрин...
— Ты негодяй, Алексей. Вы с братом обманщики. Немедленно приведите Кэтрин сюда, и если с ней что-то случилось...
— Ты слишком далеко зашёл, негодный латинянин. Эй, слуги, выбросить его отсюда!
Мажордом тут же хлопнул в ладоши.
— Ты несправедлив, Алексей, — сказала брату Анна. — Энтони спас меня от толпы.
— Пусть он ведёт себя как подобает благородному человеку и немедленно покинет стены этого дома. — Алексей был неумолим. — По-моему, он просто, назойливый негодяй.
Люди с палками в руках уже входили в зал. Слуга, принёсший шербет, замер как вкопанный...
Не раздумывая, Энтони выхватил меч; он вновь был готов сражаться.
— Схватить негодяя! — приказал Алексей.
— Остановите его! — крикнула Анна. — Он убьёт всех нас.
— Отдай мою сестру! — заорал Энтони и двинулся на Алексея; тот сразу же спрятался за спиной мажордома.
Энтони бросился к лестнице.
— Кэтрин! — крикнул он. — Кэтрин, где ты?
Поднявшись на несколько ступеней, Энтони посмотрел наверх. На Лестничную площадку из разных комнат выскакивали женщины. Среди них он увидел Кэтрин.
Одежда Кэтрин была в беспорядке, её щёки пылали.
— Энтони! — воскликнула Кэтрин, зло глядя на брата. — Зачем ты скандалишь? Оставь меня в покое и уходи!
— Ты... с ума сошла, — не веря своим ушам, выдохнул он.
— Энтони! — крикнула Кэтрин. — Обернись!
Энтони быстро обернулся, но было слишком поздно. Что-то мелькнуло у него перед глазами, и он потерял сознание.
Через некоторое время он очнулся. Он лежал на мраморном полу, вокруг него стояли какие-то люди.
— Он ранен? — с тревогой спросила Кэтрин.
— Такому твердоголовому паписту трудно разбить череп...
— Его нужно убить, — дрожащим голосом сказала Анна. — Он напал на моего брата.
— Умоляю вас, не причиняйте ему вреда, — умоляла Кэтрин. — Он хотел защитить меня. Так повёл бы себя каждый брат.
— И герой, — ухмыльнулся Алексей. — Идите наверх. Даю слово: я ничего ему не сделаю.
С минуту поколебавшись, Кэтрин поднялась по лестнице. Анна последовала за ней.
Алексей насмешливо глядел на Энтони.
— Что с ним делать, господин? — спросил мажордом.
— Вышвырнуть на улицу, — сказал Нотарас, — и избить как паршивую собаку. А потом бросить в канаву... А меч переломить!
Старшие Хоквуды вернулись с императорского приёма. Вильям поджидал их и казался встревоженным. Оказывается, Кэтрин и Энтони всё ещё не пришли домой, они отсутствовали вот уже три часа.
— На улицах неспокойно, — с ужасом в голосе сказал Джон. — На нас чуть было не напали...
— Боже мой, что могло случиться с Кэтрин... — Голос Мэри звучал тревожно.
— Она была с молодыми людьми, — проворчал Джон.
Внезапно до них донёсся из коридора шум нечётких шагов.
Богатый наряд Энтони был разорван, он еле перебирал ногами, по лицу текла кровь, его меч исчез. Мэр и вскрикнула и бросилась навстречу сыну.
Вильям, усадив брата, спросил:
— Что случилось?
Энтони молча, со страдальческим выражением лица покачал головой.
— Где твоя сестра? — спросил Джон Хоквуд.
Энтони вздохнул:
— Сначала она ушла... она ушла с Василием и Алексеем Нотарасами. Это случилось из-за того, что на нас напали. А потом... во дворце Нотараса... — Его голос затих.
— Рассказывай, что произошло. Немедленно!
Энтони не мог заставить себя рассказать родным, что Кэтрин сама захотела остаться во дворце и что она позволила слугам Нотараса избить собственного брата. Ему было непонятно, чем руководствовалась Кэтрин. Энтони чувствовал, что ему плюнули в душу. Но он решил молчать об этом, потому что иначе никогда не сможет смотреть в глаза родителей.
— Кэтрин не вышла, когда её позвал брат, — ухватилась Мэри за враньё Энтони, как за самое важное. — Она даже не ответила на его зов.
— Она могла и не слышать, — перебил жену Джон.
— Они переломили мой меч, — сказал Энтони в отчаянии.
— Которым ты защитил их сестру, — согласился Вильям.
— Что сделано, то сделано, — перебил их Джон. — Ложитесь спать, мальчики.
Энтони, пошатываясь, вышел из комнаты.
— Отец, разве ты не отомстишь им? — спросил Вильям.
— Что ждёт твою дочь? — отстранению поинтересовалась Мэри, как будто забыв, что Кэтрин и её дочь тоже.
Джон Хоквуд пристегнул меч, который он только что снял.
— Я должен привести Кэтрин домой. Я отомщу за всё.
— Я пойду с тобой, — сказал Вильям и взял меч.
— Добрый вечер, генерал, — поприветствовал Хоквуда великий дука. — Несмотря на поздний час, я рад вас видеть.
Джона Хоквуда проводили в огромный зал. По размерам он был едва ли меньше баронского зала, на стенах висело множество икон.
В зале находился большой стол и несколько стульев, он выходил в галерею, в которой толпились вооружённые люди. Великий дука и его сыновья, стоявшие у стола, тоже были с оружием в руках. Палки в руках слуг свидетельствовали об их явно немирных намерениях.
Сейчас Хоквуд с трудом преодолевал презрение, испытываемое им и раньше к византийцам. Он чувствовал, что его сын Вильям, такой же высокий и смелый, как и он сам, поддержит его в трудную минуту.
— Я пришёл за своей дочерью, — тихо сказал Джон.
— Я как раз хотел поговорить о вашей дочери, — сказал Нотарас. — Она захотела провести ночь здесь, генерал. На улицах в такой час женщинам опасно появляться, на них могут напасть.
— Мой брат спас вашу дочь от подонков, — прогремел Вильям. — И вместо благодарности ваши люди разбили ему голову.
— Прошу простить за этот инцидент, уверяю вас, это досадное недоразумение. Ваш сын чересчур горяч, он атаковал моих слуг, и они вынуждены были защищаться.
— Энтони защищал честь своей сестры, — патетически сказал Вильям.
— Успокойся! — одёрнул сына Джон Хоквуд. — Я пришёл сюда за своей дочерью. Вы должны привести её. Заявляю, что буду требовать удовлетворения, если с ней что-то случилось.
Нотарас фыркнул:
— Вы полагаете, что можете командовать в моём доме, генерал?
— Кэтрин пришла сюда по собственной воле, — хитро заметил Алексей Нотарас.
— Она сейчас в комнате моей сестры, — сказал Василий. — Они подруги. Что с ней может случиться?
— Приведите её, — настаивал Джон Хоквуд. — В противном случае я разнесу ваш дом.
Великий дука уставился на англичанина из-под нахмуренных бровей.
— Выбросить эту падаль! — скомандовал он.
Слуги поспешили выполнить приказ, но Джон обнажил свой меч и сразу же услышал, что и Вильям достаёт оружие.
— Сопляки, — тихо сказал Джон. — Возьмём одного из них. Это решит дело.
Отец и сын дружно атаковали слуг; те сразу поняли, что на этот раз перед ними не мальчишки, а два опытных солдата, и сразу ретировались.
Рубите их! — рычал Нотарас, размахивая шпагой. Вместе с сыновьями он отступал к внутреннему проходу.
Джон заметил, что с крыши галереи кто-то прыгнул, но он знал, что Вильяму по силам отразить любую атаку. Он бросился следом за великим дукой и его сыновьями, но они уже успели скрыться в проходе, и дверь была закрыта. Обернувшись, Джон увидел, как Вильям отбросил византийца, у которого кровоточило плечо от нанесённой ударом меча раны. Остальные отступили к стене.
— Несите луки! — крикнул Нотарас с крыши галереи. — Расстреляйте их!
Двое слуг выскочили из зала.
— Отец, ничем хорошим это не кончится, — сказал Вильям. — Если мы умрём, то ничем не сможем помочь Кэтрин. Будем искать поддержки императора.
Джон Хоквуд понимал, что Вильям прав.
— Тогда атакуем слуг, — согласился он, — и уводим, пока не поздно.
Император Константин вздохнул и отбросил пергамент.
— Вы обвиняетесь... — начал он.
— В том, что поступил, как следовало поступить отцу! — воскликнул Джон Хоквуд.
— В нарушений общественного спокойствия, бесчинстве и покушении на право собственности.
— Я лишь хотел спасти дочь, ваше величество.
Джон пробежал глазами по лицам людей, стоявших позади трона. Он сжал губы, увидев Нотараса подле патриарха.
— Твой сын обвиняется в убийстве, — устало закончил Константин.
— Мой сын защищался от нападавших на него людей.
— Но один из них убит!
— Так случилось, ваше величество.
— Франк убил грека, — гаркнул Геннадий.
— Но моя дочь была изнасилована! — закричал Джон. — Сестра моего мальчика была изнасилована! Она до сих пор томится во дворце великого дуки.
— Я отрицаю это, — проговорил Нотарас. — Она оказалась в моём доме по собственной воле. Всё, что произошло между ней и моим сыном, произошло по её собственному желанию...
— Но без благословения её родителей, — оборвал император, явно теряя терпение.
Нотарас тяжело вздохнул:
— Мой сын готов жениться на этой девушке.
Все присутствующие в зале с удивлением посмотрели на Нотараса. То, что великий дука разрешал своему внебрачному сыну жениться на латинянке, было, по сути, публичным признанием его вины.
Нотарас указал на Вильяма Хоквуда, стоявшего позади отца:
— Но этот негодяй должен умереть!
— Он убил грека, — повторил патриарх. — И он должен поплатиться своей жизнью!
Константин с грустью взглянул на Джона, и Джон с ужасом мгновенно понял, что император недостаточно силён, чтобы защитить его.
— Я протестую, ваше величество, — сказал Джон. — Если бы мы не защищались, нас разрубили бы на части. По приказу этого человека... — И он указал на великого дуку.
— Но вы остались живы, а один из моих подданных убит, — сказал император. — Твой сын должен поплатиться за это.
— И вы думаете, что моя дочь захочет вступить в брак с Василием Нотарасом, если её родной брат будет казнён?
— Они поженятся, — повторил Нотарас. — Я прослежу за этим.
Джон спрашивал себя, имеет ли Кэтрин хоть малейшее представление о том, в какую беду они попали из-за её безответственности и безнравственного поведения? Теперь, чтобы спасти жизнь Вильяма, он должен пойти с козырной карты, а свою дочь бросить ко всем чертям...
— Если мой сын будет признан виновным, я не останусь в Константинополе, — объявил он.
Император взглянул на него, и Джон увидел, что Константин готов расплакаться. Но внезапная слабость внутри него неизбежно нарастала, и он начал понимать, что император не в состоянии защищать даже своего генерала артиллерии перед напором великого дуки.
— Итак, — проговорил наконец император. — Сегодня вечером из Галаты отправляется генуэзское судно. Будь на нём с женой и младшим сыном. Никто не станет препятствовать вам.
Джон поднял голову.
— А мой старший сын?
— Он будет казнён!
Вильям судорожно перевёл дыхание и огляделся... Иметь при себе оружие, находясь рядом с императором, не разрешалось, кроме того, они были окружены плотным кольцом охраны.
— Ваше величество, вы не сделаете это! — вскричал Джон.
— Я дарую тебе жизнь. Большего я сделать не могу...
Джон не верил своим ушам.
— Но, ваше величество, — проговорил он, понизив голос, — вы совершаете преступление!
— Измена! — закричал великий дука, и его вопль был подхвачен свитой.
— Молчать! — приказал император. — Это мой приговор, Джон Хоквуд. Теперь ты должен удалиться. Если же тебя или твоего сына застанут в Константинополе на рассвете, ты будешь казнён. Убирайся, Хоквуд, пока у тебя ещё есть время.
— А ну живо! — скомандовал капитан генуэзского судна. Это был, конечно же, не тот капитан, который доставил Хоквудов в Константинополь более двух лет назад, но Джону казалось, что всё это произошло как будто вчера. — Усиливается северный ветер. Нас вынесет из Босфора, как косточку, выдавленную из апельсина.
Джон Хоквуд промолчал, помогая жене подняться по трапу и пройти в каюту. Энтони следовал за ними с узлами в руках, которые они наскоро успели собрать.
Они просто-напросто ушли из своего прекрасного дома и из жизни, которую создали себе. Мэри была настолько потрясена внезапной переменой их судьбы, что не могла дать волю слезам. После двух лет жизни в роскоши и комфорте, которых они не знавали прежде, она, казалось, просто не понимала, что её семья расколота и их процветание разрушено бесповоротно.
Энтони понимал её состояние. Он не знал всех подробностей случившегося, но масштабы катастрофы он, конечно, осознавал. Инстинктивно он чувствовал себя виноватым, но раз Кэтрин решилась на преступное безумие, то всё, что последовало за этим, рисовалось неизбежным. То, что Кэтрин не прислала ни слова извинения за то несчастье, в которое она ввергла семью, разрывало сердце Энтони.
Столь не безразличная ему Анна Нотарас совершенно очевидно повернулась против него, и осознание этого лишь усиливало боль, которою ему приходилось переносить. Но больше всего была уязвлена гордость Энтони. Приступы боли в израненном теле, порезы на лице и руках было ничто по сравнению с чувством, что он раздавлен, выброшен из жизни и катится по дороге как пустая бочка. Он был совершенно беспомощен, словно со связанными руками.
Энтони не мог до конца поверить в то, что его меч переломлен и что завтра утром его брат будет задушен гарротой[27].
Положив узлы в каюту, Энтони возвратился на палубу. Он боялся взглянуть на родителей.
Стемнело, только огни мерцали в Галате и в городе на противоположной стороне залива. После перипетий предыдущей ночи Константинополь, без сомнения, спал. Но Вильям Хоквуд не мог уснуть, он должно быть, стоял у окна камеры, вглядываясь последний раз в темноту ночи. На рассвете он будет казнён...
А Кэтрин? Всматривалась ли она в ночную мглу? О чём думала?
Энтони почувствовал, что его охватывает гнев. Но хуже поведения Кэтрин, хуже его собственного унижения и предстоящей казни Вильяма было осознание того, что отец безропотно принял эти удары судьбы. Хотя можно было сказать, что у него не было выбора. И это человек, который всегда встречал врага с мечом в руках... Отец признал поражение и покидал Константинополь в ночи, а великий дука и его сыновья, потягивая вино, смеялись над жалкой фигурой того, кто недавно был «великим наёмником».