Таким образом, в жизни с Роем Мустангом были свои плюсы, но только признавать их таковыми очень не хотелось. В любом случае, жизнь обещала не давить строгой дисциплиной, за нарушение которой можно было огрести по первое число (как, например, от Ризы Хокай — в памяти Эдварда всё ещё свежи были картины дрессуры Урагана, и оказаться на его месте мальчишке было действительно страшно). С Роем можно было вести себя как душе угодно.
— Эд, давай за стол, все уже сели! — голос полковника вывел из раздумий, и мальчишка непроизвольно скривился. Это собрание, этот стол и этот торт предзнаменовали его скорое расставание с единственным братом, что уничтожало любое зарождающееся внутри веселье. Он не хотел этого. Не хотел этой бессмысленной разлуки. Но и портить всем настроение и нервы тоже в планы не входило. Решив, что всегда сможет позже отыграться на своем опекуне, Эдвард смахнул с глаз чёлку и максимально бодро прошёл в гостиную.
Рассыпающееся вокруг конфетти и звуки хлопушек ввели в непродолжительный ступор, который закончился вспышкой фотоаппарата. Проморгавшись, мальчик понял, что стоит в обнимку с братом, весьма неудачно позируя перед камерой Хэвока. Поза его выглядела как из дешёвой постановки бродячих артистов, а выражение лица сложно было назвать радостным или печальным. Скорее, это была гримаса непонятной смеси эмоций, причем далёких от положительных. Он выглядел… злым?
Помотав головой, желая развеять собственное смущение, Эдвард вымученно улыбнулся, сильнее сжав Ала в объятиях. На него нацепили клоунский колпак и это казалось настолько неправильным, что к горлу подкатила тошнота.
Как все эти люди могли есть и веселиться, зная, что у него отнимают последнего родственника? Мальчику захотелось что-нибудь съязвить по этому поводу, но внимательно всмотревшись в окружающие его лица, он передумал: никто на самом деле не веселился. Все пребывали в легкой и грустной задумчивости, что отражалась в глазах и никак не проявлялась иначе, создавая иллюзию безмятежности.
— Брат, улыбнись, давай сделаем красивое фото! — Альфонс легонько ткнул его под рёбра, пытаясь отвлечь от невесёлых дум и грядущего расставания. Быть старшим братом оказалось куда тяжелее, чем он думал: приходилось заглушать в себе слёзы и улыбаться, подбадривая Эда и уверяя, что всё будет хорошо. — «Ничего уже не будет хорошо» — Шестнадцать лет провести бок о бок, поддерживая друг друга, соперничая между собой и делясь самым сокровенным и наболевшим и теперь вдруг позволить километрам разделить их — это казалось безумием, но такова была реальность. Ему нужно было покинуть загазованный город ради своего здоровья, а Эдвард вынужден был остаться на попечении своего начальника из-за своей платы за последнюю трансмутацию. Жестоко. Единственное, что хоть как-то утешало, та это понимание, что с полковником рядом Эдвард точно будет в безопасности и обеспечен всем необходимым для пятилетнего ребёнка. Да и навещать друг друга они будут так часто, как это будет возможно с работой Роя.
Фотоаппарат щёлкнул снова, и на этот раз распечатанный снимок можно было назвать удачным: никаких кислых мин и ауры безнадёжности. Хэвок что-то щелкнул по панели настроек, и на свет появилась копия распечатанного ранее снимка.
— Держи, — младший лейтенант торжественно протянул снимок Альфонсу, отдав копию подошедшему полковнику, — пусть у тебя она тоже будет. Вы ведь братья.
Склонившись в благодарном поклоне перед мужчиной, Альфонс с трепетом взял фотографию, завернул её в носовой платок и аккуратно сунул во внутренний карман пиджака. По возвращении в Ризенбург он обязательно поставит её в рамочку, а пока что лучше было сразу взять её с собой: оставить по невнимательности не хотелось.
В общей сложности Хэвок сделал около десяти фото, два из которых запечатлели не только братьев Элриков, но и всю команду Мустанга — на этом настоял сам полковник, заявив, что хочет «оставить воспоминания» этого «удивительного момента». Момент и правда был удивительный, учитывая, что полковник достал предыдущее фото команды (со Стальным-подростком) и распорядился всем занять те же позиции. Малыша Эдварда, несмотря на всё его сопротивление, Рою пришлось взять на руки, так как в объектив фотокамеры было видно лишь часть головы ребёнка, а без него терялся и смысл снимка. К счастью, повторять все сделанные за четыре года фотографии начальник не захотел, и офицеры вздохнули с облегчением.
Все вновь собрались за столом и, прежде чем приступить к трапезе, кто-то предложил произнести тост в честь Эдварда. Кажется, это был Фалман или Бреда, но с уверенностью мальчик сказать не мог — он умудрился пропустить тот момент мимо ушей. «Прощальная» вечеринка стала отдалённо смахивать на празднование Дня рождения, и это чувство внутри Эда лишь усилилось, стоило Винри принести уже остуженный на полковничьем балконе испечённый ею торт. Противный колпак занял место и на голове самого Эдварда, не вызывая у него ничего кроме раздражения. Серьёзно, их с братом разлучают, а его пытаются заставить веселиться!
Насильно растянув губы в улыбке, мальчишка впился взглядом в свою тарелку, из последних сил контролируя себя, не позволяя рукам сорвать конус и ударить по столу. Все эти люди собрались здесь ради них, было бы сверхнаглостью обратить их усилия в прах. Нужно было отыскать во всём этом что-то хорошее. Нужно было! Взгляд зацепился за заботливо положенный Винри в его тарелку кусок домашнего торта.
Что ж, это определённо подходило.
Вооружившись чайной ложечкой, пододвинув к себе чашку с чаем, Эдвард отломил кусочек бисквита и сунул его в рот, медленно пережёвывая. Вкус был восхитительный. Забыв про питьё, мальчик отломил себе ещё один кусочек, а потом ещё и ещё. Винри всегда пекла чудесные пироги с вишней и яблоками, но торт сделать решила впервые, и он удался на славу. У девушки явно были кулинарные способности.
Краска залила лицо, когда мысли внезапно потекли совсем не в том направлении, в каком задумывались. Винри. Он отчаянно хотел быть рядом с ней, хотел веселить её своими порой несмешными фокусами и немного злить вновь сломанной автобронёй. Хотел смахивать непослушную прядь светлых волос с её лица и держать её за руку. Хотел сжимать в своих объятиях и — смел ли он надеяться? — целовать её. Подруга детства явно отвечала ему взаимностью, но бо́льшую часть их совместного времяпрепровождения он попросту не понимал её мыслей. То она улыбалась и была сама доброта, то вдруг хмурилась и превращалась в беспощадного, лупящего всех и вся механика. Но она так мило смущалась, когда он дарил ей исключительно девичьи побрякушки вроде новых серёжек, браслетов или кулонов. Хотя он тоже краснел как маков цвет в такие моменты.
Волнующие юную душу воспоминания были нагло прерваны лёгшей на его лоб широкой ладонью. Встрепенувшись, Эдвард встретился взглядом с наклонившимся над ним начальником.
— Странно, температуры вроде нет, но тогда чего такой красный? — Словно желая убедиться в собственной правоте, офицер легко притянул ещё пребывающего в прострации ребёнка ближе, коснулся губами лба. — Действительно, всё в порядке.
— Лапы прочь! — бывший Стальной алхимик отмер и, осознав произошедшее, грубо оттолкнул Роя от себя, при этом больно ударившись своим лбом о лоб всё ещё находившего вблизи начальника. Скривились от боли оба, но заскулил только Элрик: так как дёрнулся именно он, то и сила удара в большинстве своём легла на него. Прижав ладони к пострадавшему месту, мальчишка поднял на Мустанга злой взгляд. — Извращенец…
— Чего?! Придурок малолетний, — не остался в долгу полковник, потянув за беззащитное ухо подопечного, — я, вообще-то, проверял, нет ли у тебя жара. Ты ведь весь красный был.
— Это можно было сделать и другим способом, ай! Здоров я, пусти, блин!
Элрик возмущённо ухватил руку полковника, желая ослабить хватку мужчины. Его ухо уже начинало пульсировать и — Эд был уверен — приобрело ярко-красный цвет. Как унизительно то, а! Ещё и перед Винри. К счастью, начальство смиловалось и соизволило отпустить его, ворча что-то про неблагодарных детей и трансмутировавших самих себя алхимиков.
— Брат, мама ведь у нас так же температуру проверяла без градусника. Чего ты куксишься? — Альфонс осторожно положил руку на плечо Эдварда, вгоняя того в ещё большее смущение. Он прекрасно всё понимал, не нужно было «разжёвывать» ему как малышу! Отмахнувшись от наставительных речей брата, мальчик подхватил ложкой довольно большой кусок торта и с толикой обиды зажевал его полностью, игнорируя слишком большие для него размеры и потому едва смыкающиеся челюсти. Это было неприлично, но злому на всех и вся ребёнку было глубоко всё равно, кто что про него теперь подумает: просто хотелось заесть свои тревоги и успокоиться.
Большой кусок сладости в этом как раз помогал.
***
— Эдвард, живо прекратил! — Рой встряхнул только что отловленного мальчишку, мысленно краснея за устроенную Элриком сцену. Они были на вокзале, провожали Рокбеллов и Альфонса в Ризенбург и всё шло хорошо вплоть до того момента, когда поезд не начал отъезжать.
В мальчишку словно кто-то вселился: он стал всхлипывать, потом кричать, вскоре всё это переросло в тупанье ногами, беганье по перрону и выкрикивание непечатных слов, из-за чего на них начали оборачиваться все столпившиеся в ожидании поездов горожане. Мустангу потребовалось целых десять минут, прежде чем он смог поймать капризного мальчишку и несильно стукнуть того по затылку. Эд замолк ненадолго, и очень скоро станцию огласил усиливающийся с каждым мгновением рёв. Чувствуя, что теряет терпение, офицер поднял ребёнка на руки и, зажав подмышкой, уверенно направился к выходу с вокзала, предварительно прикрыв рот мальчишки ладонью. На них оборачивались, и Рой был благодарен своей привычке всегда надевать военную форму — иначе кто-нибудь вполне мог бы вызвать полицию, решив, что он похищает чужого ребёнка.
Донести брыкающегося пацана до машины оказалось не так уж и сложно (помог мелкий рост подопечного), но терпение под конец этой «прогулки» грозилось лопнуть и уступить место возрастающему раздражению. У него было два племянника и, когда те были в нынешнем возрасте Эда, он часто оставался с ними на выходные, давая сестре возможность отдохнуть. Но двойняшки никогда не доставляли ему столько хлопот и уж тем более никогда не вели себя подобным образом. Возможно, сказывалось строгое воспитание Ванессы, возможно, причина была в том, что Рой был единственным, кто позволял им куда больше, чем их родители, и дети просто не хотели терять такого покровителя. С Эдвардом же всё получилось как-то сумбурно и неожиданно, поэтому в глубине души мужчина не злился на его поведение. Не злился, но игнорировать не мог: это было несколько слишком.
— Я сказал, успокойся! — Немного жестко посадив мальчишку на заднее сиденье и пристегнув его ремнём безопасности, Рой нахмурился, сложив руки на груди. Элрик лишь немного присмирел и, угрюмо глянув исподлобья, показал начальнику язык. Мустанг прикрыл глаза, сдерживая желание ещё раз пристукнуть белобрысую макушку: он не должен был раздражаться на такие детские глупости. — Тебе ведь почти семнадцать, чего ведёшь себя, как пятилетний?
Бывший Стальной Алхимик насупился ещё больше и отвёл глаза к окну, пробурчав что-то смутно похожее на: «Потому что я и есть пятилетний» — наверняка Рой сказать не мог, но это был единственный вариант. Вообще вся случившаяся с его подопечным история сильно беспокоила полковника: прошла почти неделя с момента его «чудесного перевоплощения», и буквально пару дней назад в поведении Эдварда начали изредка проскальзывать детские замашки.
Не было никакой уверенности, что пророчество Стального о самом себе сбудется и он и правда деградирует до своего пятилетнего «я», но эти опасения начали занимать всё большее место в мыслях Мустанга. Если со Стальным в образе ребёнка он ещё мог найти общий язык, то как вести себя, если Эд по-настоящему станет ребёнком, мужчина не знал. Тут бы очень пригодился Хьюз со своим богатым родительским опытом, но так как он уже который год лежал на военном кладбище, рассчитывать на поддержку лучшего друга не приходилось.
«Вот тебе и ещё одна причина, по которой я хочу, чтобы ты вернулся», — Рой устало глянул в зеркало заднего вида, отмечая, что его подопечного уже начало клонить ко сну. Хоть Элрик и ерошился весь день да «качал права», против детского организма он был бессилен, а учитывая, что из-за посиделок мальчик так и не вздремнул днём, было неудивительно, что теперь он едва мог держать себя в вертикальном положении.
Дождавшись, когда светофор сменит сигнал на разрешающий, полковник нажал на педаль газа, осторожно трогаясь и продолжая путь домой, не желая нарушать приятную тишину очередными воплями Эда, который, сколько Рой себя помнил, всегда ныл, стоило начальнику наскочить колесом на кочку или яму.
Комментарий к 2 - Прощание и новая жизнь
Глава несколько мелковата, но затягивать ещё больше не хотелось. Буду очень признательна за отзывы :)
========== 3 - Падая в пустоту ==========
Эдвард посмотрел на огромный круг преобразования, разработка которого заняла у него несколько месяцев, и закрыл глаза, выпрямившись и подняв лицо к потолку. Было страшно. Младший брат стоял совсем рядом и, хоть доспехи не могли передавать эмоции, аура волнения ощущалась довольно сильно. Оно и не удивительно.
Стальной алхимик прошёлся вдоль круга, ещё раз перепроверил его целостность и назначение каждого из тщательно прочерченных элементов. Где-то совсем рядом послышался шум колёс, и спустя полминуты на недострой вбежал полковник.
«Ну надо же, действительно, пятнадцать минут. Может же быть пунктуальным, если захочет», — Эдвард сунул обратно в карман часы государственного алхимика, облизнул пересохшие от волнения и ожидания губы и опасливо покосился в сторону начальника. Мустанг ободряюще кивнул и встал чуть поодаль, чтобы хорошо видеть происходящее преобразование, но при этом не мешать юному гению исправлять ошибки прошлого. Сам Элрик был безмерно рад, что старший алхимик не полез с глупыми расспросами типа «готов?» или «уверен, что получится?» — разумеется, он совсем не был готов. На кону стояли их с Алом жизни, здоровье, душа… Собственно, именно из-за этого страха и неуверенности он и позвонил полковнику в пять утра: безмерно хотелось моральной поддержки, оказать которую в сложившейся ситуации мог только другой алхимик. Был ещё вариант Изуми Кёртис, но он был забракован практически сразу, как возник — во-первых, заставлять учителя ехать в такую даль ради них — эгоистично; во-вторых — её приезд отнимет время и оттянет возможную попытку возвращения Альфонсу тела; в-третьих — братьям было банально страшно навлечь на себя её гнев. Поэтому оставался полковник Рой Мустанг. И, да, ему они могли доверять.
Эдвард постепенно успокоил бешено бьющееся сердце и, глядя специально только на круг, положил ладони на пол, сосредотачиваясь и пропуская через себя энергию, активируя трансмутацию. Белый свет привычно залил глаза, а в следующее мгновение он оказался на том самом месте, на котором пришлось стоять почти семь лет назад — внутренний мир алхимика — он узнал бы его из тысячи других по вратам за собственной спиной и едва уловимому глазу силуэту, так похожему на его собственный
«Наконец нашёл способ исправить, что натворил?» — голос, прозвучавший в его голове, напоминал его собственный, но Элрик прекрасно осознавал, с кем имел честь говорить.
«Да. Думаю, да»
Пребывание в своём мире или во Вратах, как ещё называли это состояние алхимики, продлилось не долго. Во всяком случае, именно так чувствовал себя Стальной алхимик, постепенно приходя в себя после того как сильно приложился головой о пол.
Потолок Центрального госпиталя он узнавал сразу, поэтому когда глаза наткнулись на столь знакомые синие линии по периметру, Эдвард понял, что заботливое начальство вызвало «скорую».
«Ну, оно и к лучшему: тело Ала было довольно истощено. Вот только, зачем и меня уложили-то? Со мной всё нормально ведь», — Элрик осторожно приподнялся на локтях, сразу же натыкаясь взглядом на мирно сопящего рядом брата. Альфонс выглядел хоть и жутко худым, но счастливым, и Эдвард не смог сдержать улыбки. Он смог. Смог! Получилось исправить давний грех и возвратить младшему брату отобранное!