На собрании казаки потребовали ареста нелюбимых офицеров. Были арестованы и оставлены в Иркутске командир полка полковник Силинский, его помощник войсковой старшина Темников и хорунжий Еремеев. Остальные офицеры оставались в полку, но многие из них лишались командных должностей. В этот день казаки особенно хорошо почувствовали, какие права им дала революция.
В тот же день мы двинулись дальше.
Долго ночью не спал я, размышляя над событиями дня. Мог ли я, простой сельский учитель, думать о таком большом повороте в моей судьбе. Я никогда не мечтал даже о том, чтобы стать хотя бы инспектором народных училищ, тем более мне показалось бы диким, если б кто-нибудь сказал, что я буду полковником. Даже будучи прапорщиком, я, как сугубо мирный человек, никогда не думал о военной карьере. Еще в 1906 году при окончании городского училища мой товарищ одностаничник, поступивший в военное училище, усилено звал туда же меня. Но я отказался, так как вообще не любил военных. И вот революция сделала меня командиром полка.
23 января наш полк прибыл в Верхнеудинск (Улан-Удэ). Здесь нас встретил 1-й Верхнеудинский казачий полк во главе с выборным командиром В. Кожевниковым, бывшим вахмистром. Оказалось, что всего несколько дней назад в Верхнеудинске была установлена Советская власть.
В Верхнеудинске
В полковом комитете 2-го Читинского полка шло бурное заседание. Стоял вопрос, идти ли дальше в Читу, где заседал эсеро-меньшевистский Народный Совет, не признававший Советской власти, или ждать в Верхнеудинске прибытия с Западного фронта 1-й Забайкальской казачьей дивизии.
— Ехать в Читу нам нельзя, — говорил, заикаясь, председатель полкового комитета Софронов. — Чита не признает Советской власти. А мы безоружны. Пришедший до нас в Читу 1-й Читинский полк нагадил нам. Он разоружил в Чите рабочую Красную гвардию, и поэтому нас разоружили дорогой. Мы признали власть Советов Народных Комиссаров, и идти в Читу — это значит устанавливать и там Советскую власть, а как мы ее установим, когда у нас нет оружия? Нет, надо подождать здесь подхода с Западного фронта 1-й Забайкальской дивизии, в которой настроение революционное и старые командиры заменены выборными.
Выступивший за ним Д. С. Шилов сказал:
— Не доверять нам и разоружить наш полк у Красной гвардии были достаточные основания. Ведь весь наш полк шел под командой старых царских офицеров. Ведь командиром полка был все тот же полковник Силинский, который выслал теперешнего командира т. Жигалина из полка с фронта в Тифлис для предания военному суду за большевистскую агитацию. Известны также контрреволюционные настроения и многих других офицеров полка. Ясно, что по прибытию в Читу они продолжали бы грязное дело 1-го Читинского полка по разоружению Красной гвардии и при первой возможности открыли путь в Читу атаману Семенову. Хорошо, что мы догадались в Иркутске сменить старых командиров на выборных. Я не согласен с товарищем Софроновым, чтобы здесь ждать подхода 1-й дивизии. Когда она подойдет, еще неизвестно. Нам в Иркутске обещали затребовать из Ачинска отобранное у нас оружие и прислать сюда. Да, кроме того, надо и здесь поискать оружие. Верхнеудинский Совет обещал нам помочь в этом.
Я поддержал предложение Шилова и добавил:
— Учтите, товарищи, что наши казаки сейчас рвутся домой. У них боевое настроение. Но долго сидеть здесь без дела опасно. Уже были отдельные случаи самовольного отъезда из полка. Надо послать представителей в Иркутск и поторопить Центросибирь с оружием. И здесь надо еще поговорить с Кожевниковым. Наше дело общее, и верхнеудинцы должны помочь нам, поделиться оружием. Кроме того, надо съездить в Березовку, там в запасной сотне осталось мало народу и должны быть лишние винтовки.
Решили послать Шилова и меня в Верхнеудинский Совет, в 1-й Верхнеудинский полк и в запасную сотню. Начали собирать оружие.
В это время из Читы прибыла делегация Народного Совета в составе меньшевика А. А. Войлошникова, правого эсера Г. П. Перфильева и социал- демократа — интернационалиста Н. М. Матвеева, стоявшего на платформе Советской власти.
На закрытом заседании полкового комитета Матвеев рассказал о том, как 1-й Читинский полк, придя с фронта в Читу, разоружил рабочую Красную гвардию, о том, что офицерство и буржуазия втайне ждут прихода атамана Семенова, а меньшевики и эсеры устроили в Народном Совете говорильню и мечутся между двух огней. Они не хотят прихода большевиков и боятся Семенова, так как он обещал вместе с большевиками перевешать и меньшевиков.
Договорились с Матвеевым: полку необходимо принять все меры к быстрейшему вооружению, а читинские большевики должны разработать план переворота, подготовить Красную гвардию и рабочих и сообщить о том условной телеграммой.
Полковой комитет 2-го Читинского полка помещался в классном вагоне. Тут же ели и спали. В один из январских вечеров в купе, занимаемом Шиловым и мной, собрались А. А. Сафронов, Л. В. Черепанов, Григорий Эпов, Абрам Федоров и Кузьма Литвинцев. Обсуждали итоги дня. Оказалось, что полк мог рассчитывать на получение из разных источников всего трехсот винтовок. Часть из них — заграничные с небольшим запасом патронов. С таким вооружением идти на Читу, где был хорошо вооруженный гарнизон, рискованно.
После долгих разговоров Шилов горячо сказал:
— В Чите есть рабочая Красная гвардия, большевистская партийная организация, казаки, которые ненавидят офицеров и поддерживают нас. Впрочем, нужна осторожность. — Подумав, Шилов предложил: «Я поеду в Читу один, узнаю настроение в гарнизоне, как готовятся читинские большевики к встрече нашего полка. Обо всем сообщу вам…»
— Правильно говорит Митя! — заявил я. — А мы пока здесь будем собирать оружие и готовиться по первому сигналу из Читы двинуться туда.
На том и порешили.
На другой день из Иркутска в Верхнеудинск приехала делегация в составе Бялыновича — от Центросибири, С. С. Киргизова — от 1-й Забайкальской казачьей дивизии и еще трех представителей от других полков. Делегация направлялась в Читу нелегально, чтобы прощупать настроения частей читинского гарнизона и принять участие в подготовке советского переворота. Ознакомившись с положением в Верхнеудинске, делегация двинулась в Читу. От 2-го Читинского полка в ее состав были включены А. А. Черепанов и Абрам Федоров.
Как-то поздно вечером меня и Софронова вызвали на станцию к прямому проводу. Состоялся примерно такой разговор с военным комиссаром Читинского народного Совета Афанасьевым:
— На проводе Афанасьев. Когда вы, товарищи, думаете двинуться в Читу? Мы вас ждем.
Софронов. Зачем же нам ехать в Читу? Чтобы арестовали наших выборных командиров?
Афанасьев. Ведь ваше назначение — Чита. Здесь ваш полк должен расформироваться. А насчет ареста выборных командиров ваши опасения напрасны. Народный Совет гарантирует им полную безопасность.
Жигалин. Мы приедем в Читу тогда, когда там будет Советская власть. Думаете ли вы признать власть Совета Народных Комиссаров?
Афанасьев. Вопрос о признании власти большевиков у нас не стоит. Ваш приход в Читу необходим, чтобы защищать Читу от Семенова. Да и дома вас ждут семьи.
— Надо кончать этот бесполезный разговор, — шепнул я Софронову.
Софронов. Хорошо, мы подумаем о вашем предложении. До свиданья.
На совещании полкового комитета было решено переговоры с Афанасьевым продолжать, но определенного ответа не давать и в то же время ускорить вооружение полка.
Получив условную телеграмму от Матвеева, 2-й Читинский полк 2 февраля (15 по н. с.) выступил из Верхнеудинска. Железнодорожники устроили нам «зеленую улицу», и рано утром 3 февраля полк прибыл на станцию Чита — 1-я. Настроение казаков было приподнятое. Более трех лет назад, в январское утро 1915 года, мы отсюда уходили на фронт, на Кавказ.
Но домой еще нельзя, совесть не велит. Надо закончить начатое великое дело — революцию. Как можно ехать домой, когда еще буржуи не добиты, когда Чите угрожает контрреволюционный атаман Семенов и в родном Забайкалье еще не установлена Советская власть!
Переворот в Чите
Читинский Народный Совет уже был политическим трупом, и не он решал судьбу революции. Забайкалье и, в частности Чита, все более становились местом столкновения двух непримиримо-враждебных социальных сил: контрреволюция — в лице атамана Семенова и революция — в лице Советов, опиравшихся на широкие народные массы, на революционно настроенных казаков-фронтовиков. Народный Совет был как бы раздавлен между этими борющимися силами.
В начале января 1918 года читинская буржуазия и белогвардейщина ликовала, встречая пришедший с Западного фронта 1-й Читинский казачий полк.
Семенов уже высчитывал дни, когда торжественно вступит в Читу.
Но в это время с запада подул другой ветер.
В Верхнеудинск прибыл с фронта 1-й Верхне- удинский казачий полк под командой выборных командиров. Узнав об этом, войсковой атаман Забайкальского казачьего войска Зимин 20 января 1918 года послал в полк телеграмму: «Прошу арестованных офицеров освободить. Приказания офицеров исполнять беспрекословно. Войсковой атаман Зимин». В ответ на эту телеграмму 1-й Верхнеудинский полк на общем полковом собрании вынес такую резолюцию: «Общее собрание 1-го Верхнеудинского полка категорически протестует против, приказания войскового атамана Зимина и находит, что время для таких приказаний прошло… собрание выносит атаману Зимину порицание за недемократическое обращение к полку»[2].
На дальнем вокзале наш полк 16 февраля встретили представители штаба переворота во главе с Киргизовым. Встреча была теплая, но без помпы. Обстановка требовала, чтобы город пока не знал о приходе полка. В плане переворота элемент внезапности мог иметь очень большое значение.
На кратком совещании полкового комитета и командиров сотен мы ознакомились с хорошо разработанным планом захвата власти. Было намечено занять вокзал, почту, телеграф, телефонную станцию и другие важные объекты, арестовать наиболее видных контрреволюционеров, в первую очередь офицеров. Штаб переворота находился в бывшем (губернаторском) доме.
Я с сотней казаков должен был занять реальное училище, где, по сведениям, находился штаб белогвардейцев и хранилось оружие. Но на самом деле там ни того, ни другого не оказалось. В это время командир 1-го Читинского полка и начальник гарнизона полковник Комаровский с женой вышел на свою обычную утреннюю прогулку. У реального училища его задержали казаки 2-го Читинского полка. Он громко возмущался и грозил им арестом. Но ему сказали, что они казаки 2-го Читинского полка и подчиняются только своему командиру. Он был крайне удивлен, узнав, что 2-й Читинский полк прибыл в Читу. Полковника привели ко мне.
Комаровский слышал, что я являюсь выборным командиром полка и, подойдя ко мне, подчеркнуто грубо отрекомендовался:
— Я полковник Комаровский! По какому праву ваши казаки задержали меня?
— А я командир 2-го Читинского полка, — ответил я. — Задержали вас по праву революции.
— Я протестую и требую освободить меня! — возмущался Комаровский. — Это незаконно!
— Напрасно горячитесь, полковник, — ответил я. — Мы хотим установить Советскую власть, которую вы не признаете, и поэтому мы вас обязаны пока задержать, а там видно будет, что с вами делать. Жена же ваша может быть свободна.
В гостиницах «Даурия» и «Селект» было арестовано несколько десятков офицеров, которые беспечно спали после обычных ночных кутежей.
Штаб переворота представлял собой развороченный муравейник. Приходили и уходили казаки в фронтовых потрепанных шинелях и папахах и красногвардейцы в рабочих куртках и пальто, группами и в одиночку. Приводили арестованных. Сновали взад и вперед посыльные. Отдавались распоряжения и приказания. Все спешили, говорили, кричали, и трудно было понять, что тут происходит. В двух комнатах наспех опрашивали арестованных. Записывали только имя, фамилию, должность, адрес и отправляли в задние комнаты, временно отведенные для арестованных, а затем — в тюрьму.
В это время шло заседание партий и организаций, стоящих на платформе Советской власти. Постановили организовать временную власть Комитета Советских организаций, куда входили представители большевиков, левых эсеров, социал-революционеров-максималистов, анархистов, а также представители казачьих частей и отрядов Красной гвардии. Руководящая роль в Комитете принадлежала большевикам. Были организованы комиссариаты — военный, внутренних дел, финансовый, продовольственный и другие. Председателем Комитета был избран член РСДРП с 1898 года В. Н. Соколов.
В. Н. Соколов выдвинул мою кандидатуру комиссаром финансов, но я решительно отказался, заявив, что я ничего не понимаю в финансах и что освобождать меня от обязанностей командира 2-го Читинского полка в данный момент нецелесообразно, так как в полку очень сильны демобилизационные настроения. Кроме того, меня беспощадно трепала малярия, привезенная мною с Кавказа. Но в состав финансового комиссариата я был включен.
Да, это было горячее время! Бесконечные заседания разных комитетов, дни, наполненные кипучей революционной работой. И лишь изредка выпадали минуты краткого отдыха. Иногда они проходили в обществе Соколова и его жены Елены Демьяновны (тоже старого члена РСДРП).
Чашка чая в скромной квартире Соколовых казалась верхом домашнего уюта после походной и казарменной жизни. Сам Василий Николаевич, скромный и простой, являлся хорошим хозяином и чутким товарищем. Как часто, бывало, он поддерживал меня советом, подбадривал. Когда у меня возникали сомнения в правильности жестокой политики по отношению к контрреволюционному офицерству и буржуазии, то он просто и убедительно объяснял мне, что это в политической борьбе необходимо: если мы их не согнем, то они нас уничтожат.
Народный Совет продолжал заседать, призывая гром и молнии на голову большевиков. Наконец, Комитет решил распустить Народный Совет, что с успехом выполнил С. С. Киргизов.
Становление Советской власти в Чите проходило в сложной обстановке. Приходилось преодолевать совершенно непредвиденные трудности и отражать неожиданные удары.
Через неделю после установления Советской власти в Читу прибыла с германского фронта 1-я Забайкальская казачья дивизия. Выборным командиром дивизии оказался бывший вахмистр М. П. Яньков, человек, не имевший определенных политических убеждений, но большой демагог, крикливый оратор, пользовавшийся среди казаков своей дивизии популярностью за свою личную отвагу. По прибытии в Читу Яньков, как старший по воинской должности, объявил себя начальником гарнизона и начал проявлять свои диктаторские замашки, не признавал над собой никакой власти. Под предлогом борьбы с буржуями он проводил самочинные аресты и обыски, присваивал себе отобранные при обысках ценности, устраивал кутежи. Правой рукой Янькова и его «идейным» вдохновителем был некто Триполитов, политический «авантюрист». К ним примкнули председатель Читинского Совдепа Е. П. Попов, а также начальник Красной гвардии анархист Перцев.
Эта шайка в своей преступной деятельности находила поддержку среди части красногвардейцев, зараженных анархизмом. Сразу же возник конфликт между Яньковым и Комитетом Советских организаций, переросший вскоре в открытую борьбу. Яньков угрожал расправой большевистским руководителям Комитета, и они вынуждены были ночевать не дома, а у знакомых. Своими выступлениями против Янькова я также обострил отношения с ним и ночевал в казарме своего полка. Однажды днем Яньков со своей личной охраной из 10–15 человек пришел в полк и предложил мне совместно бороться против Комитета.
Когда же я сказал, что считаю его действия неправильными, он выхватил револьвер и хотел меля арестовать. Но, видя, что за мной плотной стеной стоят казаки моего полка, круто повернулся и вышел.
Я был плохой оратор, и если в простой беседе еще мог высказать казакам свои мысли и убеждения, то на собраниях и митингах не мог противостоять демагогическим выступлениям Янькова. Поэтому я решил послать нарочного к Шилову, который в это время находился в Нерчинске. Я знал, что Шилов — прекрасный оратор-массовик — лучше может разоблачить Янькова и повести за собой казаков. Шилов немедленно приехал. В это же время приехал в Читу и Г. Богомягков, прапорщик, большевик, пользующийся в 1-й дивизии большой популярностью. На общегарнизонном собрании в городском театре Яньков дал своим охранникам указание арестовать Шилова, чтобы не допустить его выступления, но это ему не удалось. Шилов в своем выступлении разоблачил преступную деятельность Янькова, и собрание подавляющим большинством приняло резолюцию, осуждающую Янькова, который в ту же ночь бежал из Читы вместе со своими собутыльниками.