Тёмные личности сновали повсюду. Сближаясь с людьми, они тихо предлагали оружие, боеприпасы, оптом и в розницу, наркотики и сексуальные услуги, но больше всего здесь было молодых бойких людей с приколотыми к рубашкам визитками.
Чаще всего на визитках значилось: «Меняю-Покупаю $ и €», но были и другие надписи, как-то: «Обналичу», «Регистрация», «Прописка», «Австралийский препарат «АнтиСПИД», «Гражданство», «Бросить курить!», «Кредит за час», «Освобождение от армии», «Липосакция», «Куплю старину», «Приворот на деньги», «Худей за три дня», «Дипломы», «Хочешь стать звездой?», «Таро. Снятие порчи», «Будет стоять, как 28 Панфиловцев», «Фитнес», «Ваша новая грудь – все упадутЪ!» «Полезная Камасутра», «Санитарные книжки», «Гербалайф», «Куплю акции», «Сексуальные расстройства? Поможем!», «Б/у аккумуляторы, лом цветных металлов», «Куплю/продам б/у мобильные телефоны», «Покупаем волосы», «Конкуренты? Есть решение! Результативный метод И.Сталина», «Эмиграция», «Путь к Библии», «Работа», «Фотоссесии. Девушки, юноши», «Саентология. Путь к процветанию», «Возврат прав на любой стадии», «Высокооплачиваемая работа», «Замужество заграницей», «Сниму-сдам жильё», «Юрист без проблем», «Йога», «Девушки. Эскорт», «Сваха», «Отдохнуть?», «Избавление от алкогольной и наркотической зависимости 100% », «Простатит, инфекции, рак. Эффективное излечение» «Коррекция судьбы», и другое.
Были ещё группа улыбчивых людей с визитками, с непонятными для Караваева надписями: «Ашрам Шамбалы». «Всемирная Академия Счастья», «Братство Хранителей Пламени», «Брахма Кумарис», «Братство Майтрейи», «Партия ДруГГ», «Партия духовного ведического социализма», «Путь к Солнцу», «Сатьи Саи Баба». Эти люди ласково с ним заговаривали, пытались, что-то объяснить, вежливо улыбаясь, он от них уходил.
Молодежи было много. Они бродили стайками с непременной банкой или бутылкой пива в руках. В большинстве своём это были школьники и не все старших классов: за плечами многих болтались ранцы и рюкзачки. Вели они себя развязно и нагловато, громко смеялись, плевались, грязно поругивались, задирались с прохожими, громко обсуждали увиденное.
У вбитой в землю металлической трубы работала немолодая женщина-стриптизёрша. Небольшой круг зрителей, мужчин кавказского вида, молча, наблюдал это представление. Рядом приткнулся квартет убогих старух в мужских пиджаках с рядами орденских планок. Они воодушевлённо пели военные и послевоенные песни. У одной через плечо висел автомат ППШ. Рядом со старушками стояла группа грустных готов в чёрных одеждах. За ними выстроилась группа пожилых людей с портретами Сталина и красными флагами, на растянутом транспаранте было написано: «Только массовые расстрелы спасут страну!» Особняком стояла группа бородачей с иконой, на которой был изображён Григорий Распутин.
Плотная толпа людей топталась поодаль. Оказалось, что все они выстроились на приём к прорицательнице из Болгарии, люди говорили, что это родная сестра бабки Ванги.
Караваев остановился послушать двух молодых ребят с мегафонами. Одеты они были в чистейшие белые джинсы и белоснежные майки с изображением осетра. Делали они следующее: первый парень начинал кричать в мегафон: «Осётр, друзья погибает, спасём осетра, друзья!», затем вступал второй: «Прекратим есть чёрную икру! Прекратим есть чёрную икру! Прекратим есть чёрную икру!». После они уже заводили дуэтом: «Вступайте в самую честную и справедливую партию страны «Спасители осетра», – только мы с вами можем изменить мир к лучшему».
Караваеву стало смешно. Смешно было и небольшой группке зевак рядом с ним. Люди ухмылялись, толкали друг друга в бока. Один мужчина не мог остановиться, он истерично хохотал, хватаясь за живот. Развязного вида парень грубо ткнул его локтем в бок.
– Ты, чё грибов объелся? Закрой варежку, хохотун.
Мужчина, утирая слёзы, ― плечи его конвульсивно дёргались, ― сквозь смех ему ответил:
– Прикинь, братела, дурики агитируют икру не есть! Да я её в последний раз в пионерском лагере ел, когда мне двенадцать лет было.
– Пацаны, по колено писюны, – обратился он к агитаторам, – вы, чё, в натуре, или прикалываетесь? Какая здесь фишка?
– Никакой фишки здесь нет, – серьёзным тоном ответил один из парней. – Всё именно так. Осетра нужно спасать. Жизнь этой популяции в наших руках, друзья. И для этого нужно сделать первый шаг – перестать есть чёрную икру.
Мужчина не сдержался и опять захохотал, периодически восклицая:
– Прекратить есть икру, товарищи! Ой, не могу, умру сейчас, в жизни, к ней, противной, не притронусь!
Когда он отсмеялся, и вытер кулаками слёзы, то сказал агитаторам:
– Пацаны, хрен знает, что вы городите, но я в вашу партию вступаю. Насмешили вы меня, давно я так не смеялся, а это тоже чего-то стоит. Где расписываться, показывайте.
Парень протянул ему лист бумаги и авторучку, сказав при этом строго:
– Только я вас, гражданин, предупреждаю, если вы начнёте есть икру, мы вас тут же исключим из партии.
Мужчина долго смотрел на него и опять захохотал. Расписывался он, громко говоря:
– Уел ты меня, парень! А из партии вашей вы меня следующие несколько лет исключить никак не сможете. Я, пацаны, долго на свободе не пробуду, – мне зона дом родной, а там с икрой совсем туго, если только заморская, баклажанная. Щи да каша – пища наша, с чефирком на десерт. Ферштейн? Ну, проняли вы меня, пацаны, чувствую себя, как после доброй русской баньки, так меня размяло. Ну, чё, граждане, поддержим пацанов спасателей осётров? – обратился он к собравшимся людям и несколько человек, улыбаясь, подошли и расписались в каких-то листах. Караваев не стал расписываться. Улыбаясь, он пошёл дальше, продолжая с удивлением вертеть головой.
Какой-то человек в женской ночной сорочке долго шёл за ним, уверяя его, что он единственный мужчина в мире, родивший ребёнка. Уже знакомый ему мужчина схватил его за плечо: «Махатьму не видел?». Не услышав ответа, он ушёл быстрым шагом. В одном месте Караваев ненадолго задержался, послушать стоящего на постаменте из деревянных ящиков старика в шортах и майке. Шея старика была повязана пионерским галстуком, на майке был приколот «Орден Ленина». Старик тихо пел «Интернационал», в глазах его стояли слёзы. Рядом морщинистый азиат в рваном халате совершал намаз прямо на заплёванном, треснувшем от жары асфальте, а чуть дальше плотный круг стариков-чеченцев в чёрных одеждах и с кинжалами на поясе, вытанцовывал в упоительном трансе свой воинственный национальный танец.
«Чернобыльцы» требовали вернуть им отменённые льготы, рядом лежали на раскладушках голодающие пайщики долевого строительства, оставшиеся без квартир и денег.
Группки мужчин кавказского вида держались особняком. Молчаливо стояли многочисленные гастарбайтеры из Молдавии, Украины, Белоруссии, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана, у их ног в пыли лежали скатанные и связанные матрасы и ведра с мастерками и шпателями.
В сопровождении охраны из крепких парней в тёмных костюмах несколько улыбчивых кандидатов в депутаты, вступивших в очередную предвыборную гонку, собирали подписи. Парни с мегафонами, призывали голосовать за них. Вокруг кандидатов в слуги народа, случилась давка. Народ валом подписывал какие-то листки и немудрено: за депутатами шли люди в униформе толкающие тачки с подарками для электората и симпатичные девчушки в мини-юбках и коротких топиках. Девушки мило улыбаясь, раздавали супчики быстрого приготовления «Доширак» и чекушки водки. За подпись люди получали по две пачки супчиков и по чекушке водки.
Ноздри Караваева учуяли аромат жарящего мяса, заставив его сглотнуть голодную слюну. За очередной группой проституток он увидел дымящиеся мангалы, на которых жарились аппетитнейшего вида шашлыки. Тут же рядом трое черноволосых джигитов управлялись со здоровенным бараном. Они ловко завалили его на бок, и один, с ножом в руке, умело всадил его в сердце барана, а когда тот затих, принялся отрезать ему голову. Вытирая тряпкой кровь с рук, он увидел смотрящего на него Караваева и оскалился.
– Иди, сюда, Иван. Голова резить буду. Твоя карашо будет!
– Да пошёл ты, – зло бросил ему Караваев. Джигиты загоготали, что-то залопотав на своём языке.
Больше сотни людей разного возраста, стояли с длиннющим транспарантом: «Мы больны. У нас СПИД, но мы ещё люди».
Толпа собралась вокруг человека, который молился, стоя на коленях. Рядом с ним стояла пятилитровая канистра. Помолившись, он встал, отвинтил крышку канистры и обильно себя полил. Резко запахло бензином. В толпе зевак рядом с Караваевым стояли омоновцы, какие-то чиновники с кожаными папками в руках, молодые ребята с «Зенитовскими» и «Спартаковскими» шарфиками, пьяные пограничники, женщины и дети.
Караваев разволновался, когда увидел, что мужчина облил себя бензином, но посмотрев на заинтересованные лица зрителей, успокоился, решив, что это, видимо, очередное здешнее представление.
Человек достал зажигалку и толпа, загудев, стала быстро отодвигаться от центра круга, отодвинув и Караваева. За хлопком последовала яркая вспышка огня и ужасающий, леденящий сердце вопль. Захлопали, как большие крылья огненной птицы руки мужчины. Он упал, тело его подёргивалось, запахло палёным мясом.
Толпа, зашумев, заинтересованно сдвинулась к центру. Подавив приступ тошноты, Караваев двинулся дальше, с горечью думая о том, что заманчивое бартерное предложение фирмы с чудесным названием «Интертурсикретсервис», на которое он «купился» обернулось для него невероятными проблемами и разочарованиями.
Он обошёл казака, как-то умудрявшегося в этой несусветной давке жонглировать шашкой на нервно пляшущем коне. На казака никто не обращал внимания.
Группа ярко одетых и шумных молодых людей требовала узаконить однополые браки, в этой же группе стояли люди с плакатами, на которых значилось: «Даёшь гей парад!». На некоторых плакатах это было написано по-английски. Целая орава телевизионщиков снимала эту группу, бойкие журналисты брали интервью у участников демонстрации. Проходивший рядом казак ненароком ожёг нагайкой одного из компании протестующих. Тот, взвизгнув, закричал: «Гомофобы проклятые! Скоро вас НАТО всех высечет бомбами» «А мы вашу НАТу вами, пидорюгами, закидаем, – рассмеялся казак и замахнулся нагайкой. Протестующего и след простыл.
За этой группой стояла другая, не менее многочисленная группа людей разного возраста у каждого из них в руках был фанерный плакат на деревянной ручке. На каждом плакате, сверху, крупными буквами была выведена одинаковая надпись: «Братья! Прочитайте, запомните и поведайте другим». Ниже этой надписей шёл текст, выполненный шрифтом помельче. Тексты на всех плакатах были разные. Караваев из любопытства подошёл ближе и стал читать.
На первом плакате, который он читал, значилось: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской» от Матфея 18–6. На следующем плакате была следующая надпись: «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» от Матфея 16–26. Караваев сделал шаг ещё правее, начал читать: «Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали… ». Ему не дал дочитать мужчина начальственного вида в костюме и галстуке, с портфелем в руке. Он грубо толкнул его в бок.
– Читать учишься, лопух? Топай, давай, грамотей, пока не схлопотал по ушам.
Караваев хотел возмутиться, но глянув в злое лицо мужчины, передумал. Сделав несколько шагов в сторону, он остановился, решив перекурить.
Мужчина с портфелем тем временем прошёлся пару раз рядом с людьми с плакатами и, остановившись, громко сказал:
– Кто тут в вашей банде старший?
Старик с окладистой седой бородой опустил свой плакат.
– А в чём собственно, дело? Мы, что-то нарушаем? И почему это у нас банда?
Начальственный тип подошёл вплотную к старику, ткнул ему в лицо красной корочкой удостоверения:
– Председатель совета мэрии города по этике Фастфудиди Гераклит. Разрешение на эту акцию у вас есть?
– Какой абсурд! Какое разрешение? Что у всех стоящих здесь, на этом торжище, есть разрешение? Мы вроде ничего противоправного не совершаем и даже скорее делаем благое дело, – ответил с удивлением старик.
– Значит, разрешения нет, – констатировал председатель по этике удовлетворённо, доставая из портфеля листы бумаги. – В этом случае ваше мероприятие можно считать не санкционированным, а это означает, что каждый из участников этой акции заплатит штраф, в размере тридцати трёх целых и трёх десятых условных единиц. И это на первый раз. В следующий раз будет уголовное преследование. Будем составлять протокол. Всем участникам приготовить паспорта.
Люди с плакатами загудели, опустили свои плакаты, окружили чиновника, стали спорить. Старик, подняв руку, остановил людей. Когда люди замолчали, он спросил у чиновника:
– Так в чём же конкретно наше нарушение? Мы, что-то античеловечное пропагандируем? Почему именно нам нужно брать какое-то разрешение? – лицо старика стало красным, глаз подёргивался.
– Этого требует статья 666-ая постановления мэрии о толерантности в обществе и о порядке разрешительных и запретительных мер для участников манифестаций, шествий, лекций, собраний, пикетов и других акций. Давайте паспорта, неподчинение властям грозит вам совсем другими санкциями, – начиная нервничать, ответил чиновник.
– И чем же мы попрали эту вашу пресловутую толерантность, хотел бы я знать? – не сдавался старик.
– Сначала штраф, потом уже объяснения. Через суд, господа, через суд, всё через суд, – чиновник ухмылялся, – у нас всё по закону.
– По вашему закону прав тот, кто сильнее, но сила в правде, Гераклит новоиспечённый. Вы уж, будьте добры, всё-таки объясните нам наивным, пожалуйста, в чём наше нарушение, – упрямо настаивал старик, ― что конкретно говорит ваше сатанинское постановление?
Люди опять загудели, стали останавливаться зеваки. Какой-то крепкий парень в спортивном костюме встрял в разговор. Подойдя к чиновнику, он плюнул ему в ноги, гнусаво проговорив:
– Ты, чё, гусь, делаешь-то, а? Ты, чё против честного русского народа буром прёшь, козлиная твоя рожа? Зенки-то открой, вокруг посмотри, чё здесь делается, какой беспредел вокруг и срамота. Тебе, что, жить надоело?
Старик успокаивающе тронул парня за плечо:
– Погодите, брат. Пусть этот большой начальник всё же объяснит нам про нашу не толерантность.
– Объясняй, зараза, чем мы хуже других, – согласился парень, немного успокаиваясь, и поворачиваясь к чиновнику.
Тот, однако, – это хорошо видно было по его поведению, – совсем не струсил. Достав из кармана жвачку, он бросил в рот одну пластинку и спокойно сказал:
– Пропагандой своих идеалов, господа, вы наносите чувствительный урон психике людей других идеалов.
– Да, ты чё! А пидоры, которые здесь шастают, не наносят нам урона? – толкнул чиновника в грудь парень в спортивном костюме. ― Нет, други, вы прикиньте, мы пидорам настроение портим! Добазарился ты, гандонище в костюме.
Толпа буквально взорвалась возмущением. Раздались крики: не уйдём… братья, будем стоять на смерть… не сдадимся… не ведают, что творят…. помилуй Господи…
Чиновник неспешно достал из кармана телефон и спокойно бросил:
– «Пятый» на связи. Сектор одиннадцать – бунт. Срочные действия по программе «пипл не хавает».
И минуты не прошло, как над этим участком аллеи завис вертолёт, и из него по верёвке заскользили люди в масках и камуфляже. Опустившись на землю, они стали густо поливать людей слезоточивым газом, дубинками укладывая протестующих лицом вниз. Зеваки шарахнулись от места стычки, неудержимо потянув за собой и Караваева. Протащив его метров пятьдесят вверх по аллее, толпа поредела, рассыпавшись по сторонам.
Народа в этой части аллеи не убавилось, толпы гудели, как осиный рой. Среди этого разноплеменного многоязычного люда бродили оборванные, беспризорные дети, похожие на отощавших щенят, шныряли продавцы воды, пива, пирожков, кофе, чая, бутербродов, менеджеры по набору «персонала» в зарубежные бордели привязывались к молодым женщинам. Какой-то писатель бесплатно раздавал свои книги, (всунул он её и в руку Караваеву); несколько старух стояли кучкой и утверждали, что они великие княгини Анастасии. Две «княгини» выясняли отношения, вцепившись друг другу в седые волосы.