Кира с болью посмотрела на закрытые глаза сына, поцеловала синие опухшие пальцы туго забинтованной руки и вышла из палаты.
Май был в самом разгаре. Деревья щеголяли друг перед другом всеми оттенками свежей зелени. Распускалась сирень. В открытое окно больничной палаты свежий ветерок доносил задиристые трели развеселившихся птиц.
На скамейке перед окном сидела женщина и читала книжку.
– Мама! – откуда-то сбоку послышался детский крик.
Женщина повернула голову. По дорожке, держа за ручку мальчика лет пяти, шел молодой мужчина. В свободной руке у мальчика был небольшой букетик из одуванчиков. Женщина поднялась навстречу ребенку, и тот побежал к ней, рассыпая вокруг белые невесомые парашютики.
Кира почему-то вспомнила тот предновогодний снегопад, хлопьями падающий в темную декабрьскую бездну…
– Мамуль, о чем ты подумала? – услышала она за спиной голос Алеши.
– О нас, – ответила Кира, поворачиваясь к сыну.
– Не беспокойся за меня, – сказал Алеша, осторожно приподнимаясь на подушке, – я справлюсь. Обещаю тебе.
– Мальчик мой, – Кира взяла его за руку. – Будь счастлив!
– Обязательно, мамуль, – ответил, улыбаясь, Алеша. – А ты мне поможешь?
Живем!
Папе посвящается
Зеркальный зал одного из самых престижных московских ресторанов зашелся в неугасимом веселом фрейлахсе. Хрустальные люстры под потолком сотрясались от этого огненного танца, сбрасывая с себя разноцветные искры, которые сыпались во все стороны и терялись в складках темно-синего бархата оконных портьер. Музыканты отчаянно трясли головами, и, если бы не инструменты, сами с удовольствием пустились бы в пляс. Привыкшие ко всему вышколенные официанты, ловкими профессиональными движениями меняя на столе закуски и приборы, не могли отказать себе в удовольствии посмотреть на этот вырвавшийся наружу вулкан безудержного веселья. Все гости от мала до велика, образовав большой круг и взявши друг друга за руки, подчиняясь все ускоряющемуся темпу, делали какое-то совершенно безумное количество движений в секунду, умудряясь при этом громко хохотать. Казалось, еще несколько мгновений, и вся эта скачущая толпа свалится в одну большую кучу.
Внезапно музыка прекратилась, и гости кинулись к столу, жадно осушая бокалы с водой, соками и всем, что могло утолить жажду.
– Ну и молоток же ты, Аркашка, – плотный раскрасневшийся мужчина со сбившимся набок галстуком колобком подкатился к юбиляру. – Ты, как всегда придумаешь чего-нибудь эдакого! Сколько лет тебя знаю – нисколечко не изменился! Молоток! Мы вот все ноем, ноем, что давно не встречались, а ты – раз, и пожалуйста. Вот, все мы здесь, как миленькие. Эй, Гога, Алик, – крикнул он в сторону стоявших неподалеку представительных мужчин, – идите сюда, арбатские шалопаи!
Мужчины, нисколько не смутившись данным им определением, заспешили навстречу друзьям, продолжая о чем-то увлеченно спорить.
– Аркашик, Ленчик, вот скажите, – начал высокий худощавый Гога, – помните, когда мы через всю улицу в окно Семке Когановичу кричали, нас в милицию поволокли, правда ведь, это было у Канадского посольства?
– Конечно, у посольства, – оживился Ленчик, поправляя галстук, – а что?
– Да вот, этот пижон, – продолжал Гога, показывая на Алика, – говорит, что у «Кремлевки». Я что из ума выживаю, что ли?
– Ладно, ладно, не кипятись, я и сам знаю, что у «Канадского», – широко улыбнулся Алик, поигрывая густыми черными бровями, – должен же я проверить твою память, Гогик. А вдруг на нее твои кругосветки оказали непоправимое влияние?
– Светки на него оказали влияние, а не кругосветки, – прогромыхал Ленчик, и друзья закатились громким смехом, обнимаясь и шутливо колотя друг друга.
– Эх, щас спою! – воскликнул Гога, кидаясь к лежащей на сцене гитаре.
Аркадий вопросительно посмотрел на музыкантов, отдыхающих за отдельно стоящим столиком и, получив немое разрешение руководителя ансамбля, тоже подошел к друзьям. А они уже расположились в привычном порядке: Гога настраивал гитару, Алик перебирал клавиши органолы, а Ленчик еле выглядывал из-за больших барабанов ударной установки.
Они играли громко, задорно, молодо, словно снова были там, в этом большом доме на одной из арбатских улочек, когда они еще могли позволить себе делать глупости, но уже не могли позволить делать подлости, когда поднимали на смех любого, кто обращал внимание на девушку, а потом всей гурьбой гуляли на свадьбе. Да много ли чего было! Главное, что теперь, на шестидесятилетнем юбилее их Аркашки они еще не потеряли способности и желания подурачиться.
– А теперь, Аркашик, твой выход, – Алик грациозно провел рукой по воздуху.
Аркадий, все это время стоявший рядом и без устали хлопавший в ладоши в такт музыке, легко подбежал к микрофону:
«В бананово – лимонном Сингапуре, – пуре, – пуре…»
Гости притихли. Никто, кроме самых близких родных, никогда не слышал, как он поет. С одной стороны, совершенно явное подражание известному артисту, а с другой – настолько самозабвенно…
– Здорово! Браво! – раздались громкие аплодисменты, когда песня закончилась.
– Ну, ладно уж вам, – вдруг засмущался Аркадий, – прошу всех за стол. Прошу, – и он махнул друзьям, приглашая их вместе со всеми продолжить праздничный ужин.
– Разрешите мне сказать несколько слов! – мужчина в строгом темном костюме постучал вилкой по хрустальному бокалу.
– Дорогой Аркадий Львович! От имени коллектива нашего предприятия и от себя лично разреши поздравить тебя с шестидесятилетием! Мы не один год проработали с тобой, и я ценю тебя, как отличного специалиста. И юбилей, который мы сегодня отмечаем, предполагает покой только по нашему законодательству, а на самом деле это – расцвет творчества на основе знаний и опыта прожитых лет. Вот так-то! И мы с тобой, Аркадий, это знаем и чувствуем. Долгих лет тебе, будь здоров!
– Спасибо, Максим Петрович, – поблагодарил Аркадий, поднимая рюмку, – сам не пойму, вроде бы годы, а сил словно прибавилось. Столько хочется сделать!
– И сделаем! – Максим Петрович уже осушил свою рюмку и похрустывал маленьким маринованным огурчиком.
– Живем, ребята! – Аркадий широко развел руки, словно хотел обнять всех присутствующих.
– По-здрав-ля-ем! – хором ответили гости, и веселье продолжилось.
Рабочая неделя началась, как обычно, с оперативки. Все шло по выработанному долгими годами расписанию. Краткие доклады руководителей подразделений, анализ текущих дел, корректировка плана на ближайшие дни.
– Благодарю вас, все свободны, – Максим Петрович убрал бумаги в папку.
Аркадий вернулся в свой кабинет и на большом настольном календаре стал торопливо что-то добавлять и к без того длинному перечню неотложных дел на сегодня.
Зазвенел телефон прямой внутренней связи. Аркадий, не отрываясь от календаря, поднес трубку к уху.
– Да, Максим Петрович, слушаю тебя.
– Зайди, пожалуйста, – и в трубке раздались короткие гудки.
«Что-то забыл, что ли? Времени совсем нет», – посетовал про себя Аркадий и встал из-за стола.
– Заходи, Аркадий Львович, садись, – Максим Петрович протирал очки.
Аркадий подошёл к директорскому столу и присел на стул. Тот продолжал с увлечением тереть прозрачные стекла.
– До дыр протрешь, что случилось-то? Некогда ведь, сам знаешь, понедельник, – улыбаясь заговорил первым Аркадий.
– Аркадий, – Максим Петрович наконец водрузил очки на переносицу, – не решился сказать тебе при всех, да и сейчас трудно, но выхода нет. Поверь, я боролся, как мог. Мне предложили вместе с тобой, но тогда заводу совсем конец, ты должен понять. Всю жизнь на него положили. Прости меня, так сложилось. Но я обязательно что-нибудь придумаю, обещаю тебе. Нужно время. И ты мне нужен здесь, рядом. Обязательно придумаю, поверь мне.
– Что, прямо вот так, сейчас? – как-то по-детски заморгал глазами Аркадий. – А как же песок? Ведь с карьером уже догово…
– Какой песок? – прогремел Максим Петрович, – это годы наши, как песок сквозь пальцы… Ты вообще понимаешь, о чем я говорю? – и он громко стукнул кулаком по столу.
– Понимаю, – Аркадий уверенно поднял глаза, – очень хорошо понимаю. И не виню тебя. Каждый поступает, как считает нужным. Я бы тебя обманул, если бы сказал, что не думал об этом. Я же знаю общую стратегию министерства и позицию товарища «Са-ахова», в частности…
– Вот дурак-то, он еще шутит, – перебил его Максим Петрович.
– Дай напоследок высказаться, дальше пенсии не уволят, – парировал Аркадий.
– Ладно, не горячись, я вот что пока придумал. Давай-ка ты съезди отдохни, возьми отпуск, путевку мы тебе организуем…
– Со скидкой, как ветерану труда?
– Не ерничай, мне не намного легче, чем тебе.
– Прости, – Аркадий откинулся на спинку стула. – Просто не думал, что это произойдет так быстро. Хотя, тридцать девять лет на одном месте – не такой уж и маленький срок. Жаль, через год еще один юбилей бы справили. Кстати, как тебе ресторан? Класс?
– Ну ты размахнулся, конечно. Небось все сбережения угрохал. Жена-то как на твои авантюры смотрит?
– Аська на них не смотрит. Она с ними живет в дружбе и согласии, – самодовольно усмехнулся Аркадий.
– Аркадий, прошу тебя, не делай глупостей, – вернулся к прерванному разговору Максим Петрович. – Пока ты будешь в санатории, я обязательно что-нибудь придумаю.
– Ладно, Петрович, вы ведь давно уже все придумали. Когда отъезд?
– В 9.00 за тобой придет машина. Я сам скажу водителю.
– Может, и вправду, хоть раз в жизни по-человечески отдохну, – вздохнул Аркадий и направился к двери. Вдруг он резко остановился:
– А когда я дела передам?
– Потом, успеешь. Олег Александрович замещает же тебя, когда ты в командировки уезжаешь.
«Значит, все-таки, Олег», – подумал Аркадий Львович и вышел из кабинета.
Трехэтажное здание заводоуправления давно уже опустело. Аркадий Львович сидел в своем рабочем кабинете и думал. Пожалуй, он никогда так долго не думал над одной проблемой. Обычно решения приходили как-то сами собой, и он сразу принимал их к исполнению. Нельзя сказать, что эти решения всегда были правильными, но можно было корректировать по ходу, в процессе, так сказать. А сейчас хода не было. Был тупик, глухой и неотвратимый.
Аркадий Львович обвел взглядом свой кабинет. «Сколько же я здесь сижу? Лет двадцать восемь, наверное», – он стал мысленно подсчитывать, крутя пальцами остро отточенный красный карандаш. Эта была привычка еще с института – делать пометки в тексте карандашами разного цвета. Сейчас, конечно, появилось множество всевозможных маркеров, он ими тоже пользовался, но на его столе в специальном малахитовом стаканчике всегда был набор цветных карандашей, обязательно аккуратно отточенных. За этим постоянно следила Антонина Сергеевна, все эти годы проработавшая у него секретарем. Она не любила модного слова «референт», но без ее помощи Аркадию Львовичу было бы просто невозможно вовремя справляться с таким объемом работы. «Что же теперь с Антониной будет? Куда ее-то?» – мысли снова вернулись к злободневной теме.
Сегодня с ним что-то произошло. Он это явно почувствовал. Что-то хрустнуло где-то глубоко-глубоко внутри. Не в теле, не в голове или сердце, а намного глубже. Он почувствовал этот мгновенный молниеносный хруст где-то в самой его сущности. Его сознание отказывалось понимать, почему надо уходить на пенсию «по возрасту»? Не по болезни, не по желанию, а потому, что тебе шестьдесят. Пятьдесят девять – еще – нет, а шестьдесят – все. Конец. Но ведь он еще живой. Живой! И он хочет и может жить! И у него-то никто и не спрашивал, устал он или нет. Как будто он тут ни при чем. Если было нужно место, так зачем ждали? Тактичные ребята, ничего не скажешь!
Пожалуй, впервые за всю свою жизнь Аркадий Львович не знал, что ему делать. «Поздно уже, Аська, наверное, волнуется», – подумал он, и в это время зазвонил телефон.
– Аркаша, ты скоро? – задала жена привычный вопрос.
– Скоро, не волнуйся, – ответил Аркадий Львович и быстро положил трубку. Сейчас ему ни о чем не хотелось говорить. Потом. Все потом.
Да, вот так неожиданно поворачивается судьба, и никто, никто не может наверняка знать, что с ним произойдет в следующую минуту. Только нужно уметь достойно это принимать, даже если все происходящее кажется непонятным.
«Эх, ты, философ! Делать-то что будешь?», – спросил сам себя Аркадий и взял из стопки на краю стола несколько листов чистой бумаги.
Он составил опись всех папок с документами, стоящих на специальных стеллажах вдоль стены. На отдельном листе выписал из календаря список запланированных дел на предстоящую неделю.
Потом он подумал и взял еще один лист.
«Директору завода г-ну Муратову М.П.
от зам. директора
Невяжского А.Л.
Прошу уволить…»,
– рука на мгновенье замерла в воздухе. «Нет, не так», – он бросил в корзину разорванный на мелкие части листок и взял новый. «Прошу предоставить мне очередной отпуск…» «Да, вот так будет правильно, – мысленно подбодрил он себя, – надо все хорошенько обдумать». Аркадий обвел взглядом кабинет. По сути дела, большая часть его сознательной жизни прошла в этих стенах. Было все: и радости, и неудачи, и споры до хрипоты, и выяснение отношений. Не было, пожалуй, только уныния и отчаяния. «И сейчас не будет! Мы еще поживем!» – Аркадий решительно поднялся с кресла. Сбор личных вещей занял пятнадцать минут. Он положил заявление на середину пустого стола и набрал домашний номер:
– Асенька, я уже иду, – и, выключив свет, закрыл за собой дверь.
Аркадий проснулся, как обычно, в семь часов. С кухни уже доносился запах свежемолотого кофе и поджаренного хлеба. Жена вставала раньше него и раньше уходила на работу. «Может быть, не вставать, подождать, пока Ася уйдет?» – промелькнула мысль. Хотя сегодня все казалось не таким уж и мрачным, он пока не хотел ничего рассказывать жене, пусть не волнуется и думает, что он действительно решил немного отдохнуть. А там видно будет. Он никого не обманывает, просто немного не договаривает. Ему самому надо сначала во всем разобраться.
– Аркаша, – жена неожиданно почти вбежала в спальню, – я убегаю. Вещи собраны, отдыхай, за меня не волнуйся. Я так рада, что ты едешь. Не иначе, как Максим постарался, сам бы ты никогда за путевкой не пошел. Молодец он, все-таки. Ну, все, мне пора. Как договорились, в выходные я к тебе приеду. Позвони обязательно, ладно? Не забудь.
Всю эту речь она произнесла, одновременно одеваясь, подкрашивая ресницы и закалывая волосы в тугой пучок.
Аркадий стоял с шубой в руках и смотрел, как Ася перед зеркалом надевает кокетливый берет из голубой норки.
– Аська, ты такая молодая! – он обмотал жену шубой и прижал к себе. – Смотри, веди себя хорошо, пока меня не будет.
– Вот дурачок-то, – Ася повернулась к нему лицом. – Ты забыл, что я уже трижды бабушка и два года, как на пенсии. А на пенсии – не побалуешь! – она сделала строгое лицо и шутливо погрозила пальчиком.
– Это точно, не побалуешь, – согласился Аркадий и помог ей надеть шубу.
Ровно в девять часов служебная «Волга» стояла у подъезда.
– Доброе утро, Виталик, – поздоровался Аркадий, садясь в машину.
– Доброе, – улыбаясь ответил водитель, молодой парень, работавший у него уже третий год. Аркадию нравился этот приветливый, улыбчивый и смышленый парнишка.
– Вот, Максим Петрович просил Вам передать, – он протянул запечатанный конверт. В нем, кроме заполненной на его имя путевки, лежала ксерокопия заявления, которое он вчера оставил на своем рабочем столе. В верхнем левом углу наискосок уверенным почерком была сделана надпись: «Все будет хорошо!». «Куда уж лучше», – усмехнулся про себя Аркадий, хотя в следующее мгновенье ему стало стыдно за то, что он мысленно обидел Максима. Ведь в данный момент – это было единственное, чем тот мог его подбодрить. «Ладно, Макс, спасибо и на этом», – Аркадий повернулся к водителю.