Не стесняясь в выражениях, Иван Алексеевич, «объяснил», что он сам подпишет заявление Владимира главным механиком и директором, и заставил парня быстро написать его. Владимир не сказал, что он хочет работать в цехе автоматики, ведь Сергей ещё не успел договориться с Кагальниковым, а поэтому промолчал. Получив от Жиряхова лист бумаги и авторучку, Владимир присел за стол и составил заявление, благо в нём не требовалось конкретизировать «в цех автоматики» или «на водоотлив». По подсказке Ивана Алексеевича, он указал: «Прошу принять меня электрослесарем ЭМС с полным рабочим днём под землёй!» Жиряхов быстро взял его в руки, пробежал глазами и спрятал в свой сейф.
– Ты пока увольняйся с прежней работы, проходи курсовую по безопасности, я его подпишу всеми, кому следует, – проинформировал Иван Алексеевич, – давай, не тяни!
Владимир вышел из помещения нарядной, и только сейчас обратил внимание на запах, царивший внутри просторного трёхэтажного здания, которое шахтёры называли комбинатом. Это был очень знакомый аромат, им насыщен воздух всех помещений и коридоров, и Владимир напряг память, где он мог слышать его раньше? …Ну, как можно забыть? Так пахло в любом административно-бытовом комбинате каждой шахты. Это запах угля, вперемежку с табачным дымом, пропитавшим стены прокуренного здания. Это был аромат детства, остающийся в памяти на всю жизнь каждому мальчишке, выросшему в шахтёрском посёлке.
В те далёкие годы, пацаны собирались по субботам в АБК ш. им. Красина, чтобы искупаться в бане. В квартирах и частных домах того времени, ванные были редкостью, вот и приходилось жителям посёлков проситься в шахтную баню, чтобы хоть раз в неделю искупаться. Городская не могла вместить всех желающих в предвыходной день, да и находилась в центре города, поэтому руководство не обращало внимания на такие нарушения банщиц. В комбинате Аютинской этот запах был сильным, исходил он из так называемой грязной бани, где сушилась шахтёрская спецовка, а степень насыщения им воздуха зависела от количества подземных рабочих на предприятии.
…И вот сегодня успешно пройдя медицинскую комиссию, Владимир вёз документы на шахту. Наконец-то его попытки стать советским горняком удачно реализовались, и теперь предстояла встреча с Иваном Алексеевичем. Тот уже должен был подписать заявление не только главным механиком Цыхуновым, но и директором шахты Лимагевым. Новый знакомый Сергей к этому времени должен уже договориться с Кагальниковым о работе Владимира в цехе автоматики. В третьем часу дня парень вошёл в нарядную ЭМС, где в отличие прошлого раза в большой комнате сидело четверо старших механиков и Иван Алексеевич.
– Прибыл предатель? – встретил вопросом Жиряхов, – я подписал ему заявление, а он оказывается к автоматчикам идёт работать!
– Извините меня, но я не успел предупредить Вас об этом, – слукавил Владимир.
– Так объясняются матросы, открывая кингстоны на корабле перед тем, как его затопить! – отшутился морской прибауткой Жиряхов, и указал на соседний стол, – вон старший механик, Магулёв, у него твоё заявление….
Рядом за столом сидел невысокий мужчина в импортном костюме лет тридцати пяти возрастом с круглой, как луна физиономией и пролысиной, замаскированной остатками шевелюры. Он что-то писал в журнале и, услышав разговор Жиряхова, оторвался от этого занятия и посмотрел на Ивана Алексеевича ехидным взглядом.
– А ты Иван не тренди, – заступился Магулёв, – шахте автоматчики нужны больше, чем слесари водоотлива! За него Кагальников хлопотал, ты что же, против генеральной линии партии? Иосифа Виссарионовича на тебе нет, помер....
– Я за! – отшутился очередной раз Жиряхов, – но на побегушках быть у тебя не нанимался…. Твой человек – ты и бегай с его заявлением! Будешь должен стакан водки мне за это!
– Могу прямо сейчас налить с крантика, – смеялся Магулёв, – подставляй посуду!
– Здравствуйте! – приветствовал Магулёва Владимир.
– Меня зовут Анатолий Филиппович, – представился тот, – я старший механик по автоматике! Володя Кагальников договаривался за тебя. Сейчас заберёшь у меня своё подписанное заявление и в отдел кадров, там скажут, что нужно делать.
Владимир должен был пройти обучение безопасности в количестве пяти дней в курсовой сети производственного объединения «Ростовуголь», находившейся в посёлке бывшей шахты Пролетарская диктатура и три дня в учебном пункте Аютинской. Его кабинет располагался на третьем этаже комбината, где нужно было сдавать экзамен по Правилам безопасности в угольных шахтах в завершение обучения. Владимир исправно, без опозданий посещал курсовую сеть Ростовугля, затем принёс документ с отметкой о прохождении в учебный пункт шахты.
Бабье лето закончилось и пошли первые осенние дожди, способствующие плохому настроению. Намокшие голубые ели возле бюста Ленина, казались уже не столь торжественными, а блестящая, мокрая лысина памятника, лишний раз напоминала, что все мы смертны на этой грешной Земле. Прибыв утром в комбинат, Владимир поднялся на третий этаж в кабинет учебного пункта и заметил, что он был не одним обучаемым, на лекцию пришли ещё трое мужчин. Эта малочисленная группа, набираемая по мере трудоустройства людей должна «выпускаться» без задержки. Хотя официально приёма на шахту не было, по знакомству устраивались многие мужики. Поэтому учебный пункт работал с вновь поступающими, по дате оформления приказов отделом кадров, не дожидаясь, когда наберётся большая группа.
– На какой участок устраиваешься? – спросил пожилой мужчина примерно сорока пяти лет.
– В цех автоматики! – не без гордости ответил Владимир.
– А-а-а, шахтная интеллигенция! – последовал шутливое замечание собеседника, указывающего одновременно на вход в нарядную ЭМС, – вон твой бригадир Владимир Кагальников! Восемь часов утра, а он ещё не переодевался в шахтёрки, интеллигенция одним словом! Курит, наверное, ждёт, пока по шахте все неполадки соберут….
В коридоре у входной двери стоял молодой мужчина с дымящейся сигаретой в руке, на вид старше Владимира примерно лет на пять и объяснял что-то двум другим, жестикулируя при этом обеими рукакми. Его опрятный и ухоженный вид, слегка розовые щёки, высокий рост и ширина плеч, даже на вербальном уровне общения вселяли уверенность и спокойствие. Он не переставал улыбаться, и у Владимира возникло странное ощущение визуального знакомства с этим человеком. Будто он знал Кагальникова много лет и ему были известны его манеры курить и разговаривая, жестикулировать руками. Так произошло их бесконтактное знакомство, которое выльется в дальнейшем в крепкую дружбу. Вскоре открылся кабинет учпункта, и вся немногочисленная группа уселась в просторном классе. Преподаватель, мужчина лет тридцати возрастом с каким-то удовлетворением начал рассказывать историю шахты Аютинская.
– Наше угледобывающее предприятие расположено в посёлке Аютинский и входит в Производственное объединение «Ростовуголь»! – пафосно начал он, – шахта имеет богатую историю. Уже в марте 1943-го, освободив город от немцев, восстановили шахты № 13 и № 14, принадлежавшие Министерству местной топливной промышленности, на их базе организовали Аютинское шахтоуправление треста «Шахтантрацит». Проектная мощность 400 тысяч тонн угля. В его составе в 1947 году введена в эксплуатацию шахта № 19, в 1949 – № 21, в 1962 – № 13-бис. В 1962 году была произведена реконструкция шахты с увеличением проектной мощности до 1100 тысяч тонн. При этом горные выработки шахт № 13, № 14, № 19 и № 21 были объединены в одну и образована шахта «Аютинская».
Шахта расположена на Грушевско-Несветаевской синклинали в 10 км на северо-запад от города. Шахтное поле имеет форму, близкую к прямоугольной, с вырезами некондиционных участков внизу западного и восточного крыльев. Максимальная протяжённость шахтного поля по простиранию 10 км, по падению – 4,7 км. Сейчас восточное крыло шахты заканчивает своё существование. Там дорабатывает лава № 136, выбирая оставленные ранее целики у коренного штрека. Основная добыча осуществляется на уклоне 4-бис, на котором вскоре также отработают последние лавы. Перспектива шахты – 6-й уклон….
Затем преподаватель начал знакомить обучающихся со схемой вентиляции и месторасположением запасных выходов шахты. Продемонстрировав это на бумажной схеме, висящей на стене, он велел им переодеваться в спецовку и подготовиться к первому спуску. Преподаватель должен был сопроводить группу по шахте и на месте показать запасные выходы, предусмотренные планом ликвидации аварии. Вновь поступающий на работу получал накануне спецодежду, резиновые сапоги и шахтёрскую каску. Ему определяли место в бане, вешалку, изготовленную из металлической проволоки для чистой одежды и спецовки. В ламповой за ним закрепляли аккумуляторный светильник и присваивали рабочий номер. Владимир получил двухзначный № 64, хотя на шахте трудилось полторы тысячи человек.
Спустя полчаса группа обучающихся во главе с преподавателем учебного пункта собралась в ламповой. Это просторное помещение, где заряжались шахтёрские светильники, называемые по старинке коногонками. Получив их и самоспасатели, преподаватель повёл группу по подземной галерее к шейке ствола, находившейся в том одноэтажном здании мимо которого когда проходил Владимир с Ехимцом. На верхней посадочной площадке остановились, вниз уходил наклонный ствол с двумя рельсовыми путями, зияющий своим проёмом и освещённый электрическими лампами по всей длине. На одном из путей стояла «коза», так шахтёры называли сцепку людских вагонеток, предназначенную для транспортировки горняков по наклонным выработкам. Владимиру всё было впервой и он, не давая это понять остальным, старался вести себя, как бывалый шахтёр.
– Сейчас мы спустимся по первой тысячи метров людского ствола, – информировал преподаватель, – угол падения 13 градусов, внизу переход на вторую тысячу метров. Рядом с людским находится главный наклонный ствол шахты, который является тоже запасным выходом. Он пройдён без перехода, четыре ленточных конвейера по 500 метром каждый выдают добычу на ЦОФ. По людскому стволу мы опускаемся на коренной штрек, находящийся на глубине 560 метров. Когда опустимся, я расскажу далее…. А сейчас садитесь в «козу», соблюдая правила безопасности!
Группа села в вагонетку, кондуктор, преклонного возраста мужик в шахтёрках, явно пенсионер, «отстучал» пантографом по троллеи, расположенной над «козой» по всей протяжённости рельсовых путей, и вагончики медленно пошли вниз. Спустя несколько минут, увеличивая скорость, "коза" покачивалась из-за кривизны рельсовых путей, и быстро шла вниз по наклонной выработке. В освещённом уклоне перед глазами замелькали железобетонные стойки крепления типа «игдан». Обычно в такой ситуации у новичка «душа уходит в пятки», но Владимир взирал на всё спокойно и его, как ни странно, ничего даже не удивляло, не то, чтобы пугало. Видимо шахтёрские гены отца, работавшего под землёй в худших условиях, делали пребывание в шахте обыденным и привычным, будто Владимир проработал здесь всю жизнь.
Лестница, которая вела на вторую тысячу метров, была широкой и крутой. Шахтёры-аютинцы в шутку называли её «лестницей смерти», потому что после отработанной в шахте смены подниматься по ней было невыносимо тяжело. Спускаясь в начале рабочего времени со свежими силами, нужно постоянно смотреть под ноги, её крутые ступеньки жестоко наказывали за невнимательность. Если споткнуться на них, то можно было свернуть себе шею, кувыркаясь по этим ступенькам. Спуск по второй тысяче метров ничем не отличался от предыдущего, и вскоре группа вышла на посадочную площадку – коренную выработку так называемого руддвора, где за час до начала каждой смены горняки садились в людские вагонетки «экспресса».
Так называли подземный поезд для транспортировки людей до 6-го уклона с остановкой на 4-м бису. Это была самая удалённая от ствола выработка, называемая аютинцами Дальним Востоком. Пять с половиной километров электровоз с вагончиками проходил примерно за сорок минут и люди успевали к началу смены в лавы и проходческие забои, где и менялись на местах. Чтобы скоротать время в пути, в каждом вагончике играли в карты, в «козла», хотя это и было запрещено правилами безопасности. Шахта является производством с высочайшим фактором риска и каждую минуту здесь нужно быть внимательным и сосредоточенным, иначе можешь травмироваться или даже погибнуть.
Шахта Аютинская относилась к первой категории по метану, не опасная по взрывчатости угольной пыли и горным ударам. Но курить в подземных выработках категорически запрещено. Как говорили сами шахтёры, кроме главного инженера и директора в Аютинской курили все, грубо нарушая этот запрет. Конечно, не в открытую, а прячась от лиц технического надзора, который в свою очередь скрывал курение от рабочих. Когда «экспресс» отправлялся от ствола, то за ним тянулся шлейф сигаретного дыма, но стоило ему остановиться, как тут же нарушители ПБ быстро гасились сигареты и окурки выбрасывали в грязь, чтобы их невозможно было обнаружить. В лавах, штреках, в проходческих забоях, на вентиляционных сбойках и других выработках курили не стесняясь. Пачку сигарет с зажигалкой прятали в касках, завернув предварительно в целлофановый пакет, чтобы не отсырели.
Преподаватель учпункта повёл обучающихся по коренным выработкам, по ходу рассказывая их назначение и особенности горно-геологических условий. Минут через двадцать добрались под вертикальный ствол, чей копёр гордо возвышался рядом с Воронежской трассой в километре от посёлка. Одиноко стоящий посреди колхозного поля, чуть в стороне от крупной электроподстанции 110 кв, копёр, создавал впечатление мелкой «шахтёнки». Неслучайно проезжающие мимо автомобилисты из регионов, где нет угольной промышленности, останавливались и долго смотрели на его вращающиеся колёса. Им было непонятно, почему на этой «шахтёнке» нет террикона. Преподаватель объяснил, что вертикальный ствол тоже является запасным выходом и по его стенам вверх идёт металлическая лестница. В случае плана ликвидации аварии в некоторых его позициях, шахтёры должны выходить по этой вертикальной лестнице на поверхность с глубины 560-ти метров.
– А если сил не хватит у человека подняться по этой лестнице? – спросил Владимир, – полкилометра вверх, это же очень много!
– Жить захочешь, выйдешь! – коротко ответил преподаватель, – правда, таких случаев, слава Богу, у нас никогда не было. Да и лестница очень поржавела и вряд ли выдержит большого количества людей, если по ней начнёт подниматься смена. Мы сегодня не пойдём к остальным запасным выходам и сейчас поднимемся в клети на поверхность. На 6-й уклон идти пять километров, да и до запасного выхода на 21-й шахте тоже далеко. Вы всё это увидите в процессе аварийных тренировок, проводимых на шахте регулярно, поэтому я предлагаю следующее.
Поскольку вы уже приняты на работу и вам начисляется зарплата, то раньше трёх часов дня сдавать лампы и появляться в отметке нельзя. Иначе будет дисциплинарное взыскание за ранний выезд из шахты. У вас, кроме сегодняшнего, ещё два дня обучения, поэтому я по выезду передам вашу группу мастеру поверхностного комплекса по фамилии Детощка. Он даст наряд на работу, погрузку вагонеток и прочее, и этим вы и будете заниматься до конца сегодняшнего дня, а также завтра и в последующий день. У него работают мужики, выведенные после больничного на лёгкий труд, штатные рабочие и вы – курсовики. Понятно?
– А возвращаться назад нам нужно будет по шахте? – спросил Владимир.
– Зачем? – ответил вопросом преподаватель, – до шахты можно идти через посёлок.
Зашли в клеть, стволовой рукоятчик дал сигнал машинисту подъёма, и она пошла вверх, сначала медленно, потом всё быстрее. Чтобы не вывалиться из клети, нужно было держаться за поручни, подъем вертикального вспомогательного ствола был грузо-людским, и это означало, что в клети отсутствовали двери. Теперь в свете коногонки мелькали расстрелы, металлические конструкции крепления его стен. Владимир посветил коногонкой в сторону и увидел ту самую металлическую лестницу, используемую при пешем подъёме людей на поверхность. Её состояние действительно не вызывало чувства надёжности. Спустя несколько минут клеть вышла на поверхность и группа покинула её. Оставшуюся часть рабочего времени, выполняя наряд Детощки, грузили железобетонную затяжку в вагонетки. Так прошёл первый рабочий день Владимира.