– Это когда же ты доберёшься домой на Ново-Азовку? – спросил Кагальников у Владимира, – через весь город, да ещё и в праздник.
– Не знаю, – признался тот, – я впервые две смены подряд работал!
– Вот сегодня, как раз и узнаешь! – заметил Сергей Чечеков, – помнишь, я говорил, что ты очень далеко живёшь?
– Тебе весной нужно купить мотоцикл! – неожиданно посоветовал Кагальников, – хотя бы с весны и до самых морозов можно ездить на работу. Спроси у тёзки своего Демежко, да и Сергей Мыльников на мотоцикле ездит, сколько стоит сегодня «Ява»?
– Двенадцативольтовая тысячу двести тридцать рублей! – подсказал Демежко, – в магазине на Чернокозова стоят! У меня шестивольтовая, а эти, говорят надёжнее моей….
– Смогу ли до весны заработать такую сумму? – засомневался Владимир.
– Если не сможешь, – рассуждал Кагальников, – бригада займёт деньги, сколь, не хватит!
Приехал домой Владимир в начале двенадцатого ночи, да ещё и выпивши. Лёг сразу спать, не ужиная, ведь в четыре часа утра нужно вновь отправляться на две смены. А с похмелья голова раскалывалась, как чугунок, и сильно тошнило от празднования Великой годовщины, парень почти на автомате собрался и поехал на работу. Хорошо, что на следующий день он был выходной, поэтому надежда выдержать две смены и за последующие дни отоспаться и привести себя в форму, была реально исполнимой. Но по выезду из шахты, бригада отмечала второй день праздника и вновь привезённая каждым бутылка водки должна быть непременно выпита.
Домой ехали поздним вечером и Кагальников, проживающий рядом с железнодорожным вокзалом, выйдя на остановке, завёл с Владимиром откровенный разговор. Беседовали обо всём понемногу, в том числе и о работе в бригаде. Кагальников предупредил Владимира, что у него появились завистники и не следует откровенничать с такими парнями.
– Они есть и у меня! – сообщил он, – потому, что психология людей остаётся неизменной на протяжении веков. Я отношусь к этому философски и тебе советую.
– Я не обращаю на это внимания, – поддержал Владимир, – но тебя, Володь, очень уважаю, потому, как у нас с тобой одни и те же жизненные принципы.
– У Белинского есть хорошее высказывание, – молвил Кагальников, демонстрируя свою начитанность, – глупый не любит умного, необразованный – образованного, невоспитанный – воспитанного! Но самое главное, что нужно запомнить: мерзавцы всегда одерживают верх над порядочными потому, что они обращаются с ними, как с мерзавцами, а порядочные люди обращаются с мерзавцами как с подобными себе. Я это к тому, что мы, порядочные люди должны поддерживать друг друга и тогда мерзота будет побеждена!
Владимир надолго запомнил слова Кагальникова, они запали ему в подсознание, как психологическая установка. Тем более эта философия характеризовала самого Кагальникова, как порядочного человека, в чём на протяжении многих лет будет убеждаться Владимир. Кагальников предложил зайти к нему в гости и «накатить» ещё по сто грамм, у него имелся дома коньяк. Но Владимир отказался категорически, он был ещё не настолько пьян, чтобы вваливаться среди ночи к людям и распивать спиртное. Тем более у бригадира, как и у Владимира, росла дочь немного старше по возрасту и это внутреннее «табу» отца, срабатывало подсознательно.
…Время шло, и освоение шахтной автоматики продвигалось успешно, но и не так быстро, как хотелось. Не хватало времени на изучение схем, обессилев после работы не всегда можно заставить себя заняться технической документацией. А если даже и удавалось это сделать, то невозможно было сосредоточиться и усвоить материал. К тому же на шахту уже поступала более совершенная аппаратура, которую ещё вообще никто не изучал в бригаде. Вместо БУПСов для управления оборудованием лавы поставляли ЦПУ, исключающую самопроизвольное включение конвейера или комбайна, что бывало при управлении БУПСами. На главном стволе была смонтирована аппаратура «Цикл», которую знал только Кагальников. Электроника этой системы управления конвейерами была выполненная на цифровых микросхемах.
Но Владимир любил учиться, и продолжал упорно осваивать аппаратуру. Система управления конвейерами АУК была изучена в первый месяц работы. Затем аппаратура оборудования добычных лав, система селекторной связи СГС, автоматического регулирования подачи комбайнов 2ГШ-68 «Уран». Аппаратуру «Цикл» можно было изучить не раньше, чем за полгода, даже если знаешь цифровую схематику, принципы работы микросхем, выполняющих логические операции, зависимость выходных сигналов от комбинации на входах и многочисленные нюансы их работы. Но, несмотря на это, к апрелю Владимиру уже давали наряды на устранение неполадок на аппаратуре главного ствола. Он был самым ответственным участком, по этой выработке шахты выдавалась добыча, и от нормального функционирования конвейерной линии зависело выполнение плана. За простой этого участка строго наказывали главного механика, не говоря уже за Магулёва. Поэтому на устранение неполадок посылали либо Кагальникова, как прежде, либо теперь уже и Владимира.
Автоматическую подачу комбайнов 2ГШ-68 пришлось изучать в лаве № 470 на уклоне 4-бис. Там работала добычная бригада известного передовика Шилягина, выполняющая план на 120 %. Четвёртый «бис» давал основную добычу шахты, и внимание со стороны начальства к его работе было пристальным. Этот уклон, как правило, пройдён по падению угольного пласта от коренного штрека, имел в своём составе людской, конвейерный и грузовой ходки протяжённостью более двух километров. Горняки опускались на глубину, уже превышающую к тому времени 900 метров на «козе», а затем на кресельной дороге. Она представляла собой подвешенный на роликах под кровлей стальной трос, к которому были прикручены стойки с сидениями в их нижней части.
Передовой участок трудился по-стахановски и времени на раздумья там не давали. А к приезду вызванного автоматчика, участковые слесаря открывали все крышки, обеспечивающие доступ к датчикам гидравлической части, а также к электрическим клеммникам. Поэтому время, чтобы открутить сорок болтов М16 на одной крышке, автоматчик не тратил и сразу приступал к наладке, опустившись по лаве на комбайн. Владимир быстро понял «слабости» этой, в общем-то, надёжной системы автоматического регулирования скорости подачи. Электроника редко выходила из строя, частая причина отказа была в том, что в процессе работы происходила разрегулировка, так называемых «нулей гидравлического и электронного датчиков».
– Кого это нам Магулёв прислал автоматику подачи ремонтировать? – удивился Шилягин, увидев Владимира, с которым был незнаком, – почему Кагальников не пришёл?
– А тебе какая разница, кто настроит автоматику? – спросил Владимир, – привыкли, чтобы вам парторг и бригадир наш хвосты тут на поворотах заносил…. Я настрою, не переживай Александр Адольфович!
– Как ты меня назвал? – рассердился Шилягин, отчество, которого было Германович.
– Ой, прости! – подкалывал его Владимир, – не Адольфович, а кажется …Гитлерович!
– Шутить ты умеешь, – злился Шилягин, – посмотрю, как в деле себя проявишь!
– И что? – продолжал Владимир, приступив тут же к работе, – премию выпишешь, али расстреляешь?
Владимир сделал несколько замеров прибором и убедился что блоки электроники в порядке. Приказал запустить комбайн и замерял напряжение на электронном датчике, оно было отлично от ноля. Отпустив контргайки штока, подрегулировал «ноль» при стоящем на месте комбайне. Он затратил на эту работу пятнадцать минут, чем и вызвал недоверие не только Шилягина, но машиниста комбайна.
– Всё! – сказал Владимир, – пусть слесаря закрывают крышки и можно работать!
– Как всё? – удивился Шилягин, – за пятнадцать минут работу закончил? Или это подколки такие?
– Я по работе не шучу! – настаивал с серьёзным видом Владимир, – пусть слесаря закрывают крышки и работайте, Александр Борманович!
– Ну, смотри подковырщик, если это твои шуточки, я до главного механика завтра пойду, – уже кричал в гневе Шилягин.
– Бутылку прихвати, не забудь! – в шутку советовал Владимир, – а я сейчас опущусь на аппаратуру и буду там до конца смены, если что!
– В смысле? – не понял Шилягин.
– В прямом, – начал злиться Владимир, – ты же сомневаешься в нормальной работе комбайна, вот и придётся мне подежурить на аппаратуре, чтобы ты успокоился, Фюрерович….
Владимир не успел ещё добраться до энергопоезда лавы, как машинист комбайна по селектору потребовал включить пускатель, питающий 2ГШ-68. Это означало, что крышки уже закрыты, зубки на шнеках поменяны, и можно опробовать работу комбайна. По селекторам прошёл предпусковой сигнал и из лавы пошла добыча. Владимир, уверенный в правильно выполненной им работы, добрался до аппаратуры, сел на лесиняку и закурил сигарету. Спустя полчаса из просека по скату вылез Шилягин. На аппаратуре был ещё один слесарь, обслуживающий маслостанцию, который, заметив комплексного бригадира Шилягина, шмыгнул в просек, чтобы не «маячить на глазах».
– Слушай, ты кто? – спросил Шилягин, подсаживаясь рядом с Владимиром и закуривая сигарету.
– Незаконно рождённый сын Джавы Харлала Неру! – с усмешкой отвечал Владимир, – сводный брат известной тебе Индиры Ганди! А что?
– Автоматика работает отлично! – констатировал Шилягин, – у нас так никто быстро ещё не «вправлял ей мозги»! Даже Володя Кагальников дольше разбирается по времени….
– Ну, так ведь причины отказа бывают разными! Сегодня, например, пустяковая, – уже серьёзно информировал Владимир, – электроника работает, а регулировка занимает мало времени….
– Как твоя фамилия? – поинтересовался Шилягин.
– Моча кобылия! – отвечал Владимир, – тебе она зачем? Неужели жаловаться будешь?
– Наоборот, упряжку по лаве проведу в качестве премии! – обещал Шилягин, – или тебе деньги не нужны?
Так Владимира постепенно узнавали на всех участках, где ему приходилось выполнять наряды Магулёва и вскоре многие поняли, что этот парень высококлассный специалист, аналогичный Кагальникову. Некоторые даже интересовались – не братья ли они? Владимир был того же типажа, что и бригадир, но на подобные вопросы отшучивался, хотя ему было приятно слышать, что его способности сравнивают с Кагальниковым. Ведь это бригадир когда-то настоятельно внедрял автоматическую подачу комбайна, которую машинисты в первое время не воспринимали, как что-то реально помогающее в их нелёгком труде. Но быстро поняли – работает автоматика подачи, режущую часть шнеков менять приходится в два раза реже. Вскоре привыкли настолько, что если не работает подача в автоматическом режиме, тут же останавливали добычу и вызывали специалиста.
По левой, нечётной стороне уклона 4-бис, в феврале начали монтировать 469 лаву, хотя предыдущая № 467, что выше её, была ещё не отработана. Горно-геологические нарушения похоронили в 467 лаве ни один комплекс и, в конце концов «догрызали» эту неудачницу – на тумбах с применением леса и металла. Посетив однажды эту лаву для выполнения полученного наряда, Владимир убедился в прямом смысле выражения из горняцкого лексикона: «лава играет». Кровля была неустойчивой из-за геологических нарушений, и постоянно давала устрашающую посадку. При этом металлические стойки звенели, как струны фортепиано. Начиналась посадка сверху до самого низа и стойки по очереди издавали звуки «дзинь-дзинь-дзинь-дзинь», будто кто-то играл гамму на пианино.
Первая лава, в монтаже которой Владимир принял участие, была именно 469-я на уклоне 4-бис. Длина нарезанного очистного забоя равнялась примерно 300-м метров, лаву оборудовали механизированной крепью 3КД-90, комбайном 2ГШ-68, скребковым конвейером СП-87ПМ. Основной монтаж выполняла специализированная организация Ростовугля. Принято было считать, что когда смонтирована крепь, конвейер и комбайн, то спустя сутки, максимум двое, из лавы должна пойти добыча. Энергопоезд представлял собой магнитную станцию СУВ-350, комбайновый пускатель ПВИ или БТ-250, аппаратуру ЦПУ, СГС, систему предпусковой сигнализации и селекторной связи. Всё это монтировали на колёсных площадках, и при пуске лавы нужно было «связать» аппаратуру силовыми и контрольными кабелями, подать напряжение и опробовать всё оборудование в работе.
Когда-то, во времена руководства бригадой Маляевым, всё монтировалось в шахте, в условиях цейтнота и предпусковой суеты. Качество такого монтажа было низким и требовало гораздо большего времени. После назначения Кагальникова бригадиром, он добился у руководства, чтобы подавляющую часть монтажа электрических соединений производить в цехе заблаговременно до предпускового ажиотажа. Селекторы связи, спокойно соединяли между собой, кабель сматывали в бухты и отправляли накануне пуска лавы в шахту. Жилы контрольных кабелей, соединяющих аппаратуру энергопоезда, маркировали тоже в цехе, там же проверялась его работа, и он отправлялся в шахту. При пуске лавы оставалось растянуть по забою линию связи, закрепить селектора на бортовиках конвейера, подсоединить свободные жилы всех контрольных кабелей к клеммникам и включать оборудование в работу.
Даже при этой спокойной и тщательной подготовке не всё оборудование работало после транспортировки по шахте. Приходилось устранять непредвиденные повреждения и вышедшие из строя от многочисленных ударов части. Селекторный кабель, замаскированный в вагонетках, охотники за медным проводом вырезали бухтами по пути к новой лаве. Тогда ещё не было приёмки цветного металла за деньги, воровали кабель на домашние нужды, его жилы шли на проводку. После этого вандализма вырезанные, недостающие участки кабеля также приходилось "вставлять" заново в предпусковой спешке.
Монтаж в лаве начинали с установки линии селекторной связи, чтобы в процессе работ переговариваться и слышать предпусковую сигнализацию. Для этого Кагальников с двумя-тремя бухтами кабеля и селекторами в руках, стараясь меньше разговаривать, становился первым в цепочку. За ним выстраивались остальные члены бригады, и по команде все вместе лезли в лаву, по ходу разматывая линию связи. Затем приступали к креплению селекторов, соединению свободных жил контрольных кабелей, взаимосвязи аппаратуры энергопоезда через соответствующие клеммники.
Во время пуска лавы здесь работали люди каждой вспомогательной службы шахты. Теснота и толкучка всегда мешали сосредоточиться и произвести наладку оборудования. Как правило, лишь к середине второй смены бригада энергетиков подавала напряжение на новую сухую подстанцию, питающую участок. Только после этого автоматчики приступали к наладке, но если бригада по забойному оборудованию не успевала ещё навесить оба шнека на комбайн, приходилось ждать. К тому же долго заправлялись маслостанции механической крепи, и по лаве сверху вниз шло «броуновское движение», что мешало опробовать работу конвейера лавы. То ГРОЗы лес скачивали, то монтажники устраняли недоделки.
К концу второй смены, присутствующее здесь же начальство требовало включить оборудование, и вот тогда начиналась «свистопляска» – то одно не срабатывает, то другое. Это и было стартом наладки аппаратуры после монтажа. Заканчивали к середине третьей смены. До её начала главный механик распоряжался о доставке ребятам тормозков из буфета и фляжек с водой. В условиях запылённости и недостатка кислорода в воздухе из-за сверхнормативного количества людей в выработках, кушать не хотелось, но воду пили жадно, пряча после этого фляжки подальше от любителей «чужой водички». Сказывалась усталость и очень хотелось курить. Бегать для этого на вентиляционную сбойку, не было времени, а курить в штреках и лаве боялись из-за присутствия здесь начальства из «Ростовугля».
И только, когда лава начинала работать и первые тонны антрацита поступали из забоя по просеку и скату на ленточный конвейер нижнего штрека, ажиотаж заканчивался. Выждав час, чтобы убедиться в нормальной работе оборудования, бригада автоматчиков выезжала на-гора. От людского ствола до цеха нужно было идти мимо шахтной столовой, где, как будто специально жарилось мясо, издавая аромат на всю прилегающую территорию. Выходя на свежий воздух и потянув носом в себя, запах жареной говядины, сразу появлялось острое чувство голода, от чего начинало противно ныть "под ложечкой" и сильно хотелось кушать.