Негативные процессы начались и в вооружённых силах, на Красной площади приземлился спортивный самолёт под управлением немецкого авиатора-любителя Руста. Он беспрепятственно пересёк границу Финляндии с СССР и пролетел над его территорией тысячу километров. И это произошло в День пограничника, что явилось позором для наших ПВО. Порядок на шахте действительно нужно было удерживать, многие начальники участков и механики занимались откровенными приписками, а случаи грубейших нарушений правил безопасности становились повседневным явлением. Вскоре Тавринов всё-таки ушёл на пенсию, а вместо него назначили Сергея Алексеевича Баронова, переведённого на Аютинскую из Башкиругля. Нового главного экономиста представлял директор Леоснов на общем наряде. Этот грамотный специалист и добрый по характеру человек быстро сдружится с Кагальниковым, наведёт порядок с приписками и уже спустя год его переведут на должность начальника ОТИЗ Ростовугля. Позднее Володя и Сергей станут кумовьями и будут считаться почти родственниками.
Кроме гласности, к сожалению, ускорения научно-технического прогресса не происходило, а что касается рыночной экономики, то шахтёры давно жили в её условиях. Хорошо зарабатывая, они не стояли в очередях в государственных магазинах, все продукты покупали на колхозных рынках, называемых по-простому базарами. Одежду, обувь, бытовую технику и радиоаппаратуру приобретали на «толкучках» с рук. Ведь самое главное условие, позволяющее покупать всё по свободным для того времени ценам, выполнялось за счёт хороших зарплат, и денег хватало на всё.
У Владимира тоже неплохо выходило в месяц, в среднем около пятисот рублей вкруговую. В передовых лавах ребята получали по тысяче с лишним и все, как один, копили на покупку машины. На шахте существовала очередь на приобретение автомобиля и когда горняк покупал новенькие «Жигули» по государственной цене, это считалось праздником, который отмечали всей бригадой. У Владимира запросы были скромнее, к середине мая он скопил необходимую сумму для приобретения мотоцикла «Ява». Кагальников ещё раз напомнил ему о бригадном займе в случае нехватки денег на покупку, но Владимир с благодарностью отказался и вскоре приобрёл «Яву» в магазине на Чернокозова. Записался на курсы авто мотолюбителей, чтобы сдать на права, но ездить решил пока без них. Летом в бригаде начинался сезон отпусков, и возникала необходимость подмены дежурных автоматчиков. Магулёв поставил Владимира в смену, ведь он теперь мог до глубокой осени ездить на работу своим транспортом.
Гаража для мотоцикла пока не имелось, и первое время Владимир оставлял его у подъезда дома напротив окна, из которого просматривалось место стоянки. Спустя неделю жилец дома, где была квартира Владимира, предложил ставить “Яву” в котельную, расположенную рядом, и даже дал ключ от двери. Он имел мотоцикл «Урал» и решил помочь Владимиру, предоставляя место в котельной, за которую лично отвечал по своей работе. Чтобы заказать металлический гараж под мотоцикл требовалось ещё как минимум четыреста рублей.
После трудоустройства Владимира на шахту, его жена рассчиталась с работы и сидела дома. Поэтому на одну зарплату быстро скопить такую сумму не получалось и пришлось отложить вопрос до следующего года. А заодно и коляску для «Явы» приобрести, чтобы по выходным можно было ездить в соседнюю Донецкую область за мясными продуктами. Одно огорчало авто мотолюбителей, бензин исчез на заправках и перешёл в разряд дефицита. Как ни странно, в соседней Украине, где жила тёща Владимира, колбаса и мясо было постоянно в свободной продаже по государственным ценам и бензина на каждой заправке в достатке.
Кагальников продолжал удивлять Владимира своими глубокими знаниями горного дела, нюансов работы любого оборудования, установленного на шахте. Этот человек мог вполне соответствовать должности главного механика, но его образование не позволяло работать ИТР. Жизненная позиция, честность, прямолинейность и лидерское качество характера вызывали заслуженное уважение у всех, кто был с ним знаком. Бригадир не уезжал домой после первой смены, у него находились дела в кабинете главного механика, где он участвовал в планировании работ, обсуждении проблем, возникающих перед службой ЭМС, даже консультировал по некоторым вопросам Самойренко. Ему до всего было дело, он не мог терпеть разгильдяйство, очковтирательство и формальное отношение к порученной работе. Домой Володя уезжал после пяти часов и никогда не сетовал, что работает на «добровольных началах» чуть ли не заместителем главного механика.
Жагиков уже изучил практически все черты характера Кагальникова, но каково же было его удивление, когда однажды летом обнаружилась поразительная скромность Володи. Обновляли Доску Почёта и каждый, чья фотография была размещена на ней, должен принести своё обновлённое фото, чтобы увеличить его до размеров портрета и заменить старый. Кагальников принёс фотографию и, показывая её ребятам в цехе, посетовал, что стареет слишком быстро. Владимир тоже взял в руки эту фотку и застыл от неожиданности. Бригадир был снят в мундире Почётного шахтёра СССР, на котором красовались государственные награды – два Ордена Трудовой Славы, три – «Шахтёрская слава» и знак «Почётный шахтёр Министерства угольной промышленности СССР».
– Ну, ни фига себе! – воскликнул от удивления Владимир, – у нас бригадир орденоносец, а я и не знал об этом. Володь, ты ни разу не упомянул….
– А чего я должен на каждом углу этим хвастать? – перебил его Кагальников, краснея.
– Не обязательно хвастать, – не унимался Владимир, – просто рассказал бы….
– Это ты не знаешь, а ребята все в курсе, – спокойно отвечал Кагальников, – на Доске Почёта моя фотография висит, мог бы сам ознакомиться!
– Я как-то не обращал внимания на Доску, – оправдывался Владимир.
– А у тебя от этого зарплата больше станет? – язвительно спросил Маляев, – если ты в бригаде кавалера трудишься?
– Работать под началом орденоносца, это вам не хухры-мухры! – искренне восхищался Владимир, – это, можно сказать честь для каждого автоматчика.
– Меня награждали, когда я ещё на добычном участке работал, – рассказывал Кагальников, – я-то и в цех автоматики попал из-за травмы глаза. Тогда Анатолий Иванович Маляев бригадиром здесь был….
– Пока не скинули, – продолжал язвить Маляев, – из-за твоих орденов, между прочим. Наверное, посчитали, что негоже кавалеру рядовым электрослесарем работать….
– Ну, зачем ты так, Анатолий Иванович? – вступился Владимир, – у нас в стране ордена за красивые глаза не дают! За них нужно пахать, как ломовой лошади!
– Ребята, хватит об этом, – вмешался Кагальников, снова краснея, – нашли тему для разговора….
Владимира удивляла скромность Кагальникова, он не имел привычки хвастаться и не старался выделяться из шахтёрской среды. Володя вёл себя естественно, но лидерские качества сами собой выставляли его на первый план. В то же время от него веяло какой-то добротой и справедливостью, которую он старался отстаивать в любой ситуации и в присутствии начальства разного уровня. Кагальников всегда находил аргументы, чтобы убедить любого руководителя и порой казалось, что эти логически выстроенные доводы у него имелись на каждый случай. На некоторое время за Володей даже закрепилась прозвище Штирлиц и утвердилось мнение, что спорить с ним бесполезно, Кагальников всегда докажет свою правоту.
Наряду с деловыми качествами, бригадир, как и многие шахтёры, обладал тонким чувством юмора. Его шутки и подколки были направлены в первую очередь на прогульщиков, ленивых, тупых и не способных к творческому подходу в работе ребят. Но Володя, подшучивая над ними, не позволял себе оскорблений в чужой адрес и относился к каждому, как свободной личности, уважал мнение окружающих, даже если оно не совпадало с его точкой зрения. Но когда приходилось шутить, он делал это так, что ему могли позавидовать многие юмористы, выступающие на телевидении. Его ироническая улыбка и светящиеся глаза напоминали в это время чем-то Михаила Задорнова, набирающего популярность на эстраде СССР.
Однажды на работу в состав бригады принимали молодого мужчину, лет сорока. Магулёв, который сам был из любителей выпить и часто появлялся с утра на похмелье, задавал новобранцу вопросы.
– У нас не терпят прогульщиков, – предупредил его Магулёв, – ты как относишься к спиртному?
– Я вообще-то не любитель, – отвечал тот с серьёзным видом.
После первой своей получки, этот работник не появлялся на наряде целую неделю. Когда вышел на работу, Магулёв потребовал больничный лист.
– Я не ходил на приём к врачу, – лгал прогульщик, – отлёживался дома. С детства не переношу запах больницы, аллергия у меня на него….
– Выходит, что ты прогулял, как говорят у нас, двинул недельку! – подвёл итог Магулёв, находившийся сам в состоянии похмельного синдрома, – и скорее всего из-за пьянки. Посмотри на себя в зеркало, помятый весь, как в стиральной машинке ночевал. А врал мне, что не любитель!
– Он честно тебе сказал, – неожиданно вступился за прогульщика Кагальников, – действительно по отношению к спиртному он не любитель, а профессионал! Алкоголик, иначе говоря….
– Увольнять по статье! – возмутился Владимир, – это я как председатель товарищеского суда требую….
– Подожди, Володь, – остудил его пыл бригадир, – начальник имеется, пусть он подумает, может быть и у него голова перестанет болеть на похмелье? Помнишь анекдот, когда один пьяный идёт, держась за забор, чтобы не упасть в лужу, а другой сидит в ней. Первый говорит ему: «Какая ты свинья напился до такой степени, что в лужу сел!». А тот его предупреждает: «Иди, дальше осторожнее, здесь забор кончается!».
– Ну и что мне теперь с этим прогульщиком делать? – тупо спрашивал Магулёв у бригадира, не понимая его подколки.
– Ты старший механик, – отшучивался Кагальников, – тебе решать! Выпиши ему направление к аллергологу, чтобы запах больницы переносил!
– А разве в нашей поликлинике есть такой врач? – удивился Магулёв, не чувствуя подвоха.
– Ты выпиши ходатайство, а цеховый терапевт сам направит его к аллергологу, – шутил Кагальников, – таких врачей в ЛТП несколько человек! Они ему нюх сразу восстановят!
– Слышал? – обратился Магулёв к прогульщику, не понимая шутки бригадира, – сейчас я тебе напишу бумагу, а ты иди на приём к врачу и бери направление в ЛТП!
– Но ведь это же лечебно-трудовой профилакторий для алкашей! – возмутился прогульщик, – что мне там делать?
– Нюх восстанавливать! – тонко шутил Кагальников, – иди и пока не вылечишь его, к нам не появляйся! У нас без нюха никак нельзя работать, опасно очень!
А самое смешное было то, что Магулёв тут же взял лист бумаги и авторучку. Члены бригады, ожидавшие наряд, уже смеялись втихаря, но головная боль старшего механика мешала ему реально оценивать ситуацию, и он принялся писать ходатайство.
– Володь, а как пишется подобный документ? – спросил он Кагальникова.
– Пиши! – деловито произнёс Володя, – цеховому терапевту шахты Аютинская от старшего механика Магулёва. Ходатайство! Прошу вас направить такого-то, …ФИО поставь, к аллергологу в ЛТП для восстановления нюха!
– Может быть, как-то иначе написать? – советовался Магулёв, – например, восстановления обоняния?
– Пиши обоняния, – согласился Кагальников, – и не забудь спросить, какие тебе самому таблетки принимать, чтобы на наряд не являться на похмелье!
Только теперь все, кто слышал этот спектакль, громко рассмеялись, а Магулёв с обидой порвал свою писанину, и грозно сверкнув глазами, приказал прогульщику писать заявление по собственному желанию, иначе он уволит его по статье. После этого случая, Магулёв несколько месяцев не появлялся на наряде с запахом перегара. Анатолий Филиппович не был «злопамятным» и забывал обиды «как вчерашний сон». А времена антиалкогольной кампании Горбачёва создавали всё новые проблемы с приобретением спиртного. Уже ощущались перебои в снабжении даже специализированных вино-водочных магазинов. Поэтому, когда на наряде, он спрашивал своих подчинённых, где, в каком магазине можно купить бутылку, означало – он остаётся верен «зелёному змию».
На подготовительном участке работал механиком некто Пётр Кусьменко, который постоянно приходил на наряд ЭМС, и требовал автоматчика в помощь своему электрослесарю. А поскольку на проходческих породопогрузочных машинах не было никакой электроники, ему часто отказывали в помощи в силу занятости автоматчиков другими, более сложными неполадками. Тогда этот механик подходил к Кагальникову, чтобы проконсультироваться по имеющейся на его участке неполадке. Кусьменко не только не умел читать принципиальные схемы, но и объяснить грамотно, что случилось, не мог. Эти консультации обычно вызывали дружный смех, потому что выражаться, как это делал Пётр, не к лицу было не только механику с высшим образованием, но самому захудалому слесарю.
– Володь, – обратился однажды Пётр Иванович к Кагальникову, – что может быть? Я нажимаю пусковую кнопку, машина не включается, а внутри её магнитной станции слышится звук: «Д-з-з-з-з».
– Ну, ты хотя бы открывал её, с целью посмотреть, что там срабатывает? – спросил Кагальников.
– Да, конечно, – сообщил Кусьменко, – там есть маленькое реле и оно тоже непонятно как, срабатывает! Примерно так: «Ляп, пауза секунду, потом снова ляп и опять пауза…». Я смотрю, рядом с ним установлено переменное сопротивление, подкрутил его малость. Эта релюшка начала срабатывать без паузы, быстро так – ляп-ляп-ляп-ляп….
– А что издаёт звук «Д-з-з-з-з»? – пытался заочно установить неисправность Кагальников, по ходу вспоминая схему управления породопогрузочной машиной.
– Контактор! – отвечал Пётр Иванович, – главное, «д-з-з-з-з», и не включается ни хрена! Что может быть?
– А как громко «д-з-з-з-з»? – начинал уже прикалываться Володя, которому трудно было разговаривать на языке первобытных.
– «Д-з-з-з-з»! – изо всех сил промычал Кусьменко, испугав своим рёвом Магулёва и вызывая дружный хохот всех, кто слышал этот разговор.
– Вот так, да? – ухмыльнулся Кагальников.
– Ну, может быть даже ещё сильнее! – уточнил Пётр, заглядывая Володе в глаза, – что может быть?
– Если ещё сильнее, – улыбнулся Володя, – тогда не знаю, я ведь думал, что тихо «д-з-з-з-з»….
Громкий смех заглушил возмущения Кусьменко, а Кагальников прекратил улыбаться и строго посмотрел на механика.
– Пётр Иванович, – выговаривал ему Кагальников, – ты с высшим образованием, а рассказываешь, как пастух или индеец. Вот скажи мне, что можно понять из твоих этих «Д-з-з-з-з», «Ляп-ляп-ляп-ляп»? Ты в зоопарке давно был?
– Причём здесь это? – тупо удивлялся Кусьменко.
– Так бегемот губами плямкает, – завершил разговор Кагальников.
В декабре 1986-го года стартовала самая снежная зима, Владимир за свою жизнь не мог припомнить подобного. Начиналась она вроде как всегда: немного подснежило, растаяло, затем подмёрзло. Ждали очередной оттепели, а ее не последовало, наоборот, с десятого декабря поднялся ураганный ветер, и началась пурга, какие бывают на Крайнем Севере. Это продолжалось с нарастающей силой, и каждый старался успокоить себя, что это пустяки – похулиганит ветер и всё! Но не тут-то было, буря улеглась лишь к 20-му числу. Но снег не переставал идти, он валил, не прекращаясь, примерно до конца декабря. Город замер, снежные сугробы достигали полутора-двух метров высоты, наступал полный коллапс. А снег всё шёл, как будто хотел испытать на прочность шахтёрское племя, горбачёвскую власть и его перестройку. Ездить на работу стало практически невозможно, транспорт не мог выехать из гаража, дороги завалило снегом.
Надо было что-то делать, дабы обеспечить подъезд хотя бы к горкому партии. На дорогах в первые дни этого природного катаклизма, конечно же, появилась снегоочистительная техника, но ее катастрофически не хватало. Она ломалась из-за повышенной нагрузки, требовались чрезвычайные меры. Снег шёл практически каждый день, временами не сильный, но иногда валил, как пух из вспоротой перины. На крыши жилых домов давили тонны непредвиденного груза, и те начали проваливаться под этими сугробами. Все жилищно-коммунальные службы перешли чуть ли не на военное положение и чистили снег с крыш, сбрасывая его вниз. Улицы превратились в тоннели, по краям нагребли снега в три метра высотой. Эту массу попросту некуда было девать, убирать его не успевали. Предприятия ежедневно выводили на улицы сотрудников с лопатами, чтобы хоть как-то обеспечить проезд по улицам.