А эта политика «шапкозакидательства» и галопирования с места с закушенными удилами «пошла в разнос» уже с начала мая. Было опубликовано Постановление Совета Министров СССР от 7-го мая 1985 года № 410 «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренения самогоноварения». По телевидению эта тема не сходила с экранов и все, кто выступал публично для телезрителей, не переставали восхищаться "мудростью" нового генсека.
– Слухи о том, что Мишаня Горбачёв подкаблучник, начинают подтверждаться! – заметил однажды Кагальников, оставшись с Владимиром наедине, – какому мужику, без требования жены может прийти в голову такая идея?
– Но ведь действительно в СССР с каждым годом пьют всё больше! – отреагировал Владимир, – так, по крайней мере, по телевизору говорят.
– С пьянством бороться нужно иначе, – не согласился Кагальников, – эта закоренелая проблема не может быть решена одним необдуманным постановлением. Скоро увидишь, что эта попытка родит ещё несколько и, причём трудных, не легче, нежели проблема пьянства. И главная из них – спекуляция!
Слова Кагальникова оказались пророческими, в городе моментально возникла и ширилась незаконная торговля вино-водочной продукцией. Лица цыганской национальности почти в открытую обосновались за магазином, что напротив остановки автобуса на железнодорожном вокзале и развернули торговлю. Это была самая первая точка в Шахтах, где можно купить спиртное в любое время суток и в неограниченном количестве. Водка у них стоила 15 рублей за пол-литровую бутылку, вино – девять за «огнетушитель». Горисполком определил своим постановлением магазины, которые должны торговать спиртным и около каждого из них обосновались такие же группы спекулянтов. Не прошло и месяца со дня выхода Постановления по борьбе с пьянством, как в одночасье исчезли с прилавков табачные изделия. А у спекулянтов добавился ещё один дефицитный товар, пачка «Примы» стоила три рубля, «Нашей Марки» – пять.
Продукты питания один за другим исчезали с прилавков, как по мановению волшебной палочки. Промышленные товары, пусть и невысокого качества, тоже вымыло из торговли в одночасье. Правительство, возглавляемое Рыжковым, ввело талонную систему, через которую пыталось распределить «остатки роскоши». К талонам на сливочное масло, введённых ещё при Брежневе, добавились на вино и водку, колбасу, мясные консервы и даже на крупу. Но главное с прилавков исчезло мыло, которое шахтёрам регулярно выдавали для помывки после смены в бане. Без него никак нельзя представить себе нормальную работу горняков. Спекулятивные цены на этот необходимый товар «кусались» и возникший дефицит сильно возмутил шахтёрскую общественность. Без колбасы, работать под землёй тяжело, а при отсутствии мыла вообще невозможно!
По личному указанию Горбачёва в городах и на каждом предприятии начали создавать рабочий контроль. В стране существовал подобный орган, называемый народным, но он являлся государственным, а рабочий учреждали на профсоюзной основе. Кагальников предложил Владимиру возглавить такой контроль шахты и войти в состав городской комиссии. Он же предложил его кандидатуру на совместном заседании парткома и шахтного комитета профсоюза. Вскоре Владимир уже организовывал проверочные рейды по магазинам посёлка Аютинский и участвовал в городских мероприятиях. Для устрашения, а может по недоверию органам МВД, Горбачёв подключил к этому процессу КГБ и в городских рейдах помимо местной прессы стал принимать участие одноклассник Владимира капитан КГБ Геннадий.
Как бы по статусу Владимира ввели в состав профкома шахты и теперь члены его группы рабочего контроля, и он сам участвовали в распределении по коллективам шахты поступающих на реализацию товаров: сигарет, обуви, одежды и бытовой техники. Случалось так, что привозили эти дефициты, когда он находился в шахте и председатель профкома искал его через телефонисток под землёй.
– Владимир, выезжай из шахты, – требовал председатель, – зимнюю обувь привезли, необходимо распределить английские мужские сапожки….
– У меня же работа! – пытался возразить Владимир, – кто её выполнит, если я её не сделаю?
– Пусть Магулёв ваш разбирается с этим! – категорически заявлял председатель, – ты только прикинь, что будет, если мы задержим распределение дефицита? Бросай всё, я уже жду тебя в профкоме!
У вино-водочных магазинов, начинающих работу с двух часов дня, уже с утра выстраивались километровые очереди. Когда открывалось маленькое окошко, тут же, как после удара в гонг, вспыхивал мордобой. Кто-то пытался пролезть без очереди, иные торговали местом в ней, а самые сильные и здоровые мужики не гнушались расталкивать остальных, кто слабее, и прорываться к заветному окошку. Глядя на эту ситуацию, Владимир часто вспоминал дрессированную крысу с выводком на перегрузе 4-го биса. Даже эта тварь не позволяла себе того, что мог допустить хозяин природы – человек, в очередях за спиртным. Озлобленные любители выпить больше походили на крыс, загнанных в угол, когда их жизнь зависела от умения вцепиться намертво в глотку того, кто загнал их туда, убить его и вырваться на простор. Глядя на это безумство, хотелось на весь город закричать: "Люди! Опомнитесь, вы же разумные существа!"
Самогоноварение, которое предполагалось искоренить с помощью Постановления, наоборот ширилось в устрашающих объёмах, гнать «бормотуху», начали даже те, кто этим никогда не занимался. И очень смешно выглядели тенденциозные телерепортажи о добровольной сдаче самогонных аппаратов участковому, где кто-нибудь из очереди на сдачу, клялся провести оставшуюся жизнь трезвенником. Бутылка "чемергеса" стоила двенадцать рублей, что на трояк дешевле спекулятивной цены на водку, кто мог добровольно лишать себя таких «привилегий» или дохода?
С прилавков исчез не только сахар, но и конфеты, варенье, повидло, томатная паста, словом всё то, из чего можно приготовить бражку. Поговаривали, что кое-кто освоил технологию производства самогона из берёзового сока. Вскоре появилась в частной продаже патока, которой торговали прямо из бочек для кваса и различных ёмкостей, изготовленных из листовой стали. Самогон из этого сырья вызывал не только стойкую рвотную реакцию, но и отравление. А по телевизору Михаил Сергеевич со своей женой продолжали рассказывать о «позитиве» борьбы с пьянством и морально поощрять безалкогольные свадьбы.
– Кто она эта баба? – возмущался Кагальников по поводу жены Горбачёва, – он понятно, главное должностное лицо. А ей, кто давал право выступать по вопросам государственной политики?
– Она его жена! – с усмешкой резюмировал Владимир.
– Точно, Нина Хрущёва! – заметил Кагальников, – по загранкам с Никитой ездила, будто деятель государственный! Этот тоже возит свою Раю, да ещё эта баба в политику лезет. Быть беде, такого нельзя допускать, коллапс власти наступит похлеще, чем у Хрущёва….
На посёлке Аютинском в одной семье тоже пытались провести безалкогольную свадьбу. На столах, кроме чая ничего не наливали, но в летней кухне, отцы молодожёнов угощали гостей спиртом, купленным у случайного спекулянта. Участковый несколько раз наведывался на свадьбу с проверкой, в первое время распивать спиртное даже на таких семейных праздниках было запрещено. Хозяева побоялись угощать милиционера спиртом, и это спасло ему жизнь. Оказалось, что заготавливая подпольно крепкий напиток, вместо этилового, приобрели метиловый, являющийся отравой. В живых из гостей «безалкогольной» свадьбы остались всего несколько человек.
Один партийный функционер, районного масштаба, выдавал замуж дочь и чтобы не быть уличённым в подпольном угощении гостей спиртным, провёл свадьбу на базе отдыха одной из шахт Ростовугля. Развёрнутая в стране гласность, давала стимул журналистам в разоблачении тех партийных руководителей, которые «идут против линии КПСС». Один такой внештатный папарацци, сфотографировал свадьбу секретаря и отослал карточки в областную газету. Функционера сняли с должности и даже хотели отдать под суд, как руководителя, нанёсшего вред авторитету КПСС и «до безобразия исказившего генеральную линию партии». А нештатный корреспондент получил должность в редакции областной газеты.
На шахте Аютинская многие карьеристы тоже поняли, как сдвинуть с должности начальника и занять его место. Стартовала череда сдачи с поличным при распитии водки, дабы "не допускать искажения линии партии". Обычно начальники участков, механики и прочие ИТР, после того, как директор уезжал домой, собирались в помещении нарядной одного из участков и выпивали. Замыкали изнутри дверь, чтобы не быть обнаруженными недоброжелателями и старались вести себя тихо. Но это не останавливало карьеристов, подкравшись к двери и прислушиваясь, они убеждались в «имеющей место пьянке» и шли звонить директору Лимагеву. И ему ничего не оставалось делать, как приезжать в АБК и осуществлять задержание выпивох с обязательным участием парторга шахты.
Однажды Борис Дмитриевич отказался по звонку «стукачей» ехать на шахту. Он уже прибыл домой и почувствовал повышение температуры после простуды. На следующий день, о его «политической близорукости» стало известно в горкоме партии, откуда был сделан звонок с «последним предупреждением». Многие классные специалисты потеряли тогда должности за выпитые после работы сто-двести грамм водки. И это тоже был негативный результат горбачёвской политики. А она, по предположению Кагальникова, проводилась спешно по советским меркам, без оглядки на ошибки и рождаемые ей самой, новые проблемы. Горбачёв, как будто спешил реформировать всё, навсегда, быстро и безвозвратно, он явно закусил удила и как когда-то Хрущёв сеял в стране хаос вместе с любой кукурузой.
Спустя несколько месяцев после того, как шахта перестала выполнять план, директора Лимагева перевели на Юбилейную главным экономистом, а на Аютинскую пришёл новый директор Леоснов Анатолий Алексеевич. На 4-м бису 469 лава вошла в зону горно-геологических нарушений, 402-я отрабатывающая по восстанию пласт между 4-м и 6-м уклоном закончилась, также отработала своё поле 457-я бремсберговая, поэтому всю добычу шахты давала 472-я в правом крыле 4-го биса. На 6-м уклоне проходка не успевала подготовить новые лавы 604 и 605. Шахта, как выражались в подобных случаях горняки, пошла «в прорыв». Понятно, что причины были объективными, и каким бы опытом не обладал директор, он не мог повлиять на ситуацию, а руководству Ростовугля приходилось делать оргвыводы. Борису Дмитриевичу, отдавшему много лет шахте Аютинской, пришлось покидать её с тяжёлым чувством неудовлетворённости и чисто человеческой грустью о перемене в его судьбе. Главного механика Цихунова и заместителя директора по добыче Лепёгина отправили на пенсию, и ЭМС возглавил Александр Ефимович Самойренко.
По телевидению впервые начали говорить о рыночной экономике, индивидуальном предпринимательстве, кооперативах и переводе промышленности на хозрасчёт и самофинансирование. Начиналась обработка общественного мнения заблаговременно до принятия решений правительством. А вместо секретаря Московского горкома КПСС Гришина, как-то тихо и незаметно появился ранее неизвестный Борис Ельцин, работавший до декабря 1985 года первым секретарём Свердловского обкома КПСС, а потом заведующим отделом строительства ЦК. На шахте заговорили о работе предприятия на хозрасчёте и самофинансировании в бездотационном режиме. Владимир лично слышал серьёзный разговор, когда занимался наладкой ТСД – телесигнализации диспетчерской. Работая за мнемосхемой шахты, откуда его не было видно, он внимательно слушал возмущение главного экономиста Тавринова, который по просьбе диспетчера Георгия Пувленко объяснял, что значит для шахты хозрасчёт и самофинансирование.
– Это идиотская идея мне помнится ещё со времён Хрущёва, – возмущался Тавринов, достигший уже пенсионного возраста, – они хотят, чтобы шахта была самостоятельной единицей. В случае, когда она "уходит в прорыв" по объективным причинам, сама брала кредиты в госбанке и рассчитывалась по ним. Пойдут горно-геологические нарушения, как у нас на 4-м бису, мы должны будем в одиночку выпутываться из положения, оказавшись на грани банкротства. Чушь собачья, которую уже проходили в начале шестидесятых! Шахты для того и объединены в Ростовуголь, чтобы избежать экономического краха, то есть банкротства, отдельных шахт! Это не реформы, а онанизм горбачёвский и вредительство, потому как обанкротившиеся шахты придётся закрывать. Что это такое, если не вредительство? Угледобывающие предприятия всегда работали с государственными дотациями, другого варианта не существует!
Это было объективное предсказание будущего всей угольной отрасли. Наверное, его публичные оценки ситуации не остались без внимания злопыхателей и ретивых блюстителей "генеральной линии партии". Доносительство, называемое в народе "стукачеством" вновь процветало, как во времена репрессий. Но теперь это называлось по-горбачёвски – гласностью. Оставшись наедине с Кагальниковым, Владимир рассказал ему об опасениях главного экономиста Тавринова и поинтересовался, что по этому поводу думает бригадир.
– Понимаешь, Володь, – отвечал Кагальников, – я это слышал на заседании горкома партии и считаю, что старик Тавринов прав насчёт вредительства! Кстати, его хотели отправить на пенсию за это, но я воспрепятствовал увольнению, и был на приёме у второго секретаря. Но тот, к сожалению, объяснил мне, что ничем помочь не сможет, в Ростовугле сами решают такие вопросы и мне пришлось добиться приёма у генерального директора! Деда пока оставили, но думаю, что «дожмут» и он сам уйдёт на пенсию….
– Так почему же горком не выскажет своего мнения по вопросу губительной политики по отношению к шахтам? – удивлялся Владимир, – это единственная успешно работающая отрасль промышленности, кормящая не только город, но и область! Посмотри местную газету, ни одно крупное предприятие, ни ХБК, ни Гидропривод не выполняют план….
– Кто из сегодняшних руководителей осмелиться на открытое выражение мнения, идущего вразрез с линией Горбачёва? – спросил Кагальников, – чтобы лишиться своего места? Вот и молчат все, а коллегиальным голосованием ту ничего не решить, такие, как я, будут в скромном меньшинстве….
На этом разговор и закончили, так называемый демократический централизм в КПСС никто не отменял, и «самоубийц» в руководстве партийной организацией города не находилось. А вот в «Ростовугле» вскоре произошли перемены. Генеральный директор, Герой Социалистического Труда Иван Дмитриевич Посыльной оставил эту должность и был переведён директором Шахтинского филиала института повышения квалификации. На его место назначили Мелкова Алексея Дмитриевича, работавшего ранее техническим директором Ростовугля. Подробности принятия такого решения Минуглепромом, несмотря на гласность, никто не сообщал. Возможно, это как-то было связано с протестом перевода шахт на хозрасчёт и самофинансирование.
Одним из столпов горбачёвской перестройки было укрепление трудовой дисциплины. Но здесь, в отличие от методов Андропова, делалась ставка на активизацию трудовых коллективов на основе самосознания и воспитательных мерах, осуществляемых товарищескими судами. Кагальников предложил Владимиру возглавить ещё и суд. Он полностью доверял ему и видел, как добросовестно парень относится к выполнению его общественных поручений. К тому же уровень образования и эрудиции позволяли Владимиру грамотно говорить в официальной обстановке и вести диалог с начальством. И он, понимая, что это нужно другу, старающемуся во всем удержать порядок, соглашался на любое его предложение.
Сбывались самые мрачные предсказания Кагальникова, страна «пошла в разнос» от головокружительной перестройки. Взрыв реактора на Чернобыльской АЭС и столкновение в Цемесской бухте сухогруза "Пётр Васёв" с круизным теплоходом «Адмирал Нахимов» наглядно доказывали это. На ликвидацию аварии в Чернобыле, под видом военных сборов отправили шестьсот тысяч человек. На шахте Аютинская многих мужиков, выезжающих на поверхность после 2-й и 3-й смены, ночью сажали в выделенные для этого автобусы и везли в военкомат. Люди, не представляя даже куда их отправляют, попадали в Чернобыль в зону радиоактивного заражения, чтобы ликвидировать рукотворную аварию по причине разгильдяйства и в большинстве своём погибнуть от радиации. «Пётр Васёв» столкнулся «Адмиралом Нахимовым» там, где по определению невозможно этого сделать. Что это, если не разгильдяйство и безответственность? Капитаны этих судов, будто новички-практиканты, устроили крупнейшую катастрофу на Чёрном море, утопив теплоход и пятьсот человек пассажиров.