– Ну, вот она и Акра, – вполголоса воскликнул Артур, – мы первые крестоносцы, ступившие сюда со времен падения Иерусалима, и, видит Бог, это только начало, но как бы там дальше ни было, первыми здесь побывали мы!
Ричард Корнелий смотрел на город. Он не слушал, что говорит Бэртон, его взгляд блуждал по темным кривым улицам и слепым окнам зданий. Они были в Птолемаиде. Отважное предприятие нравилось Дику, ощущение опасности и подвига будоражило кровь, но Ричард нервничал: вдруг придется убивать спящих… Он бы этого не хотел.
Рыцари, крадучись, шли по темным улицам восточного города. Днем в былые времена здесь было шумно и многолюдно, торговцы зазывали народ к своему товару, воры и мошенники промышляли среди прохожих, уличные музыканты показывали представления и играли на лютнях, а дешевые женщины предлагали любовь. Теперь же все было не так. Лишь камешки шуршали под сапогами идущих по пустым улицам крестоносцев.
Они не знали наверняка, что они ищут. Пленники могли быть где угодно. Евреи сказали, что скорее всего они содержатся у коменданта крепости. Купец, торговавший ранее в Акре, рассказал, что коменданту принадлежит большой сложенный из самана дом, стоящий возле трех оливковых деревьев. И теперь рыцари следовали за этим размытым ориентиром, плутая во мраке птолемаидского лабиринта.
Бестолковые кривые улочки петляли между домами. Бродя среди бесконечных глухих стен, кое-где соединенных причудливыми арками, они сворачивали в темные переулки, оканчивающиеся тупиками.
– Три оливковых дерева! – шепотом произнес Бэртон. – Это все равно что в Европе сказать: «Дом стоит на зеленой траве!..» – в этот момент Артур споткнулся и чуть не упал. – Проклятье!.. – пробормотал он. – Нам их ни за что не отыскать!
– Давайте разделимся, – предложил Ричард, – так мы вернее найдем, что нужно.
– Неплохая идея, – согласился Бэртон, – вы с Гарольдом идете направо, а я и Бан пойдем прямо.
На перекрестке друзья разошлись. Теперь их было по двое против всех сарацин Акры.
Артур и Бан пробирались убогими узкими переулками, где ранее, наверное, селилась местная беднота. Здесь стояли маленькие невзрачные дома с заколоченными оконцами. Неожиданно за углом раздались голоса, говорящие по-арабски. Значит, дозорные все же были. Голоса приближались, кажется, говорящих было не меньше трех. Не раздумывая, Бэртон бросился в узкий простенок между домами, затащив за собой Бана, в надежде, что темнота скроет их. Четверо дозорных шли мимо, о чем-то переговариваясь. Вдруг один из них остановился возле того места, где спрятались Артур и Бан. Рыцари замерли, стараясь даже не дышать, Бэртон сжал рукоять кинжала, приготовившись нанести удар. Но, к счастью, этого не потребовалось, постояв мгновение, сарацин поправил меч у пояса и пошел за своими товарищами.
– Пронесло, – сказал Бан, вытирая со лба выступивший холодный пот.
– Пойдем за ними, – предложил Артур, – раз мы все равно не знаем, куда идти, может, они куда-нибудь выведут.
Это показалось им лучше, чем бродить наугад. Выбравшись из простенка, крестоносцы осторожно пошли за мусульманами. Пройдя квартал, они увидели, как четверка вошла в приземистое здание, в окнах которого горел свет. Возле дома росло три каких-то дерева.
– Гляди-ка, Бан, – толкнул его Бэртон, указывая в сторону здания, – три оливковых дерева! Нам, похоже, сюда.
Они подошли к дому и, осторожно открыв дверь, вошли за арабами…
После темноты улицы яркий свет неожиданно ударил в глаза. Словно по волшебству они вдруг оказались в освещенном светильниками и масляными лампами зале, где сарацины, опьяненные гашишем, играли в кости и курили кальяны. Посередине на роскошном персидском ковре танцевала черноволосая красавица в полупрозрачном восточном наряде, не скрывающем прелести ее тела. Ей подыгрывали на лютнях, и мягкая пластика ее движений завораживала чарующей таинственностью аравийской ночи.
– Бэртон, – воскликнул Бан, – это же были финиковые деревья, а не оливковые! Бежим!
Но было поздно. Арабы обернулись к ним…
В это время Гарольд и Дик все еще бродили по улицам Акры. Они уже устали плутать в темноте и начали сомневаться в успехе своей вылазки.
– В этом городе столько домов и столько деревьев, – сказал Гарольд, – что, кажется, мы никогда не найдем нужный.
– Рано отчаиваться, – подбодрил его Дик, – просто так мы все равно не уйдем отсюда, мне кажется, сейчас нужно свернуть направо.
Рыцари протиснулись в узкий проем между домами и оказались на длинной унылой улице, посреди которой в земле зиял старый колодец. Застройка здесь была основательнее, чем в других частях города, дома были больше и прочнее на вид. В одном из них в окошке под крышей горел огонек.
– Гляди, – сказал Ричард, – там кто-то не спит…
Гарольд посмотрел, куда указывал Дик. Окно светилось в большом двухэтажном здании, сложенном из самана. В самом доме не было ничего примечательного, и друзья прошли бы мимо, но рядом с ним Гарольд вдруг увидел, к своей радости, оливковые деревья, слабо шелестевшие на ночном ветерке.
– Это же тот дом с деревьями, о котором говорили евреи, – воскликнул Гарольд. – Дик, мы нашли этот дом, вперед! – он устремился на штурм, но Ричард остановил его:
– Евреи сказали про три дерева, Гарольд, а здесь только два…
Действительно, было так. Гарольд тихо взвыл от досады.
– И правда, – сказал он, – какая подлая насмешка судьбы… Что ж, пойдем дальше…
Они миновали еще два квартала…
– Скоро начнет светать… – начал Дик.
– Надо возвращаться, – мрачно подтвердил Гарольд. И вдруг друзья буквально наткнулись на ограду неприметного домика, возле саманных стен которого росли три оливковых дерева, как и рассказывали евреи. Все сошлось, только дом был заброшен и, кажется, пуст.
– Неужели он? – с сомнением произнес Гарольд.
Рыцари перелезли невысокую ограду и направились к строению. Вблизи стало ясно, что дом точно был пуст. Открытая дверь болталась на одной петле, в порожках были выломаны доски. Гарольд встревожился.
Они вошли внутрь. Здесь было темно и пыльно. Среди хлама, валяющегося на полу, Ричард заметил огарок свечи и, чиркнув огнивом, запалил его. Тени, кривляющиеся как демоны, заплясали по стенам.
– Здесь никого нет, – сказал Дик, – пойдем…
Но Гарольд не слушал его, что-то разглядывая в углу.
– Что там? – спросил Дик, подойдя, и тут же все понял сам.
На полу, среди пятен крови, лежал женский платок. Присев, Ричард отыскал возле него маленький крестик.
– Нет! – воскликнул Гарольд. – Арабы убили их! – он тяжело осел на пол.
Ричард не знал, что сказать и как утешить Гарольда, поэтому просто молча поднял его с пола и повел к выходу. Дик не предполагал, что у их отважного предприятия может оказаться такой печальный итог. В горькой скорби рыцари шли обратно по безмолвным улицам Акры.
Проходя мимо дома с двумя деревьями, который Гарольд поначалу принял за тот, что они искали, он с тоской посмотрел на огонек, горящий в окошке.
– Если бы только… – начал он и вдруг плашмя растянулся посреди дороги. В темноте он не заметил какой-то поваленный ствол, лежащий поперек улицы, и, споткнувшись об него, упал. Поднявшись, Гарольд зло пнул его и собирался идти дальше, но Ричард почему-то не двигался с места, задумчиво глядя на лежащее дерево.
– Гарольд, – сказал он, – а ведь это третье оливковое дерево возле этого дома, просто упавшее, но еще недавно оно росло рядом с теми двумя…
Гарольд потрясенно посмотрел на него, поняв, что он имеет в виду.
– Ты думаешь?.. – начал Гарольд, но, не договорив, рванулся к дверям, на ходу выхватывая клинок. Дик поспешил за ним.
Выбив дверь и с порога ударив мечами вооруженного охранника, они ворвались внутрь. Перед ними предстала довольно большая, но обшарпанная комната, у дальней стены которой на полу спали несколько человек. К великой радости Гарольда, это были его жена и дочь и с ними еще одна женщина. Христианские пленники помещались на первом этаже и выполняли в доме обязанности прислуги. На втором этаже были спальни арабов, оттуда доносился храп, и мусульман можно было застать врасплох, но крестоносцы не стали убивать спящих. Рыцари повели освобожденных пленников к выходу. Проходя мимо убитого араба, Ричард старался ступать осторожней, чтоб не запачкать кровью своих сапог.
На улице Дик наконец рассмотрел спасенных. Жена Гарольда была худенькой темноволосой женщиной с усталым изможденным лицом, сохранившим тем не менее следы былой привлекательности. Злоключения, выпавшие на ее долю, заставили поблекнуть ее красоту, но раньше она, наверное, была очень приятной женщиной. Вторая была уже почти старушкой. Дочери Гарольда было лет девять.
Дик с грустью смотрел на них. В этот миг он, может, впервые задумался о превратностях жизни, войны и любви… Но сейчас нельзя было терять время, необходимо было выбираться из Акры.
Они шли к стенам города, где крестоносцы оставили веревки. Они миновали уже полдороги, как вдруг Ричард остановился:
– А где же Артур и Бан? – воскликнул он.
Спасая пленных, Дик и Гарольд совсем забыли о своих товарищах, и неизвестно было, что с ними теперь и где они.
– Нельзя бросать их в Акре, – сказал Дик, – возможно, они попали в беду.
Гарольд молчал и внутренне малодушничал, он хотел поскорее покинуть город. Ричард почувствовал это, но понял Гарольда и не осудил его, спасение семьи было для него важнее, кроме того речь шла о женщинах и ребенке…
– Выводи их из Акры, – сказал Гарольду Дик, – а я найду наших друзей. Так будет и правильней и лучше. Встретимся в лагере.
Не дожидаясь ответа, Дик развернулся и побежал в темноту, вновь в самое сердце старой Птолемаиды.
…На пороге арабского притона стояли плечом к плечу два христианских рыцаря. Обескураженные и сбитые с толку тем, что оказались в таком месте, они замерли под взглядами обернувшихся к ним мусульман. Бан непроизвольно потянулся к рукояти меча, но Бэртон незаметно остановил его, наступив на ногу. На секунду наступила звенящая тишина. Сарацины выжидающе смотрели на крестоносцев…
Артур Бэртон неплохо говорил по-арабски, и это спасло их. Он громко поприветствовал присутствующих на их языке и добавил еще несколько слов, значение которых Бан не знал. Сарацины что-то ответили и, потеряв интерес к вошедшим, вернулись к кальянам, игре и музыке.
– Все в порядке, – шепнул Бану Артур, – нас приняли за своих.
Он прошел в зал, таща за собой Бана.
– Ты с ума сошел! Куда ты меня тащишь? – шипел Бан.
– Не привлекай внимания, дружище, – сквозь зубы процедил Артур, – если мы сразу уйдем, это вызовет подозрение. Садись и сиди тихо, – и Бэртон бросил золотую монетку к ногам танцовщицы Востока.
Девушка приковывала всеобщее внимание. В простых и плавных движениях ее тела было так много смысла, что об этом можно было бы написать отдельную книгу. Она танцевала под незатейливую мелодию, плавно покачивая бедрами, красиво подчеркивая движениями нежную кожу обнаженного живота. Лицо девушки было скрыто платком, видны были лишь ее большие блестящие глаза, поведенные поволокой и сверкающие будто агаты. В них словно застыли миражи восточных пустынь, наполняя душу поэзией тысячи и одной ночи.
Артур смотрел на девушку, как смотрят иногда на огонь свечи, танцующий в полумраке. Его взгляд остановился, а мысли, казалось, погрузились в ее танец, уносясь прочь от действительности, опасностей и войны.
Однообразная мелодия, похоже, была бесконечной. Старик-музыкант перебирал струны, закрыв глаза, и все тонуло в дыму и звучании лютни. Запястья и щиколотки танцовщицы украшали серебряные браслеты с колокольчиками, нежно звенящими с каждым ее движением. Она вскидывала ноги и выгибала стан, отдаваясь музыке, словно возлюбленному…
– Бэртон, – настойчивым шепотом сказал Бан, – нам надо уходить отсюда.
– Нет, не сейчас, – ответил Артур, – сколько живу, еще не видел женщины красивей ее.
– Ты что, сошел с ума? Нас же тут могут убить! – воскликнул Бан.
– Ну и что? – пожал плечами Артур. – Я привык рисковать…
Меж тем темп мелодии увеличивался. Музыка становилась быстрей, и в движениях тела танцовщицы появилось больше огня и страсти. Она опьяняла и кружила голову. Ее танец уносил в мир грез и мечты, никого не оставляя равнодушным. Она виделась то цветком, то чудесной птицей, прилетевшей из райского сада. А может, она представлялась им гурией, одной из тех, что пророк Мухаммед обещал правоверным. Девушка заворожила всех… Опьяненные гашишем арабы, Артур Бэртон и Бан смотрели на нее, захваченные энергией и чувственностью ее движений.
В этот момент появился Дик. Тихо хлопнула входная дверь. И Артур, машинально обернувшись на звук, увидел Ричарда Корнелия, щурящегося от бьющего в глаза света и пытающегося сообразить, что ему теперь делать.
Ричард не заметил в зале своих друзей, чувствовал, что он сильно влип, и понимал, что надо срочно что-то придумать.
Один из арабов что-то сказал Дику. Ричард не знал их языка и не ответил. Он колебался: бежать или драться. Сарацин повторил вопрос. Дик решил драться. Артур понял, что нужно действовать.
– Он немой! – громко крикнул по-арабски Бэртон, привстав, чтобы Ричард его увидел. – Слышишь, немой, тебе говорю – это наш друг.
Сарацин с сомнением оглядел Дика.
– Ну чего ты смотришь? – возмутился Бэртон. – Сказано же, наш немой друг.
Слова Бэртона устроили сарацина. Ричарда оставили в покое. Он облегченно перевел дух и присоединился к друзьям, обратив взор к девушке, уже очаровавшей и его сердце.
– Мы освободили семью Гарольда, – шепотом сказал Дик, – он повел их в лагерь, а я вернулся за вами.
– Хорошо, – сказал Артур.
– Вы неплохо проводите время, – усмехнулся Дик, указав на красавицу.
Бэртон не ответил.
Арабы не обращали внимания на крестоносцев, не узнав в них врагов своей веры, но девушка, случайно задержав на них взгляд, вздрогнула, сразу увидев в них христиан. Она пристально посмотрела на рыцарей, остановив взор на Бэртоне и Дике. Ричард подмигнул ей, но красавица отвела глаза. Больше она не взглянула на крестоносцев, но почему-то не выдала их.
Как и Бэртон, Ричард смотрел на женщину. Ее прекрасное тело прикрывал нежный полупрозрачный шелк, показывающий ее красоту, но оставляющий загадки, будоражащие воображение. Танцовщица нравилась Дику. Его влекли ее глаза, он пытался вновь встретиться с нею взглядом, но девушка отводила взор. Она выгибала в танце изящную талию и, вскидывая руки к голове, плавно поводила бедрами, едва прикрытыми легкой тканью. Ее гладкая как бархат кожа, красиво освещенная тусклым светом масляных ламп, манила Ричарда, вызывая желание прикоснуться к ней и ощутить тепло и мягкость ее тела. Монотонная мелодия то убыстрялась, то затихала, и вместе с нею менялись движения девушки. В зависимости от музыки ее танец наполнялся то страстью, то нежностью, но постоянно оставался рассказом о любви.
Забыв об опасности, друзья наслаждались танцем сарацинской красавицы. В это мгновение один из мусульман встал со своего места и, шатаясь, подошел к девушке. Она продолжила танцевать, не взглянув на него. Взмахом руки мусульманин остановил музыку. В зале недовольно зашумели. Не обращая на возмущенный ропот внимания, сарацин что-то сказал красавице, она засмеялась и слегка отстранилась от него, но он вновь приблизился к ней, продолжая настаивать.
– Что он говорит, Артур? – спросил Дик.
– Он хочет, чтобы она танцевала обнаженной, – объяснил Бэртон, – а девушка отказывается, но это и так понятно…
Мусульманин все больше горячился, его же товарищи пытались сказать ему, чтобы он сел на место и не портил им отдых, но, опьяненный гашишем и красотой девушки, он не отставал от нее, продолжая требовать своего. Танцовщица оттолкнула его и что-то резко сказала. Взбешенный, он схватил ее за руку и, притянув к себе, попытался силой сорвать с нее одежду. Девушка вскрикнула.
– Я не могу не вмешаться, – сказал друзьям Дик, резко поднявшись.
– Стой, Дик, – попытался усадить его Бан.
Но Ричард не слушал его, направившись к человеку, схватившему девушку. Смяв сарацина, держащего танцовщицу, он разжал ему руки и бросил его на пол. В зале раздались возгласы одобрения и недовольства. Видимо, мнения мусульман разделились. Бан сильно волновался.