– Вон стоит парень в военной фуражке, – показала она на Сергея подружкам, – мне он нравится, симпатичный.
– Да, мне тоже он нравится, – согласилась старшая Чернова, а младшая её сестра возразила:
– А мне больше нравится вон тот парень, – указала она на парня, приехавшего из села Торопова, – Давайте потом нападём на него.
– Ладно, – согласились девушки. И после этого подошли к Сержпинскому. Соня первая повисла у него на шее.
– Что такое? – воскликнул он от неожиданности.
– Так надо, – крикнула другая девушка, обхватив его с боку. Третья подставила ему подножку, и Сергей упал в снег. Его военная фуражка свалилась с головы и покатилась под горку. В этом месте, за бараком, был небольшой, пологий спуск к полю. Здесь, обычно, деревенские ребятишки катались на санках с горки. К вечеру стало подмораживать, ноги скользили. Сергей вырвался от девчонок, встал на ноги, но поскользнулся и снова упал.
– Попался, не убежишь, – радовалась Соня, вновь навалившись на него. Её ещё детское личико оказалось сверху над его лицом. Он почувствовал её приятный запах каких-то духов, вперемешку с запахом мёда, машинально прижал её к себе и поцеловал в губки. Она сразу отпрянула, с возгласом:
– Это не прилично так делать.
Соня отошла от Сергея, огляделась по сторонам, но кроме подружек на них никто не обращал внимания. Дело шло к вечеру, сгущались сумерки, но, не смотря на это, народ веселился, играла гармонь, и под её звуки бабы водили хоровод. Из-за толпы выбежала Лариса.
– Соня, папа велел всем идти в гостиную, – сказала она, и, увидев Сергея, добавила:
– Вас тоже туда приглашают.
В гостиной стоял длинный стол, длиннее, чем обычно, накрытый красивой шёлковой скатертью, на столе были расставлены фарфоровые тарелки и серебряные столовые приборы. Матрёна и старшие дочери Верещагины носили в кастрюлях и больших фарфоровых супницах тушёную картошку, салаты из яиц под горчичным соусом, и другие блюда. В гостиной вкусно пахло солёными огурцами и жареным мясом. Посреди стола в широкой тарелке стоял жареный гусь, с яблоками. Торжественный и праздничный вид в гостиной, придавали шёлковые шторы на окнах, которые вешали только по особым случаям.
Жених и невеста вошли в гостиную, когда там было ещё не много народу, все стояли по сторонам комнаты и не садились. Семён Александрович уставший, но с радостью в глазах, поприветствовал Серёжу Сержпинского, вошедшего в гостиную вслед за девочками. Он пожал ему руку и спросил:
– Чем теперь, Серёжа, занимаетесь? Где служите? Я слышал, вы работаете охранником?
– Да, я работал охранником, но теперь работаю в школе учителем рисования и черчения, – с гордостью ответил Сергей.
– Учитель – это благородная профессия, – похвалил Семён Александрович.– Проходите к столу, присаживайтесь.
Когда все гости собрались в своём кругу, без крестьян, то вновь поздравили новобрачных, крикнули им «горько». На улице совсем стемнело, оттуда слышались пьяные голоса и свадебные песни.
Сначала за столом было относительно тихо, гости мирно жевали, не спеша ели, потому что до этого уже наелись, а затем начались разговоры о ситуации в стране, кто-то что-то слышали или читали в газетах. Сергей Воденков встал из-за стола, видимо уже был, изрядно выпивши, и громко произнёс:
– Тихо, господа, товарищи! Я сейчас прочитаю вам лекцию о положении в нашем государстве. Я служу в чрезвычайной комиссии и хорошо осведомлён.
Он указал на кобуру с пистолетом, висевшую у него на ремне, и продолжал:
– У большевиков ситуация складывается очень плохая. Их власть висит на волоске. Мы в чека, в большинстве, стоим за Россию, чтобы всем жилось свободно и вольготно. Но наш начальник пока ещё на стороне большевиков. Как только в Москве их власть рухнет, так и мы сразу выступим на стороне народа. В любой момент власть может перемениться.
Сергей сделал паузу, и оглядел присутствующих. Петя Верещагин удивлённо смотрел на него и бросил реплику:
– Значит, с крестьян зерно брать не будут?
– Пока будут, но ограниченно, только в добровольном порядке. Наш Даниловский военный гарнизон отказывается участвовать в продразвёрстке, потому что там служат, в основном, парни из крестьянских семей.
Семён Александрович не ожидал, что разговор повернётся на такую болезненную тему, о продразвёрстке. Он с места дополнил оратора:
– А вы знаете, господа, что продразвёрстку придумали не большевики, это изобретено ещё в 1916 году при царе. Но только тогда платили деньгами. А сейчас деньги обесценились, и их никто не берёт из-за низких расценок.
Не дожидаясь, когда Семён Александрович закончит свою мысль, Григорий, до этого молча сидевший за столом, начал сам говорить:
– Я езжу по разным деревням, закупаю мясо для своего магазина. И должен вам сказать, что деньги за мясо мало берут, я, в основном, меняю его на одежду, которую мне приносят в магазин в обмен на продукты.
– Да-а, вот так дела-а… – рассуждали все сидящие за столом, – когда же деньги опять наберут силу…
Этот злободневный вопрос всех беспокоил, люди измучались выменивать одни продукты на другие, у многих зажиточных граждан даже одежды оставалось мало, чтобы её выменивать на продукты. Многие торговцы и купцы начали в городе разводить свиней, чтобы себя как-то прокормить. О простых Даниловцах, ремесленниках, говорить не приходилось, они еле сводили концы с концами. Большинство горожан имели огороды, держали скотину, но им этого на весь год не хватало.
Сергей Воденков продолжил свою мысль:
– Так вот, господа, товарищи, я хочу сказать, что наша чека занимается контролем над магазинами, чтобы там принимали деньги. Но все в Данилове между собой связаны, каждый торговец имеет знакомства с властями и прикрывается ими. Решить эту проблему в Данилове не возможно. Да, наверное, и во всей нашей стране. Положение у нас тяжёлое: Советское правительство объявило об аннулировании Брестского мирного договора с Германией и война продолжается. На побережье Чёрного моря началась англо-французская интервенция, на севере тоже проходит фронт, Сибирь вплоть до Урала под контролем адмирала Колчака, на юге возникли разные отдельные государства. Так, что у нас осталась только центральная часть России.
После этого он сказал: «У меня всё», и сел на своё место.
Люди, сидящие за столом, не все внимательно слушали лекцию и разговоры о политике. Многие разговаривали между собой, жених и невеста кокетничали, угощали друг друга мороженым, которое приготовили в своей мороженице. Соня принесла ещё несколько порций мороженого, с веранды, и стала угощать им других гостей, в том числе Серёжу Сержпинского и его маму Евпраксию Павловну.
Евпраксия Павловна отказалась от мороженого и сказала, что на улице стало темно и пора ехать домой, Серёже завтра надо идти в школу на работу. Она напомнила об этом остальным Даниловцам, и они начали собираться уходить, благодарили хозяев за угощения. Все вышли их проводить, и вскоре, коляска с гостями медленно стала удаляться, и вот, совсем скрылась в темноте.
На улице гулянье продолжалось. Неподалёку горел большой костёр, освещая всё вокруг, в разных концах деревни бабы пели песни, где-то за углом хихикали девчонки, вдалеке играла гармонь.
У Пети Верещагина настроение было хмельное, ему хотелось измерить свои силы, и он предложил побороться родственнику Смирновых. Ему на вид было около тридцати лет, и он был выше Пети на полголовы, крепкого телосложения и, как его представил Пётр Егорович – бывший подпоручик. Но родственник бороться отказался, ссылаясь на своё ранение после фронта. Звали его Борисом.
Снова оставшиеся гости сели за стол, Смирновы согласились остаться переночевать, и спешить им было некуда. Пете понравился Борис, своей военной выправкой, и умением сохранять спокойствие, не смотря ни на что. Услышав о положении в государстве Российском, он оставался невозмутимым и часто приветливо всем улыбался, как это делали англичане. Петя подсел к нему, так как места за столом освободились, и стало свободнее. Девушки Верещагины принесли из музыкальной комнаты мандолины, балалайки и гитары, начали тихонько играть. Невеста тоже присоединилась к ним.
– Боря, вы, чем сейчас занимаетесь? – спросил Петя.
– Кормлю поросят, топлю печку, и, пожалуй, больше ни чем, – ответил он.
– А где живёте?
– В Данилове. Ещё вопросы есть?
Петя смутился, и некоторое время сидел молча, слушая звуки гитары и мандолины. Он думал, стоит ли предложить этому зрелому мужчине вступить к нему в партизанский отряд. У него, видимо, есть семья и дети, много всяких забот. Поразмыслив немного, он решил продолжить разговор.
– А жена и дети у вас есть?
– Да, есть.
– Я хотел предложить вам вступить в мой партизанский отряд, мы против большевиков, но думаю, вы не согласитесь.
Борис перестал улыбаться, его глаза стали серьёзными, и он спросил:
– И сколько у вас в отряде людей?
– Пока семь человек, а вместе со мной восемь. Оружие у всех есть.
– Это интересно, на ловца и зверь бежит, – задумчиво сказал Борис. – У меня есть задание от командования Добровольческой армии, собрать в тылу большевиков организацию сопротивления. Я был серьёзно ранен под Екатеринодаром , едва жив остался. Раненый, с помощью друзей, добирался до Ярославля, а потом до Данилова. Здесь я лечился у Петра Егоровича. У меня есть связь с центром в Москве. Но я пока ещё не совсем окреп и туда не ездил. Я, Петя, подумаю над вашим предложением.
– Вы можете принять наш отряд в ряды сопротивления, – обрадовался Петя. – Мы ещё установили связь с двумя отрядами из Пошехонья.
Соня сидела рядом с Петей и невольно слышала весь этот разговор. Она хотела потом рассказать всё отцу, но он плохо себя чувствовал, и она не захотела его расстраивать. Свадебные мероприятия и хмельное веселье продолжалось до поздней ночи. Девочки Верещагины ходили к костру, в поле, где деревенская молодёжь водила хоровод. Всем было весело, и потом люди долго обменивались впечатлениями об этой свадьбе.
Глава 5
Сержпинский начал работать в школе
В начале декабря 1918 года стоял крепкий мороз. Сергей торопился успеть в школу к началу занятий. Он шёл по городу и любовался красотой зимнего пейзажа. Выпавший за ночь снег, украшал белизной тротуары, дорогу, крыши домов и деревья в садах, а от выглянувшего, из-за розовых облаков солнца, снег на верхушках деревьев принял такой же розоватый оттенок. Сергей вспомнил детство, те зимние дни, когда он жил в Тотьме и ходил там в школу. Теперь же многое изменилось, и в школу он стал ходить не учеником, а в роли учителя.
Уроки должны были начаться в девять часов утра. Сергей шёл по мало утоптанному снегу, хрустящему от мороза под ногами, и думал о своей работе. Директор школы велел ему каждый день приходить утром, даже, если не было у него своих уроков рисования или черчения. Он должен был в случае необходимости, подменить не явившегося учителя, почти по всем школьным предметам, кроме пения, физкультуры и физики. Физику он слабо знал.
У многих учителей жизнь не ладилась, особенно у тех, у кого маленькие дети. Зарплата была у всех одинаковая, на неё можно было купить, в основном, товары, отпускаемые по карточкам.
Устроил его в школу Володя Шишерин, как и обещал. Недавно, Володю мобилизовали в Красную Армию комиссаром. Он отблагодарил Сергея за помощь, и специально для него, ввели в школьную программу урок рисования и черчения, а раньше такого предмета не было. В Данилове имелись две семилетние школы: в школе номер один, он работал по совместительству, а в школе номер два на полную ставку. Работая в двух школах, Сергей был занят весь день, приходил домой часов в пять вечера, а иногда позднее. Занятия проводились в две смены, поэтому штат учителей в этом году значительно увеличили.
Приближаясь ко второй школе, находившейся в центре Данилова, он увидел учеников, спешивших на занятия. В раздевалке ученики, разного возраста, сдавали гардеробщице свою одежду, в большинстве вполне приличную, но были и ребята из бедных семей. У таких ребят пальто в заплатах, сильно поношенные.
Сергей одевался скромно. Его пальто, с маленьким воротником из кролика, выглядело бедновато, в соответствии с ситуацией. Это пальто отдали ему Воденковы. Шапка тоже не новая, но вполне приличного вида, её раньше носил его отец.
Раздевались учителя в учительском кабинете. Здесь Сергей поздоровался с другими учителями, половина которых были мужчины. С ними он ещё близко не познакомился, но по поведению чувствовалось, что большинство из них принадлежали к дворянскому сословию. В школах того периода существовало раздельное обучение мальчиков и девочек. Преподавал он в шестых и седьмых классах, а сегодня первое занятие должно быть в мужском седьмом классе, где парням исполнилось шестнадцать лет. Лишь на два или три года они были моложе своего учителя. Так получилось, что его брат Павлик тоже учился в седьмом классе. Но он вёл себя спокойно, не подчёркивал, что учитель его брат.
Когда Сергей вошёл в класс, то все ученики встали. Он поздоровался и разрешил классу сесть.
– Сегодня мы будем изучать законы перспективы в рисовании, – начал Сергей урок. – Закон перспективы это, например, когда железная дорога уходит вдаль, сужаясь в одну точку.
Он подошёл к доске и нарисовал мелом две линии и чёрточки, словно шпалы. В этот момент, за его спиной, сын известного в Данилове ростовщика, залез под парту и там спрятался. Другие ребята заулыбались, оглядываясь в его сторону.
– Я понимаю, что вам скучно меня слушать, – понял он парней, – ведь бумага у нас для рисования закончилась. Я немного вам объясню, рисуя на доске, а потом мы пойдём рисовать на снегу, палочками, вместо карандашей.
Парни с радостью согласились, и вторую половину урока они провели на улице. При этом учитель организовал соревнование, кто лучше нарисует на снегу. По такой же системе прошли уроки рисования и в других классах.
На обед он пошёл домой, подгоняемый голодом. Утром съел только кусок хлеба, больше ничего дома не было. Павлик и Глеб уже пришли из школы и сидели за обеденным столом, а мать наливала им недавно приготовленный суп в тарелки. Глеб тоже учился в этой же школе, в первом классе. Только занятия у него заканчивались раньше, чем у Павлика.
Мать налила Серёже в тарелку суп и сказала:
– У меня хорошая новость. Я устроилась на работу.
– Куда? – поинтересовался Серёжа.
– Кастеляншей в школу ликвидации безграмотности. Ликбез её сокращённо называют, – пояснила она. – Эта школа образована в бывшей начальной школе на соборной площади.
– И что ты там будешь делать?
– Буду выдавать постельное бельё в общежитии, где станут жить приезжие из деревень взрослые ученики. Это, в основном, работники из волостных Советов.
– А ты не могла устроиться преподавателем иностранных языков? Ведь ты знаешь в совершенстве немецкий, французский, польский и итальянский языки.
– Нет, Серёжа, там будут учить только, читать и писать по-русски. Но дело не в этом, я боюсь признаться, что я из враждебного пролетариату класса, – объяснила она. – Ты же слышал, что теперь наше общество разделено на классы: это пролетариат – главный класс, трудовое крестьянство, и наш класс, буржуазия.
– Ты ошибаешься, мама, наш класс – это трудовая интеллигенция. У нас же ничего нет, кроме своих знаний.
Но мать возразила:
– Здесь в этом, никто ничего не понимает, и могут легко посадить в тюрьму. Я даже одежду одеваю похуже, чтобы смешаться с народом, хотя у меня в сундуке всякой одежды достаточно.
Когда Павлик и Глеб поели и ушли в другую комнату, мать тихонько сказала Серёже:
– Я слышала от Свешникова Геннадия Ивановича, что в Данилове усиливается многочисленная подпольная организация, в которую входят и некоторые солдаты. А солдаты это сила. Так что власть может скоро перемениться…
–
Ближе к новогодним праздникам, к Сержпинским пришёл Сергей Воденков, в своей кожаной курточке чекиста, весь встревоженный, и присев на табурет, спросил:
– Что вы скажете про хозяина вашего дома, Дерюгина? Как он к вам относится? Евпраксия засуетилась, предложила ему чаю из листьев смородины, и, не раздумывая, ответила: