– Зачем ему жить одному, у нас семь комнат, выделим и ему место, – сказал он уверенно.
В этот же день мать с сыном перенесли вещи в комнату Вениамина, куда поселили Сергея. Кровать и кованый сундучок принесли дворники за оплату.
Хотя за свою трёхкомнатную квартиру было уплачено до первого октября, Евпраксия решила уже заранее снять дешёвое помещение, для хранения имущества из прежней квартиры. Все эти дела она успела сделать в течение нескольких дней и уехала обратно в Данилов. С собой она взяла только детскую и свою одежду, а что в руках не унести, отправила в поезде багажом.
Сын дяди Увенария Аристарх, живший с семьёй в этой же квартире, работал помощником директора крупного книжного издательства в Петрограде. Своей двоюродной сестре Евпраксии он периодически давал выгодную работу по переводу книг, с иностранных языков, которые она знала. Вот и в этот раз он дал ей книгу мало известного французского писателя для перевода. Заниматься переводом она решила в Данилове, а потом, готовый текст книги привезёт в Петроград.
В последний день пребывания в Петрограде Евпраксия купила в банке несколько золотых и серебряных монет, а в ювелирном магазине купила золотые женские украшения: брошки серьги и кольца. Как советовали Ширгановские, золото и драгоценности пригодятся на чёрный день.
Глава 5
Начало учёбы
С первого сентября Сергей приступил к учёбе в художественном училище барона Штиглица. В училище он узнал историю создания этого уникального учебного заведения. Идея строительства художественного училища у барона Штиглица возникла совершенно случайно. На одном из балов, где присутствовали знатные и богатые люди, один из великих князей похвастался, что пожертвовал на благотворительное дело сто тысяч рублей. Штиглиц не без ехидства ответил великому князю: «Ну что такое сто тысяч? Я знаю человека, который пожертвовал целый миллион и сделал это без всякой рекламы». То есть он имел в виду себя. В 1876 году он вызвал архитектора Месмахера, автора постройки его дворца, и вручил ему чек на миллион рублей, спросив: «Что сейчас полезнее всего сделать для народного просвещения?» Месмахер, не задумываясь, сразу же сказал барону: «Основать художественно-промышленную школу».
Учился Серёжа добросовестно. Он постоянно помнил наказы отца, что сын должен довершить то, что не успел отец. На учёбу уходило много времени, однако Серёжа иногда посещал театр, кино, общался с сокурсниками и троюродным братом Вениамином. Появился у него в училище хороший друг еврейской национальности, Аркадий Ройтман. К евреям многие студенты относились с предубеждением, а Серёжа не стеснялся общественного мнения. Он относился к ним уважительно по примеру отца, который говорил, что у евреев много умных и талантливых людей, не меньше, чем в любой другой национальности.
В художественной ремесленной школе, в Тотьме, среди учителей был один еврей, а также среди ссыльных, евреем являлся Луначарский. Николай Николаевич хорошо этих людей знал и восхищался их интеллектом.
Однажды в декабре Аркадий Ройтман предложил Сергею сходить на митинг, возле Путиловского завода. Был выходной день, и друзья пошли туда из любопытства. Ни в каких революционных кружках, парни не состояли, но много слышали разговоров о том, что скоро будет революция. Народу на митинг собралось не много, человек двести, потому что ударил сильный мороз. Одеты парни были в свою студенческую форму, в тёмные шинели с блестящими металлическими пуговицами и выделялись в толпе. Ораторы вставали на ящик и выкрикивали лозунги: «Долой царя! Да здравствует революция!» Один оратор выступал дольше других, наверное, был из образованных людей, хотя от волнения говорил он не очень складно. Смысл его выступления был примерно такой: «Карл Маркс предсказал революцию. Если в обществе большой разрыв между богатыми и бедными, то революция неизбежна. Народ обнищал из-за бессмысленной войны, цены растут быстрее, чем зарплата».
Митинг закончился стихийно, никто его не разгонял. Полиции не было. Серёжа и Аркадий заметно продрогли и пошли в сторону центра Петрограда, чтобы где-нибудь пообедать, а по пути обсуждали услышанные разговоры на митинге.
– Действительно, всё подорожало, ёжась от холода, – сказал Аркадий. – Ещё недавно можно было пообедать в столовой за тридцать копеек, а теперь и сорока копеек не хватает, уйдёшь, не сыт – не голоден.
– Это верно, – поддакнул Серёжа, хотя сам роста цен не заметил. Мама ему посылала по пятьдесят рублей ежемесячно, и о деньгах ему думать было некогда. Серёжа знал, что Аркадий нуждался, поэтому иногда платил за него в столовой.
– А кто такой Карл Маркс? – спросил он, предполагая, что Аркаша, в курсе, если читал запрещённую литературу.
– Карл Маркс – это еврейский философ, живший в Германии, смущённо улыбнувшись, пояснил Аркаша. – Я пытался читать его книгу «Капитал», но ничего в ней не понял. Её надо не просто читать, а вдумчиво изучать. У меня на это времени нет.
За разговорами друзья быстро дошли до Невского проспекта, намереваясь там, в хорошей столовой пообедать, но обнаружили, что она закрыта по не известной причине. В этот момент по улице шёл отряд солдат в шинелях и папахах. На плечах они держали длинные винтовки со штыками. Не смотря, на мороз, они пели бравую песню, а их удары сапог о мостовую эхом откликались в стенах домов. Прохожие останавливались и с любопытством смотрели на длинную колонну военных. В толпе зевак кто-то сказал:
– Это гвардейцы Семёновцы идут.
Сергей и Аркадий совсем замёрзли в своей студенческой форменной одежде, и пошли в сторону от Невского проспекта, искать другую столовую. Серёжа уже хотел пригласить Аркашу домой к Альбитским, до дома отсюда было пять минут ходьбы, но передумал: ведь дядя Увенарий в эти дни сильно болел, всё внимание в семье было направлено на больного, а появление постороннего человека в такой момент было бы не уместно.
Пройдя несколько шагов, они наткнулись на вывеску «закусочная». Евпраксия Павловна в наставлениях советовала сыну, что не следует заходить в такие заведения, как «закусочные», «харчевни», «пивные». «Туда ходят только пьяницы и воры». Но Серёжа проигнорировал этот наказ, хотелось просто погреться.
В закусочной было многолюдно: среди рабочего люда за отдельным столиком сидели две симпатичные девушки в дорогих меховых шапках, которые они не спешили снимать, наверное, тоже зашли погреться. Раздеваться здесь было не обязательно, но гардероб работал. Парни сняли свои шапки, шинели и отдали гардеробщику, усатому, пожилому мужичку. С собой они носили карманные блокноты и угольные карандаши, чтобы делать наброски. Это требовалось для отчёта по занятиям по курсу рисунка. Надо было сдать преподавателю в конце месяца не менее двадцати набросков, как угольным, так и графитным карандашом. Присев за свободный столик, Сергей и Аркадий позвали официантку, подойдя, она спросила:
– Что будете заказывать, господа? Только у нас оплата вперёд.
Серёжа начал торопливо говорить, чтобы опередить Аркадия. Меню он не знал, и поглядел, что едят за соседним столиком.
– Нам, пожалуйста, две тарелки щей, две порции мяса с гречей и две кружки пива.
– Я расплачусь, барышня, – заторопился Аркадий, – сколько с нас?
– Один рубль двадцать копеек.
Получилось слишком дорого, но Аркаша, покраснев от такой неожиданной цены, достал кошелёк. Серёжа стал уговаривать друга, что он сам заплатит, но Аркаша обиженно настоял на своём и отдал деньги за двоих.
– Не всё тебе платить, у меня тоже есть деньги, – заявил он. Рисовать решили девушек, которые уже ели и сняли шапки. До прихода официантки начинающие художники успели сделать по нескольку набросков, а затем начали есть. Выпив, в завершение обеда пиво, Серёжа посмотрел на рисунки друга:
– У тебя, Аркаша, хорошо получилось. Давай покажем рисунки девушкам и познакомимся с ними, – предложил он.
От пива Аркаша немного захмелел, стал смелее, и парни подошли к девушкам, которые уже собрались уходить. Парни вежливо представились, назвали свои имена и фамилии. Девушки с усмешкой посмотрели на свои портреты и одна из них сердито фыркнула: «Совсем не похожи». Девицы встали из-за стола и торопливо зашагали к выходу. Аркаша, расстроившись, рассуждал, отчего произошёл такой конфуз.
– Это всё из-за меня, – горестно говорил он. – Девчонки поняли по моей фамилии и внешности, что я еврей. Надо было мне назвать другую фамилию.
– Да не поэтому, – успокоил его Сергей, – Они нас старше. У самого Сергея настроение тоже испортилось, хотя виду не подавал. Он в свои шестнадцать лет уже мечтал о любви, под влиянием французских романов, которые переводила на русский язык мать, и дома было несколько штук таких книг. Он переживал из-за своих неудач в любви и даже решил больше ни с кем из девушек не знакомиться. В тот период Серёжа не мог даже и предполагать, что рядом, в Петербурге, на улице «Боровая» дом 10, жила его будущая жена. Но она была ещё школьницей, четвёртого мая 1916 года ей исполнилось тринадцать лет.
Глава 6
Каникулы в Данилове
На зимние каникулы, встречать рождество 1917 года, Серёжа приехал в Данилов. В письме мать сообщила, что сняла квартиру в частном доме рядом с вокзалом. От родственников Воденковых она решила отделиться, чтобы их не обременять.
Фотография сделана в 2014 году. В этом доме на привокзальной площади Данилова жила семья Сержпинских с 1917 года по 1930 год.
Потом Серёжа узнал, что причина была другая: Григорий стал слишком много уделять матери внимания.
Дом, в котором Сержпинские поселились, был двухэтажный, деревянный. Хозяином дома был богатый крестьянин, Дерюгин Иван Петрович, живущий летом в деревне, а зимой в городе. Он сдал им две комнаты на втором этаже. Обогревалась квартира печкой. Больше никаких удобств там не было. Дров тоже не было, и Евпраксия брала дрова у хозяина в долг.
В первый день приезда Серёжа был очень разочарован жилищными условиями на новой квартире: комнаты маленькие (по пятнадцать квадратных метров каждая), ещё маленькая прихожая, а кухни не было. Её заменяла проходная комната, где стояла печка, и в ней имелась плита и духовка. Мебели было мало: стол, две табуретки, две кровати из досок (их смастерил сам хозяин).
В разговоре с матерью Серёжа спросил:
– Ты же хотела в Данилове дом купить, их здесь разве не продают?
– Есть один дом, но за него просят две тысячи рублей. Во-первых, цена завышена, а во-вторых мы, наверное, вернёмся в Петроград. До лета, как-нибудь здесь доживём.
Внешне мать выглядела энергичной, не унывающей, и это её оптимистическое настроение успокоило Серёжу. Он, конечно, хотел жить в Петрограде: там совсем другая жизнь, а в Данилове нет цивилизации; зимой тьма беспросветная, электричество включали на короткое время, а при свечах читать плохо, да и свечей не напасёшься, если часто их жечь. Спать Серёже пришлось на полу, на соломенном матрасе, который дал хозяин. Когда легли спать, в темноте долго продолжали разговаривать. Мать спросила:
– Я читала в газете, что в Питере сейчас очереди в магазинах за продуктами. Это правда?
– Да, очереди большие, – подтвердил Сергей. – Я хотел купить что-нибудь вкусное в Елисеевском магазине и привезти вам, но очередь была даже на улице. Цены растут на продукты с каждым днём, а на сахар ввели карточки.
– Вот, видишь. А ты рвёшься жить в Питере. Надо ещё посмотреть, что дальше будет, да и Павлику надо пятый класс закончить в Данилове, не срывать же его из школы среди учебного года. Затем мама поинтересовалась:
– А как здоровье у дяди Увенария?
– Он сильно болеет, каждый день к нему приходит доктор, но улучшений пока нет, – грустным голосом сообщил Серёжа. – Я даже стесняюсь у них дома находиться. Жанна ходит какая-то недовольная, на меня косо смотрит. Я хочу от них уйти к своему другу Аркадию. Он снимает не дорогую комнату за восемь рублей в месяц. А вдвоём будем платить по четыре рубля. Как ты думаешь, мама, перейти мне к Аркадию?
– Даже не знаю, решай сынок сам, – после паузы ответила мать. – Я, думаю, мы должны выживать своими силами. Родственникам, наверное, не до нас.
–
На второй день пребывания Сергея в Данилове, к Сержпинским зашёл Серёжа Воденков. Он сказал, что его прислали родители пригласить их в гости на Рождество. Евпраксия сначала отказалась, но дети, особенно Глеб, очень захотели пойти в гости. Им надоело сидеть дома.
– Ладно, придём, – сказала Евпраксия и стала про себя решать, что купить из вещей в подарок. Ведь неудобно прийти в гости без подарков.
Вместе с двумя Серёжами она пошла на рынок, чтобы посмотреть, что там можно купить. О своих замыслах парням она не сообщила. В этот день мороз был не значительный, кругом лежали большие снежные сугробы, вчера и ночью мела метель, и снегу ещё больше прибавилось. Даниловцы, хозяева домов, с удовольствием расчищали тротуары напротив своих владений, и сугробы, по бокам тротуаров и дорог, вырастали почти с человеческий рост.
На рынке, как всегда, торговцев было больше, чем покупателей. Они торговали одеждой, продуктами, столярными изделиями, игрушками, музыкальными инструментами, посудой – всем, что требовалось людям для жизни. У Евпраксии от обилия товаров глаза разбежались. Она уже хотела купить ткани рулон, но потом воздержалась и решила сходить в торговые ряды, примыкавшие к рынку и посмотреть там. Такие торговые ряды были построены на казённые средства во многих городах при царе Александре втором, а помещения для торговли арендовали частные лица.
В одном из таких магазинов торговали фарфоровой и стеклянной посудой. Здесь и купила Евпраксия десять пивных кружек для будущей пивной, которую планировал открыть Григорий Воденков. Два Серёжи сначала не поняли, зачем такая посуда, но она им всё объяснила и просила отнести эти подарки сразу в дом, только чтобы Гриша и Валентина не видели. Ей хотелось сделать сюрприз.
Когда два Серёжи унесли пивные кружки в дом Воденковых, Евпраксия решила пройтись вдоль домов, стоящих по краю торговой площади и посмотреть вывески. Почти в каждом двухэтажном здании на первом этаже располагались какие-нибудь магазинчики или другие частные предприятия. Например, в угловом, кирпичном здании на первом этаже находилась парикмахерская, в следующем деревянном доме было фотоателье, на этой же стороне площади, противоположной дому Воденковых, стояла гостиница. Евпраксия ещё плохо знала Данилов и старалась запомнить, где что находится. Она обошла площадь со стороны торговых рядов и подошла к церкви Николая чудотворца. За этой церковью, через дом стоял дом Воденковых. Немного подумав, она вошла в церковь и поставила свечку возле иконы Николая Чудотворца. Она знала, что эта икона покровительствует всем Николаям, и, помолившись за упокой души своего мужа, Евпраксия вышла на улицу.
К трём часам дня, как было назначено, Сержпинские, вчетвером, пришли в гости на Рождество. Оделись они по-праздничному, в свою лучшую одежду. К этому времени подходили и другие гости. Григорий и Валентина любезно знакомили гостей друг с другом, если кто-то из них были не знакомы. Пришёл, например, глава администрации Даниловского уезда Москотильников Василий Фёдорович. Сестра Валентина познакомила Евпраксию с ним, а затем познакомила с помощником начальника почты Свешниковым Геннадием Ивановичем. Свешников был вдовцом. Он узнал ещё месяц назад, что Евпраксия тоже вдова и очень просил Григория при случае его с ней познакомить. И этот случай представился. В Данилове насчитывалось в то время около пяти тысяч жителей, это вместе с детьми и стариками. Не удивительно, что большинство взрослых людей друг друга знали. Затем Валентина познакомила Евпраксию с супружеской парой Верещагиных. Верещагин Александр Семёнович работал в Данилове мировым судьёй. Всего гостей собралось вместе с детьми около тридцати человек. Среди гостей были известные и влиятельные в городе люди. Посреди большой комнаты на втором этаже, где несколько месяцев назад, проводились поминки Николая Николаевича, стоял длинный стол, уставленный закусками. Никакого вина на столе не было. В углу комнаты стояла не высокая, наряженная ёлка. Детей с взрослыми пришло около пятнадцати человек, поэтому, хозяева устроили им праздник в соседней комнате, где был накрыт стол, и тоже стояла, наряженная ёлка. Обе ёлки украсили бумажными игрушками и конфетами в красивых фантиках. На прищепках к веткам ёлок прикрепили свечки, но пока их не зажигали. На улице в этот момент ещё не совсем стемнело, стояла пасмурная, зимняя погода, и помещение освещалось электрическими лампочками. В честь праздника электричество включили на весь день.