Евпраксия посочувствовала и стала хлопотать на кухне. Соня тоже засуетилась и решила накрыть праздничный стол в большой комнате, ведь это были, в её глазах, очень важные родственники. Она слышала от мужа, что Альберт Михайлович работает большим начальником в Ленинградском ГПУ. Только странно как-то они появились в Данилове, даже не предупредили о своём приезде ни в письмах, ни телеграммой.
Серёжа, тем временем, принял у гостей верхнюю одежду и провёл в гостиную, усадил на кожаный диван. Но Алик оставил сидеть на диване жену, а сам, по привычке чекиста, прошёлся по квартире, всё осмотрел и даже заглянул в затопленную печь, прикурил там папироску и спросил:
– У вас можно закурить?
– Да, кури, не стесняйся, – разрешила Евпраксия, – я тоже иногда курю, успокаиваю нервы. Она закрыла дверь в маленькую комнату, чтобы туда, к спящим детям, не попадал дым, и продолжала месить тесто, намереваясь испечь пирог.
Выпуская изо рта дым, Алик присел на диван рядом с женой, а Сергей сел на стул напротив них.
– И когда вы поженились? – спросил Сержпинский.
Появление Алика с женой стало неожиданностью, так как от Покровских давно не было писем, и ничего о женитьбе Альберта было не известно.
– Это длинная история, дорогой Серёжа, – с загадочной улыбкой сказал Алик, – я тебе потом как-нибудь расскажу. Вы все, наверное, удивлены моему приезду? Постараюсь объяснить. После убийства в Ленинграде Кирова, наше Ленинградское управление государственной безопасности расформировали за то, что мы не обеспечили нужную охрану Кирова. К тому же в наших рядах оказались несколько человек причастных к антисоветской группировке. Они арестованы и дают показания. Меня и других работников госбезопасности понизили в должности и распределили в дальние районы страны.
– А как же ты оказался в Данилове? – с удивлением спросил Сергей.
– Я сам попросил народного комиссара НКВД Генриха Ягоду направить меня сюда. Мы с ним в восемнадцатом году служили под одной крышей у Дзержинского. Если бы не Ягода, меня бы тоже арестовали.
Сергей был очень удивлён такому повороту событий. А жена Альберта добавила:
– Теперь он начальник Даниловского райотдела НКВД.
Сержпинский запутался в этих названиях: ГПУ, ГУГБ, НКВД и попросил Алика разъяснить ему, кто кому подчиняется, и он стал разъяснять:
– После чрезвычайной комиссии в 1923 году было образовано при НКВД СССР объединённое государственное политуправление (ОГПУ), а на местах ГПУ. А в июле прошлого года ОГПУ упразднили и при НКВД образовали ГУГБ. Теперь милиция подчиняется госбезопасности. То есть ваш начальник милиции подчиняется мне. А я не подчиняюсь здесь никому, а только Ярославскому НКВД. Теперь понятно?
– А как же райком партии? Ты, как коммунист должен по партийной линии райкому подчиняться.
– Нет, я состою на партийном учёте в Ярославском НКВД, – пояснил Покровский.
Евпраксия из кухни слышала их разговор, и, зайдя в гостиную заметила:
– Ой, Алик, тяжело тебе будет здесь с твоим характером работать. У тебя же добрая натура, а на этой должности должен быть зверь, чтобы людей на расстрел отправлять.
Жена Алика согласилась с этим мнением. Она тоже считала его мягкотелым и слабохарактерным человеком.
Пока разговаривали, в квартире запахло пирогами, и женщины накрывали на стол, придвинутый к дивану. В беседе с гостями выяснилось, что они приехали в Данилов ещё на прошлой неделе, и им дали комнату в кирпичном доме на втором этаже милиции. Алик предупредил Сержпинских, что им не надо никому рассказывать, что он им родственник и общение с ним надо ограничивать.
– Связь будем поддерживать через Раису, – сказал он, откусывая пирог. – Какой вкусный пирог, – нахваливал он. – Тебе, Раечка, надо взять уроки у тёти Плани, по кулинарии.
Евпраксия попросила Алика уточнить, как же общаться в дальнейшем, и он сказал, что Раиса устроилась на работу в районную библиотеку.
– Можете заходить туда, а она передаст мне, что вам нужно. Я теперь здесь могу вам во многом помочь.
Соня увидела, как Серёжа держится за живот и поняла, что у него опять желудок прихватило, но он старался не показывать виду. Соня сразу нашла, что попросить:
– У Серёжи врачи язву желудка признали, и ему надо бы съездить на курорт полечиться. Он уже давно стоит в очереди в профсоюзе, но там долго решают и путёвку не дают.
– Ладно, я попробую на них повлиять, – пообещал Алик.
Прошло несколько дней, и Покровский сам встретил Сергея, когда тот шёл из второй школы домой. На улице уже смеркалось и, поздоровавшись, Алик сказал:
– Дело не отложное, нам надо поговорить, пойдём к вам, ты иди первый, а я потом зайду, чтобы никто не видел, что мы зашли вместе.
Дома с детьми сидела соседка тётя Шура, и Сержпинский сказал ей, что она может идти домой. Саша с Вовой ели на кухне кашу, а Коля учил за письменным столом уроки.
– Коленька, можешь немного погулять, – предложил ему отец, опасаясь, что секретный разговор он может услышать и кому-нибудь рассказать.
Коля с радостью оделся и выбежал на улицу. Саша с Вовой поели и ушли в маленькую комнату играть в кубики. Сразу после ухода Коли в дверь вошёл Альберт.
– Я тороплюсь, и не буду раздеваться, – сказал он и в пальто сел на диван в гостиной. Сержпинский присел рядом с ним.
– Ты знаешь Успенского? – спросил он.
– Знаю, – ответил Сергей.
– Его недавно в Ярославле расстреляли. Но суть не в этом. У его жены, в Вологде, на квартире, сотрудники Вологодского НКВД делали обыск вместе с моим заместителем, и нашли список членов подпольной, Даниловской, антисоветской организации. В этом списке стоит и твоя фамилия.
У Сержпинского от этой страшной новости сразу заболел желудок. Он согнулся от боли и сказал:
– Подожди, я выпью соды, желудок заболел.
Когда он вновь сел на диван, Альберт продолжал:
– Нам из Ярославля спустили план, найти пять человек врагов народа в следующем месяце, но в списке сорок пять человек вместе с тобой. «Как ты оказался в этом списке»? – взволнованным голосом спросил Алик.
Сергей рассказал ему всю правду, и про Сониного брата Петю и про то, как он передавал Успенскому слова от Пашкова, чтобы тот распустил свою организацию.
Алик выслушал рассказ Сергея и сказал:
– Допустим, что я тебе поверил, но мой заместитель хочет за счёт этого списка план перевыполнить и получить премию. Пока кроме него про список из начальства никто не знает, и он лежит у меня в сейфе. Мне стало известно, что этот подлец изнасиловал девушку, хотя сам женат. Это твой шанс, Серёжа, чтобы остаться в живых, уговори девушку написать заявление на него в милицию и найди свидетелей, двух, а лучше трёх человек. Пусть они письменно подтвердят, что всё видели.
– Как же мне это сделать? – растерялся Сергей.
– В списке состоят почти все учителя – мужчины из второй школы, я принёс копию списка, – сказал Алик и достал из кармана бумагу. Вот возьми, тут наверняка фамилии всех твоих знакомых.
Сергей стал читать список и обнаружил там Томилова Тараса Васильевича, Сашу Румянцева, Ивана Белосельского, Олега Першина и других известных ему людей.
– Да, я почти всех знаю, но что это мне даёт?
– Выбери среди них самых надёжных, на твой взгляд, людей и уговори их быть лжесвидетелями; они, как и ты в списке и рискуют своей жизнью. Если нам удастся посадить в тюрьму моего заместителя, то он не только забудет про список, но и с карьерой распрощается. Таким людям не место в органах госбезопасности.
– А почему ты сам его не можешь привлечь к ответственности? – задал вопрос Сергей.
– Потому что у меня нет доказательств. Он сам мне похвастался о шестнадцатилетней любовнице, когда мы выпивали и отмечали моё назначение. Я поговорил с девушкой и по её рассказу понял, что она изнасилована, запугана и не хочет писать заявление в милицию. К тому же, Курков уже успел написать на меня донос, в Ярославскую НКВД, о том, что я из числа интеллигенции и, вероятно, из дворян. В Ярославском управлении на этот донос никак не отреагировали.
Оба собеседника на минуту задумались, и Алик закурил папиросу. Выпуская дым, он предупредил:
– Только не говори про список моей жене Раисе, я ей не очень доверяю. Понимаешь, какая история со мной приключилась, у нас с ней фиктивный брак. Ей поручили в Московском НКВД обольстить меня, когда я был ещё в Питере и выйти за меня замуж, чтобы писать на меня доносы. Там есть целый отряд таких девиц для оперативной работы. В общем, мне она не нравилась, и я не обращал на неё внимания. В конце концов, она рассказала мне о своём задании, раскрыла себя. Ей за это могли дать лет двадцать лагерей, если бы я о её признании сообщил куда следует. Но я пожалел её, и мы поженились. Раз уж Ежов (один из заместителей Ягоды), решил вести за мной слежку, то придумает ещё что-нибудь. А так, Раиса раз в месяц пишет донесения в НКВД под мою диктовку.
– Так вы, значит, спите врозь? – удивился Сергей.
– Нет, теперь спим вместе, не зря говорят: «Стерпится – слюбится».
Алик докурил папиросу и встал с дивана:
– Ну, я пойду, действуй быстрее, – сказал он и направился к дверям.
– А как зовут твоего заместителя и ту девочку? – спросил Сергей.
– Чуть не забыл. Его зовут Курков Степан Степанович, а её Даша Волошина, – уточнил он и сказал, что их имена и адреса есть в копии списка.
Когда он ушёл, то через минуту с работы пришла Соня и привела с улицы Колю. С порога она возмущалась, зачем Сергей отпустил Колю гулять, если он не выучил уроки. Затем почувствовала запах табачного дыма и спросила:
– У тебя кто-то был?
«Значит, она не встретила Покровского. Это хорошо», – подумал Сергей и, недолго думая, ответил:
– Я сам надумал покурить, но мне не понравилось, больше не буду.
В маленькой комнате играли Саша и Вова, они выбежали к маме и стали с ней обниматься. Сергей решил жене ничего не рассказывать, иначе она с ума сойдёт от расстройства. Он начал делать домашние дела: принёс из сарая дров, с колодца воды и вынес помои, но делал это как в забытье. Из головы не выходили мысли о списке, в который Успенский зачем-то внёс его фамилию. Видимо, считал его своим человеком, осведомлённым о существовании подпольной организации в Данилове. Он стал думать, с кем из людей в списке лучше поговорить. Томилов надёжный, но слишком эмоциональный и будет очень переживать. Недавно у него был сердечный приступ, и нервничать ему нельзя. С Белосельским не поговорить, потому что он куда-то уехал, и его давно в Данилове нет. «Поговорю с Сашкой Румянцевым», – решил Сержпинский, – к тому же, он уже работает тайным агентом в НКВД.
С вечера Сергей не мог уснуть и долго ворочался в постели. Соня его спросила:
– Что с тобой? Почему не спишь?
– Желудок болит, – ответил он, – пойду, посижу на кухне, чтобы тебе не мешать, может, книжку почитаю.
На часах ещё было десять вечера. Спать ложились рано, потому что вставали в шесть часов утра, под звуки гимна Советского Союза, доносившегося из радио. Радио и сейчас работало и, придя на кухню, Сергей прислушался, о чём там говорят.
«Заговор против Советских руководителей возглавлял, так называемый, «Ленинградский центр, – услышал он слова диктора. – «9 января 1935 г. в Особом совещании при НКВД СССР по уголовному делу Ленинградской контрреволюционной Зиновьевской группы, Залуцкого и других, были осуждены 77 человек. А 16 января были осуждены 19 обвиняемых по делу так называемого «Московского центра» во главе с Зиновьевым и Каменевым».
После этого сообщения по радио, новости передавать закончили, и включили симфоническую музыку, от которой на душе стало ещё хуже. Сергей всё больше начинал опасаться: «А вдруг, Алик не сможет ничем мне помочь? Тогда меня арестуют и расстреляют. Как обидно умирать в расцвете сил, очень хочу жить, – думал он. – А если мне куда-нибудь скрыться, но жалко семью, Соню, мать, детей. Как они будут без меня, что с ними станет?»
С такими мыслями он долго сидел на кухне. Желудок на самом деле начал сильно болеть, и пришлось выпить воды с содой. Он взял книгу с подоконника «Избранные сочинения Н. В. Гоголя», хотел почитать и отвлечься, но мысли не давали покоя. Так в раздумьях он просидел до одиннадцати часов, пока не выключили электричество.
Глава 7
Лжесвидетели
Когда утром Соня встала с постели, то увидела мужа, сидящего за письменным столом, в нательной рубашке и в кальсонах. Он, задумавшись, смотрел в одну точку.
– Ты почему, Серёжа, такой бледный? Ты заболел? – спросила Соня.
– Да, Сонечка, видимо открылась язва желудка, меня вытошнило с кровью, – ответил Сергей, и его глаза были очень грустными.
Ночь он плохо спал, и ему снились всякие кошмары: сквозь сон, он вспомнил расстрел молодых офицеров, на станции «Филино», и, как он спасал из тюрьмы Сониного отца. Напрашивались выводы, что Гражданская война ещё не закончилась, а продолжается и, что Сергей против его воли оказался в стане «врагов народа».
– Иди в больницу, – с озабоченностью сказала Соня.
– Придётся туда идти, – согласился он, – только сначала зайду к директору школы, и предупрежу, что заболел.
Когда Сержпинский пришёл во вторую школу, уроки уже начались. Директор находился в своём кабинете, сидел, подперев голову рукой, и думал о чём-то. На, вошедшего учителя, он не отреагировал, а тихо сообщил, оставаясь в таком же положении: «Арестовали нашего Николая Фёдоровича».
Сергей сразу понял, за что его арестовали, потому что Шаховской Николай Фёдорович был в том злополучном списке. Сержпинский стоял перед директором и несколько минут молчал, не зная с чего начать своё сообщение. Шаховского он давно знал, но дружбы с ним не вёл, так как тот был гораздо его старше. Николай Фёдорович не скрывал, что был выходцем из дворянской семьи, но больше за ним ничего противозаконного никто не замечал. Возможно, Успенский просто так записал его в список.
– И что теперь с ним будет? – в растерянности спросил Сержпинский.
Конец ознакомительного фрагмента.