Александра Усова
МАЛЕНЬКИЙ ГОНЧАР ИЗ АФИН
Историческая повесть
В МАСТЕРСКОЙ ГОНЧАРА ФЕОФРАСТА
Было раннее утро. Солнце, еще не жаркое, не обжигающее лучами, медленно поднималось над древними Афинами[1]. Оно осветило стены Акрополя[2] и скользнуло дальше по блестящим белым колоннам Пропилеев[3]. Лишь на короткое время лучи его задержались, словно восхищенные красотой постройки, на чудесном храме богини Девы и скользнули дальше за край небольшой тучки, скрываясь за облаком.
Легкий утренний ветерок, в котором ясно чувствовалось приближение весны, пробежал по верхушкам гранатовых деревьев и затих в кустах возле домов.
На пригородных улицах Афин давно уже слышался громкий крик ослов и мулов, на которых жители окрестных селений везли на торговую площадь города — агору — вино, ячмень, овощи и фрукты.
Афинские ремесленники — каменщики, кожевники, сапожники, литейщики, кузнецы и кондитеры — обгоняли эти повозки селян, торопясь на работу в мастерские, расположенные неподалеку от агоры.
Одетые в льняные хитоны[4], они шли по улицам с непокрытой головой, зябко поеживаясь от утренней свежести.
Литейщики шагали быстрым, размеренным шагом, широко размахивая мускулистыми руками, привычными к тяжелому молоту.
Весельчаки и шутники кондитеры шли, улыбаясь встречным прохожим, обмениваясь на ходу с друзьями приветствиями и шутками. Их светлая одежда хранила на себе следы теста и аромат свежеиспеченных медовых лепешек и пирожков, который жадно вдыхали дети, стоявшие у края дороги.
Зато сапожники несли с собой едкий острый запах кожи, из которой они шили обувь. Этот запах был настолько стойким, что долго еще оставался в воздухе, когда сапожники уже были далеко.
Внезапно громкие голоса, послышавшиеся из-за поворота улицы, привлекли к себе внимание прохожих. Какой-то человек в рваной одежде выбежал из-за угла и, испуганно оглядываясь по сторонам, побежал вверх по улице. Несколько мужчин, гнавшихся за ним, осыпали его бранью и проклятиями.
Торговка рыбой, спешившая со своим товаром на торговую площадь, остановилась и с любопытством посмотрела на бежавших людей.
— Отец, — обратилась она к старику, стоявшему возле одного из домов, — не знаешь ли ты, за кем гнались эти люди?
Старик покачал головой:
— Я не знаю этого человека, но не сомневаюсь, что это был беглый раб, спешивший к храму на агоре, чтобы отдать себя под защиту божества…
— Почему ты так думаешь? — спросил его ремесленник, проходивший мимо.
— Человек бежал прямо к храму Тесея!..[5] Разве ты не обратил на это внимания? — ответил старик. — Да и одежда на нем была грязная и рваная — такую одежду носят только рабы. Кроме того, я успел заметить несколько рубцов на его теле. Это были следы от ременной плетки.
— Ты прав, — согласился ремесленник.
В это время новое происшествие обратило на себя внимание прохожих.
Дверь дома башмачника Менандра с шумом распахнулась. Небольшой узелок, брошенный кем-то, упал прямо на пыль каменистой улицы. Вслед за узелком волосатая рука башмачника вытолкнула за дверь дома мальчика лет четырнадцати в заплатанной хламиде и рваных сандалиях.
— О, не гони меня, Менандр! — громко протестовал мальчик. — Где же теперь я буду жить? Дай мне сказать тебе…
Но дверь с шумом захлопнулась.
Мальчик некоторое время растерянно постоял возле дома. Потом он стал яростно стучать в дверь кулаками, крича с отчаянием в голосе:
— Открой, Менандр! Ты ведь даже не захотел отдать мне вещи моей матери!
— Оглох ты, что ли, сосед? — подошел к дому башмачника каменщик Геронтий. — Открой мальчишке дверь и отдай немедленно ему вещи, о которых он говорит! Если ты этого не сделаешь, Менандр, то, клянусь богами, будешь иметь дело со мной! А я уж сумею заставить тебя поступить как нужно!
В ответ на эту угрозу дверь в доме башмачника слегка приоткрылась, и на улицу выглянуло бородатое лицо Менандра.
— А тебе-то какое дело до этого мальчишки? — с гневом спросил башмачник. — Ты поступил бы много умнее, если бы не совал носа в чужие дела!
Башмачник резко обернулся в сторону подростка, которого он выгнал из дома.
— Ступай прочь отсюда, бездельник, — прохрипел он, — и запомни: даром держать тебя в своем доме я не стану! И без того перед смертью твоя мать задолжала мне за угол три драхмы![6] С кого теперь я их получу! Я не богач! У меня у самого дети! Какое дело мне до тебя!
— Обожди, не горячись, Менандр! — обеими руками ухватился за дверь мальчик. — Ведь вчера вечером я уже отдал тебе в уплату долга десять оболов!..[7] Это было все, что я имел, что заработал за неделю. Клянусь Афиной, у меня больше не осталось ничего… Я не могу даже купить себе ячменную лепешку!
— К чему ты мне говоришь все это? — пожал плечами башмачник. — Я тебе ясно сказал: пока ты не заплатишь мне полностью долга, я не отдам тебе тряпки твоей матери! И не смей больше стучаться в дверь моего дома! Я все равно больше не открою ее тебе! Уходи отсюда прочь!
— Нельзя быть таким жестоким, Менандр! — покачал головой каменщик. — Пойми — мальчику теперь негде приклонить голову на ночь. А ведь Архил недавно стал работать в гончарной мастерской учеником у Феофраста. Мастер Пасион доволен им. Я уверен, что Архил скоро выплатит тебе долг. Оставь мальчика на время у себя! Ведь у тебя самого есть дети! Да и дом у тебя поместительный — хватит в нем места для всех!
— Клянусь собакой[8] — очень легко быть добрым и милосердным за счет других! — грубо усмехнулся башмачник. — Я могу сам дать тебе совет: бери мальчишку к себе и корми его бесплатно. Ты ведь такой добрый!
Дверь снова закрылась. Прохожие понемногу стали расходиться. Каменщик и мальчик остались одни.
— Не горюй, Архил, — ласково сказал каменщик, — мы что-нибудь придумаем. Вечером приходи ночевать ко мне. Тесновато, правда, в доме у меня, но место для тебя найдется. А теперь беги в свою гончарную мастерскую.
Каменщик скрылся за углом. Архил уныло пошел вдоль улицы, прижимая к груди узелок.
— Геронтий неплохой человек, — услышал он голос за спиной, — плохо только то, что он сам бедняк и что у него в доме не часто едят бобовую похлебку.
Архил обернулся.
Это был приятель его, уличный фокусник Клеон, с детских лет разделявший с ним все его мальчишеские радости и горести.
— Не падай духом! — хлопнул Клеон Архила по плечу. — Хочешь, я поговорю с своей матерью? Она наверняка разрешит тебе ночевать у нас, пока ты не найдешь для себя жилье.
— О нет, Клеон, не говори матери ничего! — перебил друга Архил. — У нее и без меня много забот. Я лучше попрошу нашего старого раба Анита. Он, может быть, разрешит мне ночевать в пристройке к мастерской, где ночуют рабы хозяина.
— Скажи, Архил, — первым нарушил молчание Клеон, — не легко месить ногами глину, а после лепить из нее плошки, гидрии[9] и кувшины?
Архил ответил не сразу.
Не ожидая его ответа, фокусник задумался уже о другом.
— Признайся откровенно… — взглянул он пытливо на приятеля, — хозяин мастерской часто бьет тебя?
— Что-о?.. — вспыхнул от негодования Архил. — Да разве позволил бы я бить себя кому-нибудь! Плохо же ты знаешь меня!
Уже произнеся эти слова, мальчик смутился, вспомнив о тумаках, которыми наградил его в это утро башмачник Менандр.
— Я потому спросил тебя об этом, — поспешил оправдаться Клеон, заметив гнев и смущение приятеля, — что слышал много раз, как бьют в ремесленных мастерских хозяева и мастера-феты[10] своих учеников…
Архил хмуро молчал.
— Вот потому-то я и не хотел работать учеником ни в одной из ремесленных мастерских! — продолжал Клеон. — То ли дело ходить по улицам города с ковриком и со змеей! Я не знаю никаких хозяев, никаких мастеров. Я сам себе хозяин. Так я и отцу сказал, — добавил он весело. — И отец согласился со мной, даже купил мне змею.
Архил рассеянно слушал друга. Он думал о словах Клеона.
— Знаешь, Архил, — переменил Клеон тему, — бывают дни, когда я неплохо зарабатываю! В такие дни я приношу матери с агоры то десять, а то и больше оболов!
— Но бывает, что ты ничего не приносишь, — хмуро перебил его Архил.
— Бывает, — добродушно согласился Клеон.
— Чем же тут хвастаться! — упрекнул его приятель. — Вот каменщик Геронтий мне не раз говорил, что всякому человеку нужно знать какое-нибудь ремесло, чтобы иметь крышу над головой и не голодать… Наверное, поэтому он и предложил мне пойти работать учеником в гончарную мастерскую. Я не жалею о том, что послушался его и нанялся туда: научусь делать из глины всякую посуду и стану хорошим гончаром!
Клеон не обратил внимания на его слова.
— А знаешь, Архил, что пришло мне в голову? — внезапно оживленно воскликнул он. — Не отправиться ли нам с тобой с одним из кораблей на остров Эвбея? Мне говорили, что жители этого острова любят фокусников и заклинателей змей. Я там смог бы заработать немало денег!
— А что бы стал делать я на Эвбее? — улыбнулся Архил.
— Ты? А разве ты не умеешь ходить по канату? — удивился Клеон. — Ты всегда делал это лучше всех мальчишек на нашей улице. И потом ты знаешь столько хороших песенок! Ты не был бы голодным на Эвбее, я уверен! — заглянул он в лицо приятелю.
Но лицо Архила больше уже не улыбалось. И, смущенный его серьезностью, Клеон сразу умолк.
— Глупая затея! — неожиданно для Клеона проговорил Архил.
— Почему же глупая? — обиделся фокусник.
— Да так! — продолжал Архил. — Зачем мне ехать с тобой на остров Эвбея? Я привык работать в гончарной мастерской, полюбил делать из глины керамос[11]. Ты даже не можешь представить себе, Клеон, — оживился мальчик, — как приятно видеть, когда в твоих руках кусок сырой глины превращается постепенно то в гидрию, то в какую-либо другую посуду, нужную в хозяйстве! А недавно мастер Пасион сказал мне: «Работай прилежно, мальчик, — скоро я дам тебе нашу лучшую глину и научу тебя делать из нее дорогие сосуды-амфоры и вазы». Ведь такой керамос после разрисовывает в нашей мастерской художник Алкиной! Подумай только! Как хорошо нужно сделать вазу из глины, чтобы он взял ее для разрисовки!
Клеон ничего не ответил. Увлечение приятеля своей работой в горшечной мастерской было непонятным для него.
— Чудак! — пробурчал фокусник. — Ведь как хорошо ты ни научился бы делать керамос из глины, все равно хозяин не станет платить тебе за твою работу больше оболов, чем платит теперь, да и угол тебе для ночлега он не даст! Нет, такая работа не по сердцу мне! Я согласился бы лучше на твоем месте поехать на остров Эвбея, чем до поздней ночи вертеть гончарный круг и жить всегда голодным. Поедем со мной, Архил! Не пожалеешь! На Эвбее мы заработаем с тобой много больше, чем здесь, в Афинах!.. А какой виноград там растет, на острове! — неожиданно восторженно сказал Клеон. — Какие чудесные румяные яблоки привозят к нам оттуда — объедение! Поверь моему слову. Однажды я попробовал такое яблочко.
Но Архил продолжал молчать, равнодушный к восторгам своего друга.
— Нет! Это все пустое! Мне хочется совсем другого добиться в жизни… — наконец задумчиво произнес он.
— Чего же? — удивился Клеон. — Стать хорошим горшечником?
— О нет, совсем не этого! — отозвался Архил. — Об этом нечего мечтать — это придет само собой, если я буду усердно работать, а вот знаешь, Клеон, — сказал он, немного подумав, — есть у нас в Афинах такие школы для подростков, как мы с тобой. Там учат мальчиков всяким гимнастическим упражнениям: прыгать с шестом, метать диск и копье, учат борьбе и быстрому бегу.
— Слыхал я о таких школах. Они как будто бы называются гимнасиями? — сказал, махнув рукой, Клеон. — Но я и без школы умею неплохо прыгать, бросать обручи и ходить по канату, а борьба мне не нужна вовсе! Но для чего же все-таки в гимнасиях обучают юношей всему этому? Наверное, готовят из них хороших воинов? — заинтересовался он.
— Да, ты не ошибся, — подтвердил Архил. — И они выходят из школы закаленными, смелыми и ловкими. Иногда такие юноши участвуют в состязаниях на празднествах… Да ты должен помнить это. Мы с тобой однажды были на состязаниях афинских юношей в Коринфе!
— Помню! — кивнул головой Клеон. — Но разве легко попасть учеником в такую школу? Нет, не так-то просто.
— В том-то и дело, что это не легко! — отозвался охотно Архил. — Я давно уже мечтаю попасть в такую школу, но мне говорили, что для меня, бедняка, это почти невозможно. Там учатся только сыновья богатых родителей. За обучение в такой школе ведь нужно платить немало драхм!
— О, какой же ты глупец! — рассмеялся добродушно Клеон. — Ты мечтаешь попасть в гимнастическую школу, где обучаются богачи! Но кто же будет платить за тебя туда драхмы? Подумал ты об этом?
Архил нахмурился. Его приятель был прав.
— Не будем больше говорить об этом, — сказал Архил после короткого молчания, — и забудем о наших мечтах. Продолжай лучше бродить по городу с твоим ковриком и со змеей, а я с утра до ночи буду по-прежнему вертеть гончарный круг! Вот и все.
За разговором друзья незаметно подошли к торговой площади, в другом конце которой находилась гончарная мастерская.
— Прощай, Клеон! — произнес Архил. — Мы с тобой теперь не скоро увидимся. — Не оборачиваясь, он понуро пошел по дороге.
Клеон с грустью смотрел вслед другу. Звать его к себе он больше не решался, а придумать, чем помочь ему в беде, он никак не мог.
Торговая площадь Афин — агора — была полна народа.
Торговцы располагались с товаром на отведенных для них местах: продавцы свежей рыбы и мяса спешили в мясные и рыбные ряды, торговцы овощами и фруктами направлялись со своими повозками поближе к одному из храмов, рассчитывая на то, что тень от колонн закроет от палящих лучей солнца сочный золотистый виноград, фиги и яблоки.
Архил невольно замедлил шаги, проходя мимо этих повозок с плодами. Он видел, как виноделы подкатывали бочонки с виноградным вином к своему ряду, где их уже поджидали нетерпеливые покупатели, спешившие обменять на вино звенящие оболы. Шум и говор людских голосов все увеличивались, смешиваясь с криками мулов и ослов, с которых хозяева снимали мешки с ячменем и корзины с рыбой и овощами.
Бродячие торговцы, предлагавшие прохожим жареную рыбу, бобы и румяные ячменные лепешки, ловко и быстро сновали в толпе с веселыми шутками, громко расхваливая свой товар.
Архил торопливо шел по агоре, пробираясь в толпе к мастерской. Мальчик теперь уже старался не смотреть на соблазнительные, прохладные, желтевшие на солнце гроздья винограда, на куски жареной рыбы, на румяные ячменные лепешки. Запах жареной кефали заставлял его ощущать еще мучительнее чувство голода, терзавшее его с утра. Но о том, чтобы купить ячменную лепешку или хотя бы небольшую кисточку винограда, нечего было и думать! Он уплатил вчера Менандру в счет старого долга свой недельный заработок, и теперь приходилось забыть о голоде до позднего вечера, когда после работы он сможет поискать здесь, на агоре, среди отбросов, выброшенные торговцами овощи и фрукты, а если посчастливится, то и кусочек рыбы, брошенный покупателем.