— Уйдет проклятый! — вслух выругался лейтенант и снова стал целиться.
— Плохо стреляете, товарищ лейтенант! Смотрите, как нужно их бить! — крикнул Борщун и, вскинув винтовку, выстрелил.
Гитлеровский офицер, словно приветствуя своего фюрера, выбросил одну руку вперед, а затем, как сноп, рухнул на землю.
Это был последний из фашистов, занимавших оборону в траншеях перед самой вершиной кургана. В это же время другие подразделения полка били захватчиков справа и слева. Вскоре на гребень высоты вышли поддерживающие полк танки и воины стрелковой дивизии, наступавшей от нас справа.
Это была большая победа. Однако, говоря военным языком, полк пока что выполнил только ближайшую задачу. Теперь ему предстояло осуществить последующую — овладеть самой верхушкой кургана, которую венчали два бака, представлявшие собою огромные железобетонные резервуары. В них закачивалась когда-то вода и затем самотеком расходилась по трубам водопровода. Сейчас там засели гитлеровцы. Во что бы то ни стало врага надо было лишить этого преимущества.
Во второй половине дня, перегруппировав свои силы и пополнив боезапас, все наши части одновременно пошли в атаку. Роте Кузнецова снова достался самый трудный участок: она штурмовала бак, который теперь именовался правым. Здесь ей помогли артиллеристы Клебановского и полковая минометная рота старшего лейтенанта Карпушенко.
Через три часа ожесточенного боя полк захватил оба бака, полностью овладел вершиной Мамаева кургана. Таким образом, задача, поставленная перед ним командующим 62-й армией генералом В. И. Чуйковым, была выполнена.
Вечером в 6-ю роту прибыл командир 2-го батальона гвардии капитан Кирин. Кузнецов доложил:
— Рота занимает правый бак, размещает в нем свои огневые средства с учетом круговой обороны. В наличии осталось всего 18 человек, израсходованы почти все боеприпасы.
— Восемнадцать человек, говорите? Маловато. Впрочем, и в других ротах не лучше. Но на пополнение пока не надейтесь. А боеприпасы соберите здесь, на кургане. Наши войска, ранее штурмовавшие его, оставили их столько, что хватит на оборону двух таких вершин. И еще. Ваша рота находится в самом лучшем положении в полку. Этот бак — настоящая крепость. Он теперь основной опорный пункт всего нашего полка.
Всю ночь бойцы собирали боеприпасы, укрепляли огневые точки. А утром началось: появились вражеские бомбардировщики, завыли бомбы и сирены, вздрогнула и встала дыбом земля. Фашисты бомбили долго и дошли до того, что начали сбрасывать дырявые бочки. Падая, эти бочки так ревели, что все внутри холодело. Потом ударили орудия и минометы, поползли танки, а в складках горы, как муравьи, закопошилась пехота фашистов.
Правый бак был обнесен трехметровым железобетонным забором, за которым стояли домик, сарай, лежали штабеля труб и другие материалы. Через двадцать минут от начала штурма все это превратилось в груды кирпича, железобетона. Весь бак заполнился пылью и гарью. Стало трудно дышать.
Командир роты обошел бойцов. Все они на своих местах, готовы к отражению вражеских танков и пехоты.
Лейтенант стал осматривать свой пистолет. Оглушительно грохнула бомба. Взрывная волна подхватила его и швырнула в сторону.
Несколько секунд лейтенант лежал без сознания, а когда пришел в себя, оглядел свое тело, удивился: «Ни одной царапины!» Но все оно ныло, и страшно гудело в голове. С большим трудом приподнялся и, качаясь из стороны в сторону, подошел к пробоине в стене. К баку приближались танки и пехота врага.
— Приготовить гранаты и бутылки, — приказал Кузнецов и пополз наперерез танкам. Одну за другой он бросил гранаты. Над одним танком появился сизый дымок и тут же вспыхнуло пламя.
Летели гранаты и в другие танки. Уже через несколько минут вокруг бака пылало четыре бронированные машины и валялось десятка полтора трупов гитлеровцев.
Весь день шел кровопролитный бой, не прекращался он и ночью. А утром гитлеровцы бросили на штурм вершины более десятка танков, до полка пехоты и снова стали бомбить с воздуха, обстреливать артиллерией.
Николай окинул взором свою оборону и посчитал бойцов. Теперь их было всего восемь.
Без слов его понял командир дивизиона 32-го артполка Герой Советского Союза коммунист гвардии капитан Иван Михайлович Быков, прибывший сюда вечером для ознакомления с обстановкой и корректированием огня.
— Не беспокойся, лейтенант, — сказал он. — Все будет хорошо. В случае чего вызовем огонь на себя.
Кузнецов хотел что-то ответить, но тут ухнул снаряд, и он упал. Падая, Николай почувствовал, как в легкие будто кипятком плеснуло. Задыхаясь, прохрипел:
— Вызывай, капитан! — и снова свалился.
Но не прошло и пяти минут, как он уже стал стрелять из станкового пулемета по осаждавшим бак гитлеровцам.
Дивизион Быкова находился за Волгой, но его снаряды метко сокрушали цели. Уже после второго залпа вокруг баков горело шесть танков, а по пехоте точно ложились 76-миллиметровые мины минометной роты Карнаушенко.
Первая атака фашистов была отбита.
— Перерыв, братцы! Осмотреть оружие, сменить воду в пулеметах, проверить наличие боезапасов, — объявил Кузнецов и, подойдя к Быкову, закурил. Не успел выкурить папиросу, как в небе снова послышался рокот моторов вражеских самолетов, а под склоном горы заурчали танки, показались боевые порядки пехоты.
— Приготовиться к бою! — подал команду ротный.
Закрыв полнеба, две-три минуты «юнкерсы» кружили над баками, словно пернатые хищники, высматривавшие дичь. Потом самолеты стали пикировать на баки и сбрасывать бомбы. Свист, гром, вспышки огня!.. Дрогнула земля.
Гвардейцы приготовили гранаты. Капитан Быков схватил телефонную трубку.
— «Волга»! «Волга»! я «Утес», я «Утес»! Слышите, я «Утес»! Прошу беглый на себя! Бейте по правому баку! Слышите, бейте по правому баку!
— «Волга» вас поняла. Бить по правому баку!
Огонь был сильный. Потеряв еще четыре танка и до роты пехоты, фашисты отступили на исходные позиции.
Наступило затишье. Быкова отозвали на командный пункт 39-го полка.
После его ухода в этом гарнизоне осталось семь человек. Фашисты перегруппировались и вечером снова пошли в атаку. Всю ночь шел жестокий бой, но гвардейцы Кузнецова при поддержке дивизиона Быкова и минометной роты Карнаушенко выдержали и это испытание. Правда, осталось в живых всего трое. Тяжелораненые Кузнецов и Борщун были направлены в госпиталь.
19 сентября 39-й полк сдал свою оборону на вершине Мамаева кургана другой части. Сейчас он наш сосед.
Пользуясь передышкой, батальон продолжал совершенствовать свою оборону: бойцы углубляли окопы, огневые точки укрепляли железобетонными глыбами и кирпичом, минировали подходы к переднему краю, запасались боеприпасами.
Прошло два дня затишья, и враг с новой силой стал штурмовать оборону дивизии и батальона. На рассвете грянула артиллерия, появились танки и пехота. Запылали новые очаги пожаров, и свежий утренний ветерок погнал над руинами густые облака черного дыма. Как и в первый день, стало трудно дышать. Красноармейцы надели противогазы.
Бой развивался. В небе появилась армада гитлеровских бомбардировщиков. Пользуясь временным отсутствием наших истребителей, они свободно отыскивали себе цели и набрасывались на них, как хищники. Пикируя, снижались так низко, что, порою, сквозь стекло кабины с земли хорошо было видно лицо летчика.
Штаб дивизии в это время находился километрах в шести от нас, на правом фланге соединения. Но мы не ощущали этого расстояния, потому что то и дело раздавались звонки:
— Что там у вас? Как держитесь? Хватает ли боеприпасов? Зорче следите за врагом. Чаще докладывайте о положении на вашем участке, — говорил Родимцев.
Понимая, насколько ему важно было знать, что и где делается, старались докладывать не только о положении на нашем участке, но и обо всем районе, который обозревали.
А бой становился все напряженнее. В половине дня Харитонов прислушался и сказал:
— А ты знаешь, Калиныч, правее нас бой, кажется, стал подвигаться ближе к Волге. Видно, немцы и впрямь решили столкнуть нас в реку. Наверное полки не выдерживают. И, как назло, до сих пор не появился ни один наш самолет: ни бомбардировщик, ни истребитель.
— Может, на других участках фронта они нужнее, чем здесь?
— Не думаю. Где же это они могут быть нужнее? — возразил Харитонов и, тяжело вздохнув, принялся звонить в роты.
Оттуда докладывали: из всех развалин, как тараканы из щелей, ползут немцы. Мы их бьем, а они все лезут и лезут. Быстро тают боеприпасы.
— Как можно больше доставить за ночь боеприпасов с левого берега, — выслушав, распорядился комбат.
В блиндаж кубарем вкатился запыхавшийся Шарафутдинов.
— Самолеты! Наши самолеты появились! — крикнул он.
Мы выскочили из блиндажа и увидели четыре И-16 и три «чайки». Приняв боевой строй, похожий на клубок пчелиного роя, они кружились над обороной дивизии. Вражеские бомбардировщики, подлетавшие к Сталинграду, увидев их, круто повернули на север и сбросили свой груз где-то за Мамаевым курганом. Спустя несколько минут появились «мессеры». Они тоже облетели этот странный строй на почтительном расстоянии и, не вступив в бой с нашими истребителями, улетели прочь.
Позже мы узнали, что в таком боевом порядке наши истребители были неуязвимы.
Двое суток днем и ночью шли кровопролитные бои в центре города. Потом гитлеровцы подтянули свежие силы танковых подразделений и пехоты, усилили артиллерийский и минометный огонь, к утру взяли перевес. Сражение стало разгораться еще сильнее. На всех улицах пылали танки.
Во второй половине дня бой достиг высшего накала и под вечер стал греметь уже не в центре города, а совсем близко к берегу Волги.
Быстро темнело. Однако бой ни на минуту не прекращался и ночью.
Утром гранаты и снаряды рвались уже на берегу. Я спустился по откосу горы к КП 39-го полка. Там меня встретил дежурный по штабу и проводил длинным узким тоннелем в отсек.
Командир полка майор Долгов, склонясь над столом, рассматривал оперативную карту. Заметив меня, он приветливо поздоровался и спросил:
— Ну, как? Вы еще держитесь?
— Пока держимся, товарищ майор.
— Это хорошо. А вот, смотрите, что в полках делается, — майор указал на карту. На ней, почти у самого берега Волги, тянулась извилистая красная черта, обозначающая передний край обороны дивизии. — Сплошные клинья. Некоторые подразделения моего полка дерутся уже на прибрежных обрывах. Вот только на правом фланге дивизии эта красная черта проходит от воды метров на триста-четыреста. А здесь? Здесь? — Долгов, тыкал карандашом в карту. — Фашисты простреливают насквозь всю глубину обороны не только из автоматов, но и из пистолетов. Ну что ж, будем драться до последнего и на этой полоске земли. И ни один из нас не прыгнет в воду, нс дождутся фрицы.
Используя обрывы, воронки, руины, гвардейцы дивизии закрепились на этой узенькой ленточке земли протяженностью до шести километров, а шириной в среднем около 150 метров. И сколько после этого ни бесновались фашисты, столкнуть нас в реку у них не хватило сил. Не удалось им, разбить нас и тогда, когда они перешли от тактики наступления по всему фронту к тактике вгрызания клиньями на отдельных участках.
Это была коварная тактика. Вечером 30 сентября нам докладывали из рот: «Стоит подозрительная тишина. Немцы не подают никаких признаков жизни».
— Значит, что-то готовят. Будьте на взводе! — предупредил майор.
Тревога была не напрасной. Когда время перевалило далеко за полночь, в стороне Мамаева кургана раздались частые автоматные очереди и взрывы гранат.
Комбат схватил телефонную трубку.
— «Ястреб»! «Ястреб»! Я «соловей», я «соловей». «Ястреб», отвечай! Я «соловей»… Вот, черт побери, пропал штаб дивизии. Не отвечает. А ну, попробую вызвать «орла».
Но и 34-й полк не отозвался. Комбат положил трубку. Тотчас же зазуммерил второй телефон. Говорил майор Долгов:
— Вы слышите, что делается на правом фланге?
— Слышим, только совершенно не знаем, что там происходит.
— На участке 34-го полка гитлеровцы прорвались к берегу, расчленились. Одна группа пошла на север, к штабу дивизии, другая идет к нам. 42-й полк попытался остановить ее, но ничего не вышло, не хватает сил. Нужно срочно сообща принимать меры, иначе они уничтожат нас по отдельности. Давайте с комиссаром быстро к Елину. Мы тоже туда отправляемся.
Штаб полковника Елина располагался в прибрежном склоне, против дома НКВД, в надежной штольне, вырытой гвардейцами недалеко от нашего КП. Чтобы добраться до него, преодолевая впотьмах всякого рода препятствия, нам пришлось затратить минут пятнадцать. Все это время с берега доносились стрекот автоматов, тарахтение пулеметов, взрывы гранат, а у соляной пристани, будто обухом ударяя по пустой деревянной бочке, палили минометы. Все это, усиленное ночным эхом, грохотало над рекой.
Шли мы молча, потом комиссар 39-го полка старший батальонный комиссар О. И. Копушкин сказал:
— Кажется, фрицы сделали ход конем, зашли нам в тыл большой силой.
Разговор прервал строгий окрик:
— Стой, кто идет?
Долгов сообщил пароль, и мы вошли в темный длинный тоннель.
Елин сообщил:
— Противник усиленным батальоном прорвал оборону 34-го полка в районе оврага Крутого. На берегу разделился: одной группой продвигается на север к штабу дивизии, другой — идет к нам. На берегу у нас нет никаких подразделений. Снять же с передовой хотя бы несколько человек — немыслимо. Гитлеровцы, наверное, ждут этого, чтобы нанести удар с фронта. Выдвинутый заслон из минометной роты 2-го батальона и созданная мною группа из нескольких стрелков и штабных работников во главе с начальником штаба полка майором Цвигуном остановить продвижение врага не в силах. Нужны решительные совместные наши действия.
— Ясно, — сказал Долгов и, взяв телефонную трубку, отдал распоряжение дежурному по штабу своего полка собрать штабных работников и добавить к ним несколько автоматчиков, прибыть на Соляную пристань в распоряжение Цвигуна.
Харитонов также приказал Плетухину выделить два станковых пулемета с полными расчетами во главе со старшим лейтенантом Поляковым.
Сбор и переход наших пулеметчиков и бойцов 39-го полка к пристани занял минут двадцать.
Появился запыхавшийся Цвигун, с ходу доложил:
— Мы больше не в состоянии сдерживать натиск фашистов, а бойцов 39-го полка и пулеметного батальона все еще нет. Но даже если они и прибудут, нам не обойтись без мощного удара артиллерии. Фашисты прут, как очумелые. Неизвестно, сколько там их есть.
— Да-а, — протянул Елин, — где ж ее взять, эту артиллерию? Артполк наш на той стороне Волги.
— Придется попросить огоньку оттуда, — предложил Долгов.
— Я уже думал об этом. Да, черт побери, цель-то находится в тылу нашей передовой менее чем в ста метрах. А штаб мой почти на одной линии с ней. Сейчас только-только светать начинает, к тому же висит этот проклятый туман. Не мудрено ударить и по своим.
— Все это верно, товарищ полковник. Но другого выхода нет, — настаивал на своем Долгов.
— Мы должны вызвать на себя артиллерию, — поддержал Долгова Цвигун.
В блиндаже воцарилась тишина. Еще отчетливее стала слышна стрельба, доносившаяся из-за Соляной пристани.
— Хорошо, вызываем, — согласился Елин и стал связываться с командиром артполка.
Связаться с ним оказалось не просто. Кабельную линию, проложенную вдоль берега к штабу дивизии, захватили гитлеровцы, а пока связывались окольным путем, обстановка на берегу еще больше осложнилась. Невзирая на отчаянное сопротивление группы Цвигуна и интенсивный огонь восьми минометов старшего лейтенанта Брика, фашисты значительно продвинулись и стали обстреливать пристань из автоматов. Больше того, несколько их автоматчиков, прижимаясь к воде, проскользнули на южную ее сторону, намереваясь захватить огневые позиции минометчиков, расположенные за железнодорожным полотном, под обрывом.
Между минометчиками и прорвавшейся к ним группой гитлеровцев стояли товарные вагоны. Вести огонь фашисты могли только поверх этих вагонов, по обрыву. И они такую стрельбу открыли.
В эту минуту Григорий Евдокимович Брик стоял на гребне обрыва и корректировал огонь минометчиков. Когда первые вражеские пули взвизгнули над его головой, он пригнулся и затем кубарем скатился вниз, к подножию обрыва.