Потомок вандара - Белозерцева Таня


====== Первые впечатления ======

— Адриан, маленький, проснись, — услышал я голос матери.

Я пискнул и почувствовал, как рядом завозилась сестра. Моя сестра открыла глаза через восемнадцать часов после рождения, я же гораздо позже, через сорок два часа. Не хочется просыпаться, но надо.

— Адриан, — настойчиво зовёт мама, и я просыпаюсь, открываю глаза и смотрю на маму. Она огромная, поджарая и худая, а ещё она нежная и ласковая… Ей пора на охоту и, прежде чем уйти, она будит нас, чтобы покормить. Нам три недели, и мы уже пробуем ходить. Ужасно неловко, мои лапы подгибаются и разъезжаются, у сестры дела, похоже, не лучше.

Я снова посмотрел на мать, она поймала мой взгляд, улыбнулась, придвинула меня к себе лапой и принялась умывать мою мордочку, а я продолжал таращиться на неё.

— Адриан, что ты так смотришь на меня? — спросила она озадаченно. Я подумал и ответил:

— Я хочу стать большим, как ты!

Мать засмеялась и снова старательно вылизала меня, а потом сказала:

— Ты обязательно подрастешь и станешь большим, ты станешь даже больше, чем я.

— Правда?! — я оглядел её, она очень большая, а я буду даже больше, вот это да!

Мать пояснила:

— Потому что ты лев, Адриан, маленький львенок, и ты станешь львом.

— А Вилли? — кивнул я на сестру. — Она будет как я или ты?

— Виллани — девочка, она будет как я. А теперь давай поешь и ложись спать. Мне пора на охоту, мне тоже нужно поесть, как вам с Вилли.

Я послушался и пососал молока, после чего львица оставила нас. Мама так уже делала раньше, и я не беспокоился, она всегда-всегда возвращалась. Спать не хочется… Я сел и стал осматриваться по сторонам, мне нравится это делать, вокруг было так много интересного! Я ещё плохо вижу, так как с моих глаз еще не сошла пелена, но я все равно смотрел. Наше логово располагалось под ветвями дерева в уютной ложбинке у ствола, а вокруг, насколько я мог видеть, расстилалась степная равнина, кое-где виднелись рыжие термитники и разные деревья.

Мать учила нас сидеть тихо, пока она отсутствует. На мой вопрос «почему», мать слегка прижала меня к земле и сказала, чтобы я никогда не задавал двух вопросов — «почему» и «зачем».

Сверху раздался свист, и я задрал голову. Это был ястреб, он меня тоже заметил и громко крикнул:

— Вижу тебя, малыш, а ну-ка спрячься хорошенько, здесь поблизости бродят буйволы.

Я не понял, кто такие буйволы, но птицу послушался и спрятался под дерево. И тут меня сморил сон, я прижался к Виллани и заснул.

Проснулся я от толчка сестры, возмутился было, но она прижала уши — знак опасности. Я затаил дыхание и прислушался, к нам кто-то шел, шаги были тяжелые и грузные. Наконец я увидел их, огромные черные чудовища, на головах загнутые длинные рога, их было больше, чем нас, львят. Кто это? Ну кто? И тут я вспомнил предупреждение ястреба. Так это буйволы! Нам стало страшно и очень одиноко. Где наша мама? Мама, мама, где ты? Мы правда сидели очень тихо, даже не дышали, правда… Ну, может, чихнули или икнули…

Но ближайший к нам гигант что-то услышал и начал принюхиваться. Учуяв нас, он взвыл и набросился на наше дерево, круша его в щепки…

Мы с сестрой забились как можно дальше под ветви и теперь истошно, не таясь, кричали во все горло.

Прямо перед моим носом обрушилось кошмарное раздвоенное копыто, дюйм ближе, и меня бы не стало…

Нас спасла случайность. На буйвола рухнула сломанная им же ветвь, стукнула его по шее, и он испуганно отпрянул назад. Еще одна ветка громко хрустнула, и агрессор потерял к нам интерес, развернулся и поскакал прочь, за ним ускакали и остальные буйволы.

Я посмотрел на Виллани, она на меня, мы одновременно сглотнули и прижались покрепче друг к дружке.

Мать пришла к вечеру. Увидев разрушения, она горестно взвыла:

— О нет, нет! Адриан, Виллани! Детки…

Я мявкнул, и мать замерла в изумлении. Виллани всхлипнула и полезла через завал к матери, я полез за ней.

Мать лихорадочно обнюхала и облизала нас.

— Крошки мои, живы, целы!..

Она так обрадовалась, что пыталась обнять и облизать сразу нас обоих. И долго не могла успокоиться, нервничала и металась по разрушенному логову. Наконец она с чем-то определилась, взяла Виллани в пасть и, буркнув мне «сиди тихо», куда-то понесла её.

Я долго ждал возвращения матери, наконец она пришла запыхавшаяся, схватила меня и тоже понесла. Я висел у неё в пасти страшно озадаченный, но в то же время радовался, что меня не забыли, что за мной все-таки пришли.

Мать несла меня долго и в итоге плюхнула на землю рядом с сестрой. Сперва я полежал, приходя в себя, потом сел и стал осматривать наше новое логово. Неглубокая яма с лежавшим на ней стволом упавшего дерева, кстати, обзор ограничился, а я хочу посмотреть, что там снаружи…

В возрасте четырех недель мы уже довольно уверенно ходили, у нас появились первые молочные зубки и стала меняться шкурка, исчез детский пушок, заменяясь гладкой шерстью.

Теперь мать ерзала, когда мы сосали молоко, видимо. мы больно кололи её своими острыми молочными зубами.

На исходе этой четвертой недели я наконец-то смог выбраться из логова и потрясенно воззрился на окружающий меня мир.

Бескрайняя саванна, горизонт подернут дрожащей дымкой, далеко впереди раскинулась водная гладь озера, тут и там виднелись кущи зонтичной акации, одиночками стояли толстяки-баобабы, высились рыжие и бурые термитники, в траве серые камни… Я посмотрел назад, ого! Горы и скалы, склоны поросли деревьями.

Виллани тоже пришла в восторг от увиденного.

Следующие две недели мы и прожили здесь. Мы играли, ели, спали, лазали вокруг логова под присмотром матери.

И однажды, к концу шестой недели нашей жизни, мать пристально оглядела нас и сказала:

— Пора идти.

Отошла, остановилась поодаль и позвала нас. Я пошел к ней, Виллани за мной, мать подождала нас, снова отошла, снова позвала, мы наконец поняли: надо идти за матерью. Она явно вела нас куда-то, может, на новое место?

Мы шли долго, временами останавливаясь передохнуть, в эти моменты мать стояла рядом, настороженно глядя по сторонам. Из этого я уяснил, что наше путешествие небезопасно.

В пути я видел животных, но все они были далеко и как я ни старался, так и не смог их толком рассмотреть, да и некогда было, если честно, тут бы от матери не отстать. В конце концов она остановилась и сказала:

— Ну вот и все, пришли.

Я же так устал, что даже не заинтересовался, куда же мы пришли! Я просто рухнул на пузо, рядом, тяжело дыша, легла сестра.

Когда я открыл глаза, то решил, что у меня морок, вместо одной матери было еще несколько. Нас окружили львицы, худые и поджарые, также я заметил нескольких львят моего возраста и старше.

Мать привела нас в прайд.

Я оживленно рассматривал сверстников и тут меня накрыла чья-то тень. Оглянувшись, я увидел гигантскую лапу и похолодел, медленно подняв голову вверх.

Надо мной нависал исполинский лев. Я сразу понял, что это лев, а еще я понял, что это мой отец.

Виллани заползла под меня, а я так и стоял, замерев, во все глаза глядя на гиганта, я — львенок и я буду львом, таким же, как мой отец…

Лев внимательно осмотрел нас и сказал нашей матери:

— Всего одна девочка? Как же так? Ладно, как их зовут?

— Виллани и Адриан.

Отец бросил на меня равнодушный взгляд и нахмурился, чем-то недовольный.

Я подобрался, готовый к… Не знаю, к чему, но отношение отца больно ударило меня по моему детскому самолюбию. К счастью, я не успел всерьез разобидеться, положение спас молодой безгривый лев, который подбежал к нам и стал ласкаться к матери, мать ему тоже обрадовалась и они стали обниматься и целоваться.

Его звали Джерри, он оказался нашим старшим братом. Мне он понравился, веселый и игривый.

Но потом я снова оказался на глазах у отца. Он сурово взглянул на меня и обратился к матери:

— Он слишком темный, ты заметила?

— Да, Георг.

— Ты поэтому назвала его Адрианом?

— Да, прости…

— Да ничего, все в порядке. Тем более, что он действительно пошел в бабку.

Отец посмотрел на меня и пояснил:

— Твоя бабушка, моя мать, была берберийской львицей, она была темно-бурого цвета. Твой цвет шерсти мне не нравится, сын. Но тем не менее добро пожаловать в прайд.

Кроме Джерри у нас были три старшие сестры, две тёти, сестры матери. А у отца были еще три сестры, уф! Всего девять львиц, два льва и пятеро львят, считая нас двоих. Эти три девочки были дочерьми Милли, самой старшей львицы, — Сюзи, Мора и их младшая сестра Лузо. Лузо наша ровесница.

Я заметил, что Лузо очень худенькая и слабенькая, почему бы это?

А когда мать стала нас кормить, Лузо, пошатываясь от слабости, нерешительно подошла к нам, взгляд у неё был очень голодный…

Мать пригласила Лузо к нам. Робко протиснувшись между мной и Виллани, та стала жадно сосать…

Милли была очень стара и для последней дочери у неё не оказалось молока, слишком рано оно кончилось…

Лузо стала есть с нами, поправилась, стала веселой и подвижной уже через несколько дней.

====== Львиные будни ======

Наше новое логово располагалось в глубокой пещере среди скал, помните о горах, о которых я говорил ранее? Так вот, именно сюда, в Кенийские горы мать и привела нас, и здесь обитал наш прайд.

Ну что сказать, мне здесь нравится, хотя мне и сравнивать не с чем, мало я еще на свете пожил, чтоб судить.

Отец оказался прав, к концу восьмой недели я начал темнеть, приобретая цвет «мокрого песка».

Я чувствовал себя неуютно в своей новой шкуре, ведь другие львы просто сливались с желтой травой саванн, а я весь на виду, как термитник…

Но, как ни странно, взрослые львы никак не выделяли меня среди львят, и я успокоился. Я такой же, как и все.

Однажды мать повела меня, Виллани и Лузо на место охоты, там мы увидели тушу зебры, ну и что? Мать тихо фыркнула — ешьте. Я удивился — это можно есть?

Подошел к туше, сел и стал старательно наблюдать.

Вот Джерри: придерживая лапой ногу зебры, он рвал куски и глотал. Я подошел к нему, тот вежливо подвинулся, уступая мне место. Я сначала полизал кровь, ух ты! Как вкусно…

Так мы познакомились с мясной пищей, которая вскоре заменит нам материнское молоко. Несколько суток мы ели зебру, а когда она начала подванивать, мы вынуждены были оставить её, но, честно говоря, там от неё мало что осталось.

Мы ушли, а на остатки туши тут же слетелись грифы и марабу, главные падальщики саванны.

Время идет, нам уже по восемь месяцев, и мы перестали сосать мать.

От старости умерла тетя Милли.

За эти месяцы я перепробовал мясо множества животных: разные антилопы (гну, бейзы, канны), бородавочники, буйволы…

Встреча со слонами привела меня в трепет, они такие огро-о-омные!!! И жирафы, они даже выше слонов...

Очень люблю плавать, но один случай заставил меня быть поосторожней. Во время водопоя мы спокойно лакали воду, и тут из неё вынырнул крокодил, схватил за голову тетю Кинну и уволок под воду…

С тех пор я стал остерегаться «бревен» на воде.

Еще надо было опасаться гиен, они опасны для львят.

В четырнадцать месяцев у меня начали резаться клыки, а также расти первая грива.

О, эти зубы!.. Мне постоянно хотелось что-то грызть. И я грыз кости, палки, мамины уши…

Она давала мне оплеуху и уходила, дергая хвостом.

Потом я научился чревовещанию и стал помогать львицам на охоте.

Встану где-нибудь в низине, львицы притаятся в траве в засаде; пасутся зебры, я опускаю морду к земле и глухо рявкаю, мой рык раздается где-то позади зебр, и они несутся прямо в ловушку к охотницам. Иногда я рычал так, что мой голос раздавался сразу в трех местах.

Охотятся в основном львицы. Вот завалили канну, тяжелой рысью прибегает отец и, растолкав всех, принимается есть. Львицам и львятам достаются остатки «царской» трапезы. Именно на львицах держится весь прайд.

Лев же всего лишь производитель и страж семейства. В этом я не сомневался.

Однажды, во время сиесты, мой отец вдруг с кашлем вскочил, я насторожился.

К нам приближались два льва, самцы-одиночки. Отец, нервно зевая, пошел им навстречу. Львы встали нос к носу, а потом один из чужаков ударил отца лапой. Остальное скрыла пыль, поднятая грандиозной дракой.

Я не выдержал и поскакал к дерущимся. Отец отбивал свой прайд, но… Противников было двое. Мой отец упал от подлого удара, чужак поднял свою тяжелую лапу, собираясь обрушить её на шею, но тут подоспел я, с разбегу толкнув его в грудь. Мы покатились по земле. Чужой лев не ожидал нападения, и из-за его замешательства я ускользнул от него и встал плечом к плечу рядом с отцом. Теперь нас было двое против двух.

Мы стояли и рычали, а потом один лев заорал другому:

— Да что ты застрял? Это молокосос, гаси его! Прайд наш будет!.. Ой…

Он шарахнулся, не договорив, и было от чего. Со всех сторон ревели львы! Да, львы, рокочущим басом…

— М-мама!.. Что это? Б-бежим отсюда! Здесь целая стая львов!..

И они задали стрекача. Отец посмотрел на меня и сказал:

— Спасибо, сын. Ты хорошо имитируешь. Как ты догадался мне помочь?

Я раздраженно зевнул и буркнул:

— А никак, порода такая, берберийская…

Отец помолчал, а потом тихо проговорил:

— Ты не должен был вмешиваться, но… Ты спас наш прайд, ты смелый, Адриан.

Я приосанился и с невольным интересом спросил:

— А что было бы, если бы победили они?

— Они бы забрали себе львиц и убили всех львят.

— Ч-чего-о-о?! Да зачем же???

— Затем, чтобы львицы нарожали им своих львят, чужие дети им ни к чему.

Я призадумался. Вот оно что, надо поскорей подрастать, я тоже буду защищать наш прайд! Что-то я подзабыл… Ах, да! Джерри…

Вернувшись в прайд, я напустился на старшего брата:

— Ты лев или кто?! Ты почему не защищал прайд вместе с нами?

— Я-то тут при чем? Это дело отца, его прайд, вот и пусть защищает.

— Трус! — припечатал я.

Джерри обиделся:

— Ну, ну, полегче, смелый какой! Щас как дам, мало не покажется.

— Да-а? А ну попробуй, — ощерился я.

Мы пригнулись для прыжка, но между нами встала Сима, наша общая сестра.

— А ну-ка тихо! Адриан прав, а ты запомни, Джерри, для чужаков ты тоже лишний львенок, так что захлопни пасть и скажи спасибо Адриану за то, что вмешался и помог отцу.

Прошло еще четыре месяца, и я превратился в молодого черногривого льва.

Однажды я ушел довольно далеко от прайда, загулялся в глуби саванны, ну и проголодался, куда ж без этого… Сел и посмотрел на ближайшее смешанное стадо гну и зебр. Антилопку, что ли, съесть? Но сначала надо поймать… Как это делается? Я облизал нос и поймал ветер, он дул в мою сторону, так, с этим порядок. Лег и пополз к стаду, антилопы насторожились, я замер (зебры, кстати, продолжали мирно пастись, и откуда знают, что не на них охотятся?), переждал, снова пополз… Потом подвернул лапы подушечками внутрь и, осторожно раздвигая траву, подполз еще ближе. Высокая трава надежно скрывала мою темную шкуру. Так, теперь подобраться, напружиниться и…

Прыжок, стремительный полет и гну в моих когтях! Сначала я её придушил, после чего разорвал ей пах и с упоением стал есть свою первую добычу.

Вернувшись домой с набитым брюхом, я убедился, что сделал все правильно, члены прайда смотрели на меня с одобрением.

Ну, я тоже был доволен собой, а как же, совершенно самостоятельно поймал себе мясо.

Я и так любил бегать наперегонки с сестренками и вообще играть и резвиться, я был молод и полон сил с этой… энерги-ей, во.

Несколько раз я подкатывался к отцу с этим вопросом — «Почему ты не охотишься?», на что он сердито отрявкивался и отмахивался. Но я его достал.

— Да охотился я, Адриан! В молодости и в юности охотился, все, отстань.

А я расстроился, это что же, в старости я тоже перестану бегать? Вот неприятность…

Нет, охота — полезная и увлекательная штука, и я всегда буду охотиться, даже старым, вот.

Дальше