— Хорошо. Назначаю вам первый экзамен: срочно достаньте бензин.
— Не хочу вам говорить, что я сейчас чувствую, — пробормотал Барон и поспешно отвернулся, доставая из кармана платок.
На этом и закончился их первый деловой разговор.
Позевывая, Михаил Васильевич полез в палатку, улегся на мягкий спальный мешок. Кто-то тронул его за плечо, голос из темноты прошептал:
— Места себе не нахожу. Своими бы руками задушил этого бешеного старика.
— Я понимаю тебя, — согласился Северцев.
— Разрешите мне отлучиться на день! Завтра к вечеру буду обратно! — зашептал Фрол.
— Значит, любишь.
— Мне уже тридцать стукнуло, семьей пора обзаводиться. С первой женой не повезло мне. Ленку люблю, человек она правильный, — можно сказать, для нее и дорогу строю…
— Иди, Фрол, но чтобы без глупостей, — предупредил Михаил Васильевич.
Столбов бесшумно исчез.
У костра все еще не угасала беседа. Словоохотливый Барон рассказывал какую-то забавную историю, проходчики весело гоготали.
Потом заговорил Дмитрий. Прислушиваясь, Северцев понял, что речь идет о дороге и глупом начальстве из главка, мешающем стройке.
Засыпая, Северцев уловил ответ Барона:
— Что я вам могу на это сказать? В Москве есть лучшая, кремлевская, больница, но вашего Птицына не вылечат даже и в этой больнице…
В тридцати километрах от перевала работала геологопоисковая партия Сосновского комбината. После того как проходка тоннеля началась, Северцев решил заехать туда.
Геологи, как обычно, залезли в самые дебри. Пробраться к ним можно было, только поднимаясь по высохшему руслу каменистой речушки.
Даже в этот солнечный июльский день здесь было темно и сыро. Сухие ветки замшелых деревьев густо опутывала паутина, и только свежие затесы на стволах говорили о том, что здесь недавно прошел человек. Скользя по мокрым камням, Северцев вел в поводу коня. Конь тяжело носил боками, шумно дышал. Прыгая по камням, он потерял две подковы, сбил копыта и припадал сразу на две ноги. Нещадно жалили комары. Михаил Васильевич расчесал до волдырей шею, лицо и руки. На коня набрасывались неотвязные пауты, приходилось то и дело отгонять их пихтовой веткой.
Всю дорогу Михаил Васильевич гадал — встретит или нет у разведчиков Валерию? Спрашивал себя — нужна ли эта встреча и зачем, собственно, пустился он в такое далекое и такое неприятное путешествие? Посмотреть, как обстоит дело с разведкой нового месторождения? Конечно. Но, если говорить честно, очень хотелось увидеть Валерию, услышать ее голос, хоть несколько минут побыть вместе… Смешно! Человеку сорок четыре, а он, как мальчишка, бежит через горы и тайгу, чтобы повидаться с женщиной, которая когда-то отвергла его… Да нет, мальчишки так глупо не поступают. Это скорее удел потрепанных жизнью мужей…
Северцев даже замедлил шаг. Не лучше ли повернуть обратно? Но лошади-то нужен отдых, она не выдержит обратного пути…
Где-то послышалось пение — монотонное, тоскливое, будто кто-то читал псалмы. Вскоре из-за темных деревьев показался мужчина неопределенного возраста, худой, длинноволосый, с ненормальным блеском светлых глаз. Он шел вразвалку, палкой сбивая на ходу паутину. Северцев остановился. Остановился и длинноволосый певец, нагловато оглядывая встречного.
— Здорово, путник. В разведку идешь? — развязно спросил он, палкой сдвигая на затылок потерявшую цвет фетровую шляпу.
— Здравствуй. А ты откуда? Закуривай, — раскрывая портсигар, предложил Северцев.
— Оттуда. Курить-то мне по кержацкому закону нельзя, ну да ладно, давай, — он жадно схватил папиросу.
— В разведке работаешь?
— Бросил, конфликт получился… по бабской части.
— Куда же теперь?
— Иду тут к одной михрютке, разговеться. На мой век баб хватит. — И, приподняв шляпу, длинноволосый пошел дальше. Пройдя несколько шагов, обернулся: — Передавай привет начальнице. Она еще вспомнит про меня!
Северцев насторожился.
— Что там стряслось? — крикнул он.
Но длинноволосый уже исчез за деревьями.
Вскоре он выбрался из мрачного леса на альпийский луг, распластавшийся на горной седловине.
Высокая, в рост человека, ярко-зеленая трава заслоняла всю округу, и Северцев обнаружил брезентовую палатку разведчиков, только подойдя к ней вплотную. В палатке, забитой спальными мешками, походной утварью, никого не было. Невдалеке Михаил Васильевич заметил радиомачту и еще одну палатку, потонувшую в разнотравье. Оттуда доносилось ритмичное постукиванье: кто-то работал ключом морзе.
Низко пригнувшись, Северцев вошел в эту палатку, громко поздоровался.
У железного ящика сидела беленькая девушка с торчащими в стороны косичками и, глядя на лежащую перед ней бумажку, быстро нажимала и опускала медный рычажок ключа. Заметив Северцева, радистка приветливо кивнула, сняла с головы дугу с черными наушниками и спросила:
— Будете говорить? Работаю с Сосновкой. Кого пригласить на переговоры?
— Шишкина и Кругликова.
Радистка энергично застучала ключом, дав Северцеву клочок бумаги, чтобы он записал свои вопросы.
Через несколько минут сосновский радист передал, что главный инженер у аппарата, а Кругликов выехал на первый дорожно-строительный участок. Радистка сообщила вопросы: как идут дела на комбинате? Что нового? Какие получены сведения с других участков дороги? Поступил ли бензин? Сосновская радиостанция передала: план добычи и обработки металла за первую декаду июля выполнен на девяносто восемь процентов, недостачу перекроют во второй. Новый техснабовец получил на Каменушке цистерну бензина. На третьем, химкомбинатовском участке два экскаватора и шесть автомашин уже работают. Несколько раз звонил Птицын, просил директора срочно с ним связаться, — видимо, предстоит разговор о дороге. Пусть Зина сообщит, когда Северцев вернется на Сосновку.
Михаил Васильевич продиктовал:
— Приеду не раньше конца месяца. Завтра выезжаю на третий участок. Прошу послать еще одну проходческую бригаду на перевал — для встречной проходки тоннеля. Точка.
Закончив разговор, Северцев расседлал копя, навесил ему на шею бубенцы, стреножил его волосяными путами и отпустил в траву. У родничка, сочившегося из трещины серого известняка, умылся. После этого с удовольствием съел предложенный ему радисткой ломоть черного хлеба с толстым куском вареного мяса.
Лукаво улыбаясь, девушка спросила, узнал ли он ее: ведь прошлой осенью они встречались на вокзале… И знает ли директор, где сейчас проходчик Дмитрий — такой черномазый, как цыган?
Первый вопрос смутил Северцева. Не найдя ничего лучшего, он ответил сразу на второй:
— Только вчера расстался с ним на перевале. Скоро поставим там радиостанцию, тогда сможете переговариваться.
— Михаил Васильевич, переведите меня туда работать, у меня серьезные причины!
Догадываясь, каковы эти серьезные причины, Северцев обещал помочь ей.
Довольная девушка заторопилась с приготовлением ужина: скоро придет Валерия Сергеевна с разведчиками, а у нее ничего не готово! Включила радиоприемник — пусть гость слушает музыку.
Москва транслировала концерт Рахманинова. Странно было слушать музыку в этих высоких безлюдных горах. Но потом Северцеву показалось, что именно здесь и надо ее слушать. Все здесь настраивает душу человека на особый лад, оставляя его как бы наедине со строгой красотой извечного, с простым и мудрым величием природы.
Прозвучал светлый, торжественный финал. После минутной тишины голос диктора передал информационное сообщение о состоявшемся на днях Пленуме Центрального Комитета партии, рассмотревшем вопросы дальнейшего подъема промышленности.
Северцев нагнулся к приемнику и слушал, стараясь не пропустить ни одного слова.
…Пленум констатировал, что главные причины неудовлетворительного внедрения новой техники — слабое руководство со стороны министерств и ведомств… зазнайство и самоуспокоенность многих руководящих работников…
— Так это же прямо про нашего Птицына! — засмеялся Михаил Васильевич. — Только поймет ли он?
Голос диктора временами совсем пропадал, потом появлялся опять. Северцев слышал только отдельные фразы, но и по ним составлялось ясное представление: партия начинает серьезнейшую перестройку работы промышленности.
…Усилить работы по проектированию новых систем разработок месторождений, шире внедрять открытый способ добычи…
— Батюшки! Это о нас! — снова не удержался Северцев и радостно потер руки.
Слышимость ухудшалась, теперь он с трудом улавливал смысл того, что говорил далекий голос.
…В аппарате министерств и предприятий много излишних звеньев, штаты все еще велики. Аппарат управления в значительной мере оторван от производства, отвлекает работников от непосредственного участия в создании материальных ценностей…
Слушая эту передачу, Северцев вспомнил во всех подробностях разговор с Сашиным. Вот сказано и о чрезмерной централизации управления: она мешает оперативно руководить предприятиями, снижает ответственность местных органов за работу промышленности!
Диктор умолк, а Северцев все еще сидел, подперев голову руками. Оглянувшись на радистку, хлопотавшую над чугунком, он тепло улыбнулся ей. Ему казалось, как и многим в этот час, что партия подслушала его собственные мысли.
— Конечно, я узнал вас, — сказал он девушке. — Я вам очень благодарен, Зина.
Северцев вышел из палатки и зашагал по узкой тропке. Ему хотелось поскорее встретить Валерию, поделиться с ней важной новостью.
Отойдя от стана уже примерно на километр, он увидел Валерию. Она шла впереди — загорелая, в белой майке и спортивных брюках. Каштановые волосы прикрывала цветастая косынка. За ней тянулась вереница таких же загорелых девушек и парней, тоже в спортивных костюмах, с геологическими молотками в руках.
Валерия остановилась, пропустила разведчиков вперед, подошла к Северцеву, прямо взглянула ему в глаза.
— Ты, оказывается, смелый? Дорогу рискнул строить… — сказала она.
— Что там дорогу!.. Мы скоро всю Сосновку заново перекроим! Ты послушай только…
Он рассказал ей все, что сумел услышать по радио.
Валерия спросила:
— Это все правда или ты хотя бы частично выдаешь желаемое за действительность?
— Я очень точно запомнил, от слова до слова…
Она задумалась.
— Берутся и за нас. Значит, нужно спешить с разведкой!.. Пройдем на канавные работы! Мы обнаружили новую — прекрасную! — жилу. Здесь недалеко… несколько минут ходьбы. Пойдем туда! — И быстрым, легким шагом, словно вовсе не устала, пошла, показывая дорогу.
Михаил Васильевич догнал ее, нерешительно взял под руку. Валерия сразу отдернула свою руку.
— Ты что, по улице Горького разгуливаешь?.. И так пошли про нас разговоры. Хочешь дать еще повод?..
— Какие разговоры? — с трудом поспевая за ней, досадливо спросил Северцев.
Сорвав на ходу длинную травинку с махровой макушкой, она прикусила стебелек ровными белыми зубами.
— У гостиницы вместе стояли?.. Чай вместе пили?.. Ночью на реку ходили?.. На разведку ты приехал?.. Персональным делом попахивает, товарищ директор!
Северцев удивленно покосился на нее:
— Что с тобой? Кого могут убедить такие идиотские доводы?
— Для сплетников вполне достаточно и половины.
Странные побуждения возникали иной раз у Северцева, когда он разговаривал с Валерией. Кто мог бы сказать — почему он ни с того ни с сего рассказал ей о последнем письме Ани, пытался передать, как встревожило его это письмо.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — с горечью перебила его Валерия.
Он и сам не знал зачем. Искал и не находил нужных слов.
— Делюсь с тобой всем, как с другом!.. Не только радостями… но… и всякой житейской всячиной…
— О твоих отношениях с женой ты мне никогда не говори. Они касаются только вас обоих.
— Извини.
Он сказал это искренне. Без тени обиды на то, что она не поняла или не приняла его душевного движения. Чего он хотел? Поплакаться? Вызвать сочувствие к своим семейным неурядицам? Он клял себя за бестактность…
Несколько шагов они прошли в молчании.
Глуховатым голосом, не поднимая глаза от земли, Валерия сказала:
— Тебе не следовало являться сюда. Не смей больше этого делать. Договоримся раз и навсегда!
— Пусть будет по-твоему, — хмуро согласился Северцев.
— Теперь о деле, — продолжала Валерия. — Тебе, наверно, будет жаловаться бывший рабочий-канавщик этой разведочной партии Цыганов. Мы выгнали его отсюда…
— Цыганов?.. — переспросил Северцев. — Такой длинноволосый? Он мне попался по дороге. Кто выгнал и за что выгнали?
— Товарищеский суд, на котором присутствовала вся разведочная партия. За аморальное поведение. Он приставал ко всем женщинам партии. В наших условиях терпеть такого типа невозможно. На суде рабочие рассказали обо всех его похождениях. Каждую осень он устраивался на жилье непременно к одинокой женщине — их после войны немало. Очередная жертва должна была обладать достаточным запасом картошки, телкой или коровой. Когда все оказывалось съедено, он перебирался на новую квартиру или в другой поселок — к следующей избраннице. Работал только летом, все остальное время «квартировал». Здесь его разыскивали пекариха с Каменушки, повариха с химкомбината, заведующая магазином Сосновки… Несколько дней наш герой прятался от них в тайге… Вот, собственно, и все!
— Постоялец с разбором! — заметил Северцев. — Ну что ж. Правильно сделали, что выставили.
Где-то в траве, далеко, забренчали бубенцы. Валерия прислушалась.
— Ты добирался к нам на лошади?
— Скорее — лошадь на мне: обезножила на каменных свалах.
— Это нам хорошо знакомо…
Северцев огляделся вокруг:
— Знаешь, что сюда нужно?
— Ты подумал сейчас — о вертолете, — с улыбкой глядя на него, ответила Валерия.
— Ты умеешь читать мысли на расстоянии?
— Твои — да!
— Тем лучше для нас обоих, — сказал он.
Валерия перепрыгнула через свежевырытую канаву и, нагнувшись над краем, стала внимательно рассматривать выступившую из земли, обнаженную рудную жилу. Северцев шагнул вниз, поднял кусок сероватой руды.
— Образцы посланы в лабораторию, — рассказывала Валерия. — Ниже по склону еще три жилы есть. Если они с промышленным содержанием металла, то мы нашли свое Эльдорадо. Помнишь?..
Так и не набрел рыцарь на Эльдорадо! — проговорила она. — Как ни странно, все мы в жизни немного смахиваем на этого рыцаря.
Северцев ничего не ответил. Идя по дну канавы, он останавливался, разгребал руками землю, доставал куски руды, внимательно разглядывал.
Валерия, оставшись наверху, присела на зеленоватый валун.
Легкий ветер шелестел листьями одинокой березы. Дурманяще пахла перезревшая трава. Где-то надсадно стрекотал кузнечик. В синем небе быстро неслись сизые облака.
Трудно было Валерии. За долгие годы устала она оплачивать неудавшуюся любовь, разлуку. Сильно постарела. А все чего-то ждала, на что-то надеялась… Чего? На что?.. Дважды предлагали ей замужество, она знала, что ее по-настоящему любили, — но не могла согласиться. Тогда думала, что чувство долга по отношению к Павлу удерживает ее… Любила ли она Павла?.. Наверное, любила. Но как? Благодарной любовью за все хорошее, что он ей сделал. И только теперь поняла: вовсе не чувство долга, любовь к Михаилу помешала ей вновь слепить семью.
Ну вот, они и встретились еще раз… Что же будет дальше? Что может изменить эта встреча?
И все-таки встреча эта изменила уже очень многое. Исчезло безразличие к жизни, проснулось прежнее чувство — острое, сильное. Завладело ею. И испугало… Зачем опять все это? Он не волен располагать собой, у него семья. Что бы ни чувствовала она, а может быть, и он, — по-прежнему они чужие. И он не должен ничего знать о том, что творится сейчас с нею…