Дымов заканчивал промывку при ярком берестяном факеле, насаженном на приметный кол, а подручные зорко наблюдали воспаленными глазами за каждым его движением.
С той стороны ручья донесся всполошивший золотоискателей хруст сухих сучьев и рев медведя.
— Хозяин тайги серчает. Пошли в зимовье, — поспешно предложил Михайла.
— Серчает: зачем, значит, без спросу землю ковыряем. А в зимовье поспеем, наперед пески домоем, — спокойно рассудил Захарыч.
Медведь вновь рявкнул, и Михайле показалось, что в отсвете факела он увидел зверя.
— Сюда идет, братцы, — хватаясь за кайло, испуганно прошептал он и поспешно перекрестился.
— Сейчас пужнем, — громко сказал Захарыч.
Расщепив палку, он вставил в нее кусок бересты, поджег и запустил горящий факел на ту сторону ручья. Медвежий рев затих. Теперь только бульканье воды на промывке будоражило таежную тишину.
Дымов устал и, с трудом выпрямившись, передал лоток Захарычу. Тот горячо взялся за работу, но после каждой промывки на золотоискателей по-прежнему глядело пустое дно лотка. Надежды на богатую находку исчезали вместе с пустой породой. Скоро и остатки песка были промыты. Захарыч в сердцах бросил на воду лоток, высморкался и огорченно покачал головой.
— Хоть бы одна бусинка. Вот оно, Граф, твое шалое золотишко, — иронически бросил он.
Опорожнив последний палубок, старик рукой сбросил в воду крупную гальку. Но наблюдавший за ним Михайла неожиданно сорвался с места и, не засучив рукавов, стал шарить по дну ручья.
Он молча судорожно ощупывал дно и вдруг вытащил из воды плоскую лепешку величиной со спичечную коробку.
— Давай сюда! — властно закричал Дымов.
— Ну, я поднял… — зло ответил Михайла.
— Моя делянка. Кому говорят — давай?! — И Дымов, взяв кайло, подступил к Михайле.
— На притужальник берешь? — трусливо пробормотал Михайла, но самородок отдал.
— Плевал в нужду, все куплю и выкуплю! — шептал Дымов, не отрывая глаз от самородка.
— Небось про этот ключик Турбин на мутенке сказывал. А что с самородкой делать будем? — спросил повеселевший Захарыч.
— Конечно, Степанову в подарок не понесем, он дознаваться станет, где добыли, и тогда конец нашему фарту, — раздраженно бросил Дымов.
— Ну? — ждал ответа и Михайла.
— Сдадим «хозяину», заплатит нам не меньше приисковой кассы, и все будет в порядке, — хитро подмигивая, разъяснил Дымов.
— А кто это «хозяин»? — насторожился Захарыч.
— Узнаешь после, а сейчас об самородке у меня чтобы молчок, так будет для нас лучше, — предупредил Дымов.
Старатели поспешно замаскировали шурф, попрятали в кусты свой инструмент и, бросив в ручей чадивший берестяной факел, ушли в сторону зимовья.
Глава восьмая
ОСОБОЕ МНЕНИЕ ПИХТАЧЕВА
В переполненной людьми комнате партийного бюро второй час шло заседание. На стульях и скамьях, расставленных вдоль стен, в тесноте, сидели члены партийного бюро, приглашенные старатели, работники геологической разведки.
Турбин стоя читал проект постановления бюро об улучшении работы геологоразведочной службы.
Рудаков, слушая Турбина, думал о недавнем решении бюро обкома партии. Неприятное это для южан решение, но что возразишь? Действительно, геологоразведочные работы здесь по-прежнему в загоне. Упрек обкома в слабости партийной работы на Южном Сергей Иванович переживал как личное поражение и с тревогой задавал себе вопрос: по плечу ли груз?
Закончив читать, Егор Максимыч сел, а Рудаков попросил высказать замечания.
— У меня есть замечание, — вставая со стула, сказал Степанов. — Вопрос о разведке поставлен верно и остро, только мы слишком замахиваемся: подавайте нам и особую разведочную партию, и новейшее оборудование, и кадры. Я уже говорил об этом в тресте. Сказали — поменьше фантастики. — Он развел руками.
— Это верно, — согласился Турбин, скатывая в трубочку прочитанную резолюцию.
Подняв руку, попросил слова маркшейдер Плющ.
— Мы, большевики, за разведку отвечаем в первую очередь. Рассуждая диалектически, с одной стороны, начальник прииска прав, а с другой стороны, наоборот, новое начальство недооценивает вопрос создания рудных запасов. По-прежнему распыляют силы на добычу россыпного золота и этим тормозят строительство рудника. Мы должны записать это в резолюции, предупредить товарища Степанова и потребовать от него перестройки, — закончил Плющ под насмешливый возглас:
— Опять «с одной стороны» и «с другой стороны». А где же «что мы имеем на сегодняшний день»?
Рудаков улыбнулся реплике и, обращаясь к Степанову, сказал:
— Давайте на этот раз попробуем решить вопрос с разведкой широко, по-партийному. Не возражаешь, Виталий Петрович?
— Попробуй, — недовольно буркнул Степанов и отвернулся.
После перерыва в комнату набилось еще больше народу. Разговоры о строительстве рудника взволновали всех — от дряхлых стариков до мальчишек: люди стояли у открытой двери, в коридоре и даже на темной улице, жадно ловя каждое слово.
Собравшиеся вполголоса обменивались мыслями, все чаще раздавались возгласы: «Пора начинать!» — но Рудаков медлил.
В дверь с трудом протиснулся бригадир гидравлистов Иван Кравченко. Он увидел Наташу и приветливо ей кивнул. Рядом с ней, заслонив широкой спиной открытое окно, стоял Турбин и что-то сосредоточенно заносил в записную книжку. Забойщик Петр Бушуев, широко улыбаясь, говорил Степанову:
— Закрепили по всем правилам, без обмана.
— Проверю еще раз. — И, обращаясь к секретарю партийного бюро, Виталий Петрович предложил: — Пора, Сергей Иванович, начинать обсуждение второго вопроса.
— Пора-то пора, да, видишь, Павла Алексеевича нет. Вечно заставляет себя ждать. А как без председателя артели решать?
— Пихтачев, чего доброго, и совсем не явится, — высказала предположение Наташа.
— Он может, — поддержал ее Турбин.
В эту минуту за дверью послышался знакомый всем голос, и кто-то сказал:
— Пихтач идет.
Ни с кем не поздоровавшись, Пихтачев молча сел на свободное место у стола. Словно не замечая, что на него с осуждением смотрят десятки глаз, он развалился на стуле, выбросив вперед ноги. С забрызганного кожаного пальто и с сапог стекала жидкая грязь.
— Опять опоздал, Павел Алексеевич! Ведь тебя предупреждали? — спросил Рудаков приглушенным голосом.
— Не в бабки играл! На пятой гидравлике был, — отрезал Пихтачев, положив ногу на ногу.
Степанов возмутился. Он круто повернулся к Пихтачеву и с укором посмотрел на него. Пихтачев не выдержал взгляда и опустил голову.
— Слушай, Павел Алексеевич, когда ты образумишься? Сколько раз с тобой чин по чину беседовали, по-доброму просили. А толку что? — не скрывая раздражения, вмешался Турбин.
— Указывать вы все мастера, а работать приходится Пихтачеву, — уже тоном ниже отбивался председатель артели.
— Опять в ту же дуду? — с горечью продолжал Турбин. — Пришел позже всех, да еще шумишь. Посмотри-ка на себя: небритый, растрепанный, грязный. А ведь ты начальство крупнейшей артели, с тебя народ пример берет.
— Подчепуриться не успел, верно! — вспыхнул Пихтачев. — Может, начнем по существу?
— Это тоже по существу. По существу твоего поведения, — оборвал Рудаков. И, окинув взглядом присутствующих, уже спокойно объявил: — Обсуждаем вопрос о строительстве рудника. Докладывает товарищ Степанов.
Начальник прииска встал и хмуро посмотрел на старателей.
— Партийному бюро известно, что прииск давно не выполняет плана. Говорят, что виноват господь бог: воды мало, потому и гидравлики работают в половину мощности, а скоро зима, и они совсем замерзнут. Нет и других россыпных объектов, кроме Миллионного, где можно было бы использовать свободную рабочую силу. Мы в тупике.
Рудаков посмотрел на слушателей. Те внимательно следили за докладчиком.
— Будем говорить откровенно, — продолжал Степанов. — В областном комитете партии мне крепко досталось за разведку, за то, что мы долго возимся с Медвежьей. Строительство рудника откладывается по нашей вине.
Плющ демонстративно кашлянул и бросил реплику:
— Люблю самокритику.
Степанов, не отвечая на реплику, продолжал. Он говорил, что рудник будет государственным и станет как Новый. Не только разведка, но и проектирование и исследовательские работы потребуют значительного времени — ведь речь идет о вложении миллионов государственных средств. Но уже сейчас есть разведанные запасы для небольшого рудника, его могла бы строить и артель, артельщики прошли бы хорошую школу строителей, а позже — и школу горняков. Открытие рудного золота на Медвежьей горе предопределило будущее Южного и его жителей. Это должны понять старатели. Цепляться теперь за россыпи — значит топтаться на одном месте, безнадежно отставать от прииска Нового, с которым соревнуется Южный в досрочном выполнении пятилетки.
Старатели слушали начальника прииска в полной тишине, они охотно сходились на собрание, если рассчитывали услышать Степанова. Он выступал всегда со знанием дела и сообщал то, что было ново для всех, никогда не пользовался записями, говорил громким голосом, четко выговаривал слова, как бы чеканя их. А сегодня начальник прииска говорил особенно убедительно.
— Строить рудник! Не о чем больше и говорить! — вырвалось у Ивана Кравченко.
— Строить! — горячо поддержала его комсомолка Наташа Дубравина и, смущенная своим громким возгласом, вспыхнула румянцем.
Иван ответил ей благодарным взглядом, случайно перехваченным Рудаковым.
Наташа легким и плавным движением откинула на спину толстую косу. Рудаков с изумлением, будто впервые, увидел густую синеву ее глаз, выпуклый лоб, розовые крупные губы. «Девушка хорошеет с каждым днем. Невеста!» — невольно отметил Сергей Иванович.
— Построить рудник — и весь сказ! — услышал Рудаков реплику Петра Бушуева. — Только хватит ли запасов?
— По нашим подсчетам, — ответил Степанов, — открытая разведчиками новая жила — достаточная база для такого рудника.
— А мы ее, эту базу, еще расширим, — не удержался Егор Максимыч.
— В этом я убежден! — Начальник прииска улыбнулся Турбину и Бушуеву. — Предупреждаю, строить будет трудно. Но… мы не ищем легкой жизни. Да! Трест даст артели на постройку рудника банковскую ссуду, заключим с вами договор.
— Насчет ссуды — правильно! — вставил Пихтачев. Громко чихнул и кисло улыбнулся. — Во, значит, верно говорю. Примета такая.
— Зачем же ссуду? Может, в неделимый фонд заглянем? — спросила Наташа.
Пихтачев подскочил на стуле.
— В артельную кассу? Попробуй только!
Рудаков постучал карандашом по столу.
— Не мешайте Виталию Петровичу. После него все скажете.
— Да я, собственно, все и сказал. Выход один: немедленно строить рудник. — Степанов сел. Но тут же встал и добавил: — Обком партии тоже согласен с нашей докладной запиской.
На некоторое время в комнате воцарилась тишина.
Неловко потеснив соседей, с места поднялся огромный Иван Кравченко.
— Все ясно, товарищи? Государство наше великую помощь старателям оказывает. Смотрите, ведь все наши гидравлики на ссуды государства построены, теперь нам и на рудник ссуду дают. А нужна ли она нам? У нас в неделимом фонде денег хватает! Вот и будем на них строить, и немедля!
Он недавно был принят в кандидаты партии, на заседании бюро присутствовал впервые, но не смущался и высказывал свое твердое мнение о руднике.
Пихтачев раздраженно крикнул с места:
— Тоже нашелся мне хозяин! Ты, Ванька, сначала меня спроси, опосля языком мети!
— Не тебя, Павел Алексеевич, а всю артель. Ты не хозяин, а председатель. Артель же, понятно, спросим.
Самолюбие Пихтачева было серьезно задето. Но возражать он не стал. Пусть другие выскажутся, а там и он слово возьмет. К его удивлению, все выступавшие поддержали Ивана.
— Тогда я говорить хочу, — сказал Пихтачев высоким, срывающимся тенорком.
Он неторопливо, с достоинством встал, неизвестно для чего застегнул на все пуговицы кожаное пальто.
Коммунисты с нескрываемым интересом ждали, что скажет председатель.
— Говоришь ты, Иван, больно сладко. Твои слова слушать — что с золотого блюда кушать! — язвительно начал он. — А кого поддержит народ, меня или Кравченко, — Пихтачев бросил на противника уничтожающий взгляд, — мы еще увидим! Решать будет, понятно, общее собрание артели. А насчет рудника я прямо скажу, по-приискательски, без вывертов: рано им бредить. Запасов руды мало, содержание играет — то густо, то пусто, а Турбин обещает нам златую гору только для собственного форсу. Проектов пока нет. Инженеры еще небось и карандаши не заточили. Оборудования нет, материалов нет. Да и людей не хватает. На кого рассчитываете? Придет время, государство денег вырешит и само построит, как говорил Виталий Петрович. — Пихтачев посмотрел на Степанова, но, не встретив сочувствия в его взгляде, отвернулся. — А потом — какая стройка сибирской зимой? Я-то знаю, сам плотник. Зимой строить тяжело, подождем лета, а там государство без нас все построит. Понятно? А артель пусть на россыпушках, на гидравликах работает и на руду не суется: небось мы испокон веков россыпники. Что нам и так мороки мало, еще рудник выдумали? Сапоги всмятку получаются. Или опять же сравнить деньги у нас и у государства. Ветка и тайга. Вот мой сказ: подождем лета, и там видать будет. А пока, значит, на артельные деньги купим пасеку, лошадей хороших, да и распределим кое-что старателям — заработали честно! — волнуясь, закончил председатель, думая, что последними словами ловко подкупил артельщиков, теперь народ будет за него.
— Попробуй только, скупой рыцарь! — крикнула Наташа. — За артель не решай.
В темном углу зашептались, в коридоре кто-то крикнул:
— Пихтачев верно сказывал.
— Сложить ручки да ждать, когда государство за нас все сделает? Так, товарищ Пихтачев? Ведь рудник-то для нас, а через него в новую жизнь, пойми ты наконец, мы вступим. Даже колхоз «Светлый путь» огромную гидростанцию на свой счет построил, а мы торгуемся! — негодовал Кравченко.
— Вон чё ты, сосунок, придумал! — отмахнулся презрительно Пихтачев. — Когда подсохнет под носом, тогда и поучай.
— Лаяться ты мастак. А в рудник ты веришь или не веришь? Или у тебя одни деньги на уме? — наступал на Пихтачева Иван.
— Если не даете мне говорить, я лучше уйду. А решать будут старатели, — окончательно обиделся Пихтачев и пошел к двери.
Рудаков сразу окликнул его:
— Вернись, Павел Алексеевич, тебя никто слова не лишал.
— Я все сказал, — зло ответил Пихтачев, но вернулся и с грохотом уселся на стул.
— Даже лишнего наговорил, пасечник! — озорно крикнул Турбин. — Хватит!
В комнате дружно засмеялись.
— А что трестовское начальство прописало насчет рудника? — крикнул кто-то из темноты коридора.
— Молчит, — с горечью ответил Турбин.
С места поднялся Рудаков. Откинул назад седеющие волосы и, встретившись взглядом со Степановым, заметил, как тот ободряюще улыбнулся ему:
— Ну вот, мы и поспорили, — начал Сергей Иванович, — даже погорячились. Это неплохо. В спорах рождается истина. Жаль только, что эту истину не все замечают. Подумай, Пихтачев, пока есть время. Ведь один останешься.
— И крепко подумай, — вставил Иван.
— Молод еще поучать меня! — свирепо проворчал Пихтачев.
— Спесь из тебя, Алексеич, колом не вышибешь, — заметил Турбин.
Рудаков покачал головой и продолжал:
— Вам, потомкам старых приискателей, очень повезло: Южный прииск скоро превратится в рудник, а старатель — в горняка. Ваши руки, давно привыкшие к кайлу и лопате, освоят буровые молотки, перевернут гору Медвежью, а с ней повернут к лучшему и всю нашу старательскую жизнь…
Павел Алексеевич слушал Рудакова, и ему становилось страшно. Рудник, которого он не знал и боялся, представлялся Пихтачеву чудовищем. Появится и неминуемо раздавит старательскую жизнь, лишит его любимой работы, уважения друзей, власти. Он видел: коммунисты пошли за Рудаковым и Степановым, за ними может пойти и большинство старателей. Эта мысль теперь терзала Пихтачева. Председатель мучительно искал ответа на роковой вопрос: что же делать?