Он, как собака, лизнул её в бедро. Она рассмеялась. Он несильно укусил её.
— Мало кто в мире понимает, что жизнь по сравнению с таким блаженством, как ты, просто ничтожна. Ты и есть рай, а другого не надо...
На следующий день магистр, воодушевлённый тем, что произошло, вызвал Корфеля.
— Начинайте собирать наши хоругви, барон, — жёстким голосом распорядился он. — Мы пойдём на Русь. Я не потерплю, чтобы ватага разбойников грабила наши торговые караваны. Мы огнём и мечом заставим северных славян уважать нас! Кто ныне начальствует в Новгороде?
— Призван был князь Михаил Черниговский, но он отъехал в свою вотчину. Новгородцы снова призвали Ярослава, третьего из Всеволодовичей.
— Этого самонадеянного гусака, который Ревель был взять не в силах! — обрадовался Волквин. — Тем лучше для нас. Три дня вам хватит на подготовку?
— Вполне, но...
— Что «но»?! — не понял Волквин.
— Наши астрологи не советуют выступать нам в это время. А вот через полгода...
— Пошлите к чёрту ваших мудрецов! — перебил барона епископ.
Корфель поклонился и двинулся к двери.
— Подождите! — остановил его великий магистр. — Не стоит дразнить колдунов, поэтому нашими основными силами станут литовцы, а им в помощь мы возьмём лишь одну нашу хоругвь. Через три дня выступаем. С Богом!
Александр прибыл под Усвяты в лагерь отца вместе с Шешуней уже под вечер. Ярослав звал к себе старшего, Феодора, но тот натёр с вечера речным песком щёки, и наутро они пылали, как угли. Княгиня уложила сына в постель, призвала лекарей, а поехать вызвался младший Ярославич. Ему шёл седьмой год. Он уже хорошо держался в седле, владел мечом и луком, не только не уступая брату, но по ловкости и сноровке превосходя его. Ярослав хоть и сам всё увидел, когда вернулся на княжение в вольную республику, но сердце его по-прежнему тянулось к первенцу. Он ласково и долго бранил старшего, подсказывая, где тот запаздывает и как надо держать щит, под каким углом, на младшего же бросил рассеянный взгляд и кивнул его пестуну Якиму:
— С щитом да топориком натаскал, а меч как дубину держит. Сейчас редко кто с топором на бой выходит. Меч длиннее, размашистей. И с пикой ударов побольше!
Весть о вторжении литовцев застала Ярослава в Переяславле, и он не мешкая выступил на соединение с дружинами князей псковского и торопецкого, приказав новгородцам собирать свою рать и идти к нему. Пока вольные жители ещё только собирались, Шешуня, помня наказ князя, взял вместо Феодора Александра, несколько слуг и отправился в лагерь Всеволодовича.
Шли настороже: Усвятка-река змеистая, кто знает, где расположились крестоносцы. И уже, завидев с угора переяславские шатры с зелёно-синими щитками, а до них оставалось вёрст шесть, Шешуня от радости хотел было пустить коня в галоп, но княжич его схватил за луку седла и молча показал на опушку леса. Таинник поначалу там никого не приметил, но, вглядевшись попристальнее, увидел лошадиные морды, торчащие из ельника, а ещё через мгновение и немецкие шлемы. Вражеский дозор наблюдал за тем, кто подходит к русскому лагерю, а, увидев пять конников да мальчишку в кафтанчике из дорогого сукна и в сафьяновых сапожках, могли сразу бы смекнуть, кого везут, атаковать да взять в плен. Потому пришлось непрошеных гостей крюком объезжать.
— Что же наши-то дозорные спят? — недовольно проговорил Александр. — Этак целую хоругвь можно в тыл завести...
Шешуня ничего не ответил. За то время, что он находился рядом с обоими Ярославичами, он сразу же выделил младшего: смекалист, ловок, не по годам умён и рассудителен. Недаром эти колдуны-монахи вокруг него роем вьются. Что-то нашёптывают, рассказывают, в воздухе руками размахивают, точно круги рисуют, а этот вершок их внимательно слушает, поддакивает, что-то переспрашивает. Шешуня как-то приблизился к ним, и они вмиг замолчали. И это было подозрительно.
Ярослав, узрев в походном шатре младшего сына, тотчас нахмурился.
— Не ко времени ты, Шешуня, привёз его, — вздохнул князь.
Таинник открыл рот, чтобы оправдаться, но полководец тут же перебил его:
— Я всё помню, но литовцев, как сказывают наши лазутчики, около семи тысяч, в наших же трёх дружинах меньше пяти. Да чего там: четыре, не больше! Где наши новгородцы?!
— Дня через два будут, не раньше...
— А у нас есть эти два дня? — вскипел князь. — Вон они уже, светляки болотные!
Ярослав вышел из шатра, показал рукой на другой берег реки, усеянный сине-белыми шатрами, над каждым из которых развевался боевой разноцветный флажок. Приближался вечер, и по ярким точкам костров, заполнявших собой огромный луг, можно было понять, сколь велика вражья сила. Княжич, вышедший вслед за отцом да оглядевший равнину, невольно содрогнулся, представив себе, какая беспощадная выдастся скоро сеча.
— Что, страшновато? — видя, как притих сын, усмехнулся новгородский князь.
— Страшны, отец, только чудища в сказках, — негромко ответил Александр. — А на той стороне такие же люди, как мы, да, может быть, ещё трусливее...
— Ишь ты! — удивился неожиданным речам своего отрока Ярослав. — Такие-то такие, да только их намного больше, вот что тревожит. И проклятые литвины сие понимают, а значит, это добавляет им храбрости.
— А почему нам не зажечь столько же костров? — спросил Александр.
Князь поначалу даже не обратил внимания на слова малолетнего сына, но через мгновение у полководца округлились глаза.
— А ведь он дельное хитроумие предлагает, Шешуня! — воскликнул Ярослав. — Ты гляди, а?
— Только сначала дозоры лазутчиков, что у тебя за спиной прячутся, убрать надо, — по-отцовски хмуря брови, вымолвил Александр.
Через полчаса на русском берегу вспыхнули разом триста костров и ещё двести через час. Волквину тотчас донесли об этом. Он взял Всеславу с собой, отгородив для неё вторую половину шатра, чтобы и она насладилась его ратными подвигами. Потому, когда орденский воевода Отто Раушенбах, отвечавший за секретные дозоры, возвестил о своём прибытии, магистр таял в ласковых руках наложницы, разминавшей его поясницу.
Услышав о новых пятистах кострах, зажжённых русскими ратниками, полководец не на шутку встревожился.
— Если предположить, что у костра вкруговую восемь-десять дружинников, то к Ярославу подошли четыре-пять тысяч свежих сил. Две собрали новгородцы. Кто ещё?
— Дружину мог послать брат Георгий, великий князь владимирский, или племянник Василько из Суздаля... — неуверенно доложил воевода.
— Отто, я должен знать наверняка: кто, откуда, сколько их, чем вооружены и чем они дышат! — в ярости прошипел Волквин. — Я тебе за это хорошо плачу.
— Я не виноват, ваша светлость, что эти новгородцы меняют князей каждые два года. Не успею я заполучить наушника в его окружении, как он уходит...
— Но Ярослав возвращается уже в третий раз, — напомнил магистр.
— Я, кажется, нашёл у него толкового человечка, но не успел с ним связаться, — пробормотал воевода.
— Твоё «не успел», Отто, может всем нам стоить жизни, — колючие глаза Волквина впились в помощника, как две дикие пчелы, и тот оцепенел: он слишком хорошо знал, сколь бывает беспощаден гнев великого магистра. — Так вот узнай хотя бы одно: действительно ли прибыла помощь, или костры всего лишь хитроумие Ярослава. И сколько прибыло? Ступай!
Раушенбах поклонился и вышел. Магистр вернулся на половину Всеславы, сел на походную кушетку, где возлежала его сладкая наложница.
— Боже, какой я дурак. Господь, подарив мне тебя, лишил последних мозгов. Я понадеялся на своих воевод, они-де, как всегда, расстараются, но, кажется, проморгал эту битву, — с горечью признался епископ.
— Но ты ещё не начинал её, — удивилась Всеслава.
— Для того чтоб это узнать, иногда и начинать не стоит! Я не первый раз приступаю к сражению... — дружелюбно проворчал он, вытягиваясь, как пёс, во всю длину кушетки. — Приласкай меня, моя девочка...
Ярослав потчевал ужином младшего сына, который, не успев приехать, подарил ему столь блестящий обманный умысел.
— Нет, каков у меня сын, Шешуня! Я всегда говорил, что из него вырастет знатный полководец, — восторженно гудел князь.
— Я помню, помню, — двусмысленно кивал таинник.
— Что ты помнишь? — возмущался князь, почуяв скрытый подвох в его голосе. — Что ты вообще можешь помнить?
Александр молча сидел за столом, почти не прикасаясь к еде. Он выпил чашу крепкого ядрёного кваса, съел пол репы, но от жирной баранины, запечённой на вертеле, отказался. Его от одного её запаха мутило.
— Надо бы выставить толковых сторожей на подходе к пустым кострам, — неожиданно проговорил мальчик.
— Толковых сторожей? — облизывая жирные от баранины пальцы, отозвался Ярослав.
— Я бы на месте неприятеля обязательно проверил, взаправду ли пришло подкрепление или же его водят за нос, и послал бы своих лазутчиков. Это же так просто.
Князь, сверкнув глазами, взглянул на Шешуню и опрокинул бражный кубок.
— Это же так просто! — повторил Всеволодович и громко расхохотался. — Мой сынок считает нас с тобой, Шешуня, полными дураками. Ха-ха-ха! Вот дожил!
— Мы выставили заслоны, — кивнул княжичу Шешуня. — Ни одна мышь не проскочит.
— И ещё я бы ударил несколькими знамёнами с разных сторон, чтобы привести противника в замешательство и подтвердить, что мы имеем численный перевес. И хорошо бы сделать это, не дожидаясь рассвета...
Ярослав, нахмурившись, внимательно слушал сына. В его положении идти на открытый честный бой было нельзя. Когда литвины ощутят своё превосходство в хоругвях, то будут биться с удвоенной силой и победят. Если уж говорить откровенно, то их ровно вдвое больше, и как только они это осознают, то одолеть литовцев станет невозможно. Александр прав.
— Я об этом же и думал, сынок, — спокойно промолвил Ярослав. — Мы так и сделаем.
Не дожидаясь восхода солнца, шесть отрядов русичей вторглись в сонный лагерь литовцев, смяли сторожей и начали крушить всех подряд. Внезапность нападения, растерянность неприятельских воевод, стремительные атаки с разных флангов сделали своё дело: враг дрогнул и побежал. Всё свершилось за два часа. Лишь одной тысяче ратников удалось уйти вместе с Волквиным. Победителям достались шатры, наполненные добром, и дружинники теперь перетаскивали его на свой берег.
— Ну как, ты доволен? — вернувшись из боя и увидев сына, улыбнулся князь.
— Два псковских отряда на правом фланге чуть не сорвали всю атаку, брода найти вовремя не могли, замешкались, — подумав, отметил Александр.
— Вот как? — удивился князь. — Но это уже не важно, мы победили.
— Победы тоже бывают разные, — глубокомысленно произнёс княжич.
Ярославу вдруг захотелось зажать сына между ног и как следует отстегать плёткой за этот поучающий тон в разговоре с отцом, но он сдержался: куча добра, приносимого дружинниками, уже переросла его шатёр.
— Что это за шнурок у тебя на шее? — Отец заметил чёрную скрученную нитку, вытащил её и долго разглядывал прикреплённую к ней фигурку берегини, райской птицы с женским лицом, заключённую в кольцо. — Кто надел эту дрянь на тебя?
Александр покраснел, но не смог выговорить ни слова. Отец Геннадий раскопал сказ о волшебной птице-берегине в старых новгородских летописях. Когда-то она спасала людей, охраняла дома и грады, пряча её лик под рубахой, русские богатыри отправлялись на кровавую сечу. Монах сам нашёл резчика, освятил сей амулет в церкви, дабы он не ослаблял силу креста, и повесил перед дорогой княжичу на шею, разъяснив:
— Святой крест душу спасает, а птица сия пусть твоё слабое ещё тело сбережёт, коли в бой пойдёшь!
О берегине Ярославичу ещё мать рассказывала, и дядька Яким, но резкий, оскорбительный тон отца заставил Александра оцепенеть.
— Я тебя спрашиваю! — князь бросил резкий взгляд на Шешуню, стоящего рядом, но тот лишь пожал плечами. — Это византийские монахи на тебе надели?.. Отвечай, когда с тобой отец разговаривает!
— Да... — еле слышно вымолвил княжич.
Князь сорвал нитку, бросил её на землю, втоптал берегиню в грязь.
— У тебя на шее, кроме родительского крестика, ничего висеть не должно боле! Запомнил?! — в ярости выкрикнул Ярослав.
— Да, — побледнев, прошептал Александр.
— А ты ворон ловишь? — прорычал князь, оборотившись к Шешуне. — Порчу наведут, голову сниму.
— Так я ж не дядька...
— Ты ж да я ж, все в стороне, когда беда приходит! — оборвал таинника Всеволодович. — Отвезёшь княжича в Новгород, он мне больше не нужен. Я отправляюсь преследовать литвинов!
Подскакал на коне Памфил.
— Новгородская дружина прибыла, князь.
— Им что, попировать по случаю победы захотелось? — усмехнулся он, и ратники, стоявшие рядом, громко засмеялись, услышав шутку князя.
Ярослав и сам просиял, ощущая себя победителем, взглянул на холодное, сумрачное лицо сына, подошёл к нему, положил руку на плечо, легонько сжал его.
— Спасибо тебе, сын! Ты помог мне, дальше я сам управлюсь. Погоня требует сил и выносливости, коих ты ещё не набрал, а потому тебе стоит вернуться. И помни: на шее у христианина только святой крест висит!
Глава восьмая
КОМУ КАКОЙ ЛИК НОСИТЬ
Новый пророк Чингисхана Ахмат твёрдо обещал правителю ещё два месяца полнокровной жизни, далее его облик в видениях звездочёта расплывался и уходил в густую непроницаемую тень, что означало быстрое угасание и смерть.
Великий хан с улыбкой выслушал страшный приговор и даже поблагодарил астролога. Слуга внёс тугой кошель с золотыми монетами и протянул оракулу.
— Я за такие вести денег не беру, — проговорил тот.
Темучин помедлил и дал знак слуге удалиться.
Неделю назад умер сын Джучи, наследник правителя, владевший самым большим улусом, центр которого находился на реке Яик. Все земли от Яика на север и запад, весь Урал, Волга и Русь были отданы ему.
— Сколько на запад ни возьмёшь, всё твоё, — сказал ему отец.
— Как я возьму Русь, если ты её не взял, — с обидой ответил Джучи.
— Она станет наша, — твёрдо вымолвил Чингисхан. — Все братья тебе в том помогут.
И вдруг Джучи умер. И никто из пророков, состоявших при дворе хана, его не предупредил.
— Почему ты не сказал мне о том? — вызвав к себе Ахмата, спросил он.
— Хорезмшах бухарский отрубал столь дерзким прорицателям головы, а кому хочется её лишиться таким способом?.. Думаю, и ваши провидцы боялись того же.
— Отчего он умер?
— Я не лекарь, ваша милость... — начал было оракул, но Темучин его перебил:
— Это из-за моего гнева в Бухаре?
Лицо Чингисхана, похожее на застывшую маску, на мгновение дрогнуло. Ахмат знал, что то избиение в Бухаре роковым образом ускорило раннюю смерть наследника, но у него язык не повернулся сказать властителю правду.
— Нет, это случилось раньше, при падении с лошади...
— Я помню, он мне рассказывал...
Темучин нагнулся, взял с маленького столика пиалу с кумысом и сделал несколько глотков. Потом прикрыл глаза. Напряжение спало, и на великого хана сразу навалилась усталость. Ахмат подумал: скажи он властителю правду, тот бы с ней не справился. А значит, и ему бы её не простил. Скорее всего.
— О чём ты думаешь? — хриплым голосом спросил Чингисхан.
Ахмат вздрогнул.
— Я вижу, утомил вас...
Взгляд правителя ожёг прорицателя: он не терпел тонкой лести, каковую можно было бы истолковать двояко.
— Через два месяца отдохну, — без всякого намёка на шутливость вымолвил властитель.
Не прошло и двух дней, как правитель назначил новым владельцем улуса на Яике своего внука Батыя: Чингисхан спешил закончить земные дела.
— Ты обещал мне уничтожить тех волхвов, каковые приложили руку к рождению моего главного недруга, как его зовут?..