— Не смей ей ничего говорить!!! Не смей!!!
Тут из бабушкиной комнаты выскочила мать, в слезах, и, едва кивнув дочери, убежала на кухню.
Катя пулей, в чем была, влетела к бабушке:
— Што шлушылошь??!
— Господи!!! — расхохоталась бабушка — ты только посмотри на себя… Ох, умрешь с тобой от смеха…
Из зеркала на Катьку смотрела совершенно дикая рожа, из зубов которой свисала сетка… Фыркнув, она выплюнула ручки и сердито спросила:
— Это вы с матерью о чем?
— Между прочим, мы тоже имеем право на некоторые личные тайны, как и некоторые, правда, дочь?
Когда мать успела войти в комнату, Катя не заметила. Наверное, в зеркало на себя любовалась. И не узнала материн голос, неожиданно мягкий.
— Да, мама. Я все поняла. Прости. — и она обняла бабушку.
— Катюша, нам надо еще поговорить, сделаешь нам чайку?
Ужасно хотелось все выяснить, но если бабушка просит… можно и отложить, решила Катька. Тем более, что мать ничего не сказала про катану. И про все остальное. Или бабушка, как раньше, ничего не рассказала ей? Но не заметить катану она просто не могла — Катька в этом была уверена.
Не заметила.
Не спросила, где была так долго.
А Катька уже привычно готовилась отовраться -мол, хлеб не привезли свежий, а старый брать не хотелось, ждала…
А ничего не было.
А это значит — что-то произошло. В Катьке боролись тревога, любопытство и страх, еще немного, и она стала бы подслушивать под дверью, но чайник закипел, надо было заваривать, приготовить и что-то к чаю.
Когда она вошла, мать сидела у кровати, держа бабушку за руку, и обе молчали. Катя ни разу не видела между ними ни грана ласки, кроме праздников, когда после вручения подарков вроде как положено поцеловать или хотя бы обнять дарителя… Бабушка была спокойна, а мать… С влажными глазами, согнутая, будто груз на ней какой. Слезы матери Катька видела — еще не так давно сама доводила, но то были слезы злые, жесткие, с такими она и ударить дочь могла. Вспоминать было противно. Спрашивать — боязно. Тишина угнетала.
— Еще что-нибудь принести к чаю?
— В моей сумке на кухне коробка конфет. Будь добра, принеси.
Вот и весь разговор, — подумала Катька, неся конфеты. И что дальше?
А ничего. Разговор шел, уже с ней, обо всем — и ни о чем, бабушка рассказывала, как они управляются дома, хвалили Катьку, мельком упомянув даже о тренировках — мать не отреагировала и даже ничего не уточняла (и слава богу! но… подменили ее, что ли?), мать говорила, что отца ожидает новый перевод, уже ближе, что до них будет даже ходить автобус, но городок военный, маленький, школа не очень, а Катьке надо заканчивать и думать, чем она будет заниматься дальше, надеюсь мысли о медицине все-таки будут не только мыслями (вот это уже больше похоже на мать!), оказалось мать была уже в школе, похвалила дочь (наконец-то взялась за ум, не было бы счастья, да несчастье помогло…) — и все это время Катьке казалось, что они все трое идут, как по хрупкому льду, чтобы не топнуть, не нарушить, и задать самый важный вопрос — нельзя, просто невозможно, потому что тогда… Хрустнет и все полетит к чертям… все они полетят…
Мать уехала, оставив полный холодильник и набитый кошелек (вот ничего себе…)
Катька сидела на кухне наедине со своим страхом, а потом пошла к себе в комнату и достала катану. Клинок был — как светлая полоса жизни. А ей все казалось, на нем какие-то пятна, пылинки. Протирая клинок, Катька решила — бабушку она спрашивать не будет. Просто потому, что не хочет, чтобы она нервничала. Ей это очень вредно. Так говорила участковая врач. Будет терпеть, пока… пока не будет подходящего момента. А потом сама возмутилась: бабушка что, доверяет ей меньше, чем матери? И пошла выяснять отношения.
— Ты что, решила отрезать от меня кусочки, пока правду не выяснишь? , — иронично спросила бабушка, и, взглянув, на изменившееся лицо внучки, добавила: — Да шучу я, шучу… Дай подержать твою красавицу.
— Бабушка! — решительно начала Катька… та быстро перебила:
— Ой, ну не надо так торжественно. Расскажу я тебе. Сама все расскажу. Погоди маленько. Приятного мало будет, девочка. Давай пока на твою тезку полюбуемся.
— Тезку? — не поняла Катя.
— Ну как же… Катя — Катана, — улыбнулась бабушка. И Катька, до того напряженная, как натянутая струна, улыбнулась до самых ушей.
А потом словно этим самым клинком по сердцу полоснуло:
— У меня начались метастазы, Катюша…
Катька попыталась вдохнуть и не смогла. К горлу подкатил ком. Но тут же был разбит тихим бабушкиным:
— Надеюсь, ты мне поможешь?
— Чем?
— Надо будет ставить мне уколы. И еще много чего. Справишься?
— Обязательно! Но где я смогу этому научиться?
— Ну, я надеюсь, ты найдешь. Да, возьми на столе мою записную книжку, там телефоны моих подруг, может, подскажут что. Знаешь, врачи говорят, повторная операция невозможна, организм не выдержит. А я хочу увидеть, как ты окончишь школу. И при этом быть в уме и в состоянии порадоваться за тебя. А в идеале — прийти на твой выпускной, желательно своими ногами. А еще знаешь что?
— Что? — еле сдерживая слезы, спросила Катька.
— Меньше всего мне бы хотелось, чтобы меня оплакивали заранее! — отрезала бабушка, — Могу я попросить тебя о главном одолжении: больше не являться мне на глаза с такой постной физиономией? Да, хочется поплакать, но у меня лично другие планы на мои оставшиеся дни!
====== Часть 3 ======
Расписание у Катьки стало действительно таким, что грустить и даже задумываться было некогда. Одна из бабулиных подружек свела ее со своей сиделкой, та — помогла устроиться на курсы медсестер при медколледже. День был расписан по минутам, но все равно она периодически всюду опаздывала и частенько не высыпалась. Пришлось бы отказаться и от части тренировок, если бы Аня, девушка Влада, не предложила ей свою помощь. Катька почувствовала к ней доверие практически сразу, как увидела. Студентка филиала мединститута, старше на четыре года, уже не первый год подрабатывающая на «скорой» полюбилась и бабушке. «Как лучик солнечный», — говорила она о тоненькой рыжеволосой Анюте, внешне хрупкой, но удивительно сильной. И, кажется, сбывалась мамина мечта видеть дочь врачом — от новой подруги Катька «заразилась медициной». И уже прикидывала, как станет хирургом… Много времени проводила с бабушкой, даже на улицу стали выбираться с ней почти каждый день, хотя бы на полчаса — на воздухе ей вроде бы становилось лучше. И не заметила, как пролетела весна.
На выпускной Катя пошла вместе с бабушкой, ну, еще Аня с Владом — для надежности. Но тогда ничего не случилось — они хохотали, пили шампанское, фотографировались, даже немного танцевали. Аттестат получился вполне приличный, чем мать была (в кои-то веки) крайне довольна, при всех признала за дочерью право на самостоятельность, и на радостях они даже обнялись… Отец не приехал (как всегда, работа, командировки — сказала мать), и больше о нем как-то и не вспоминали.
Все случилось внезапно. Просто однажды солнечным утром бабушка не отозвалась…
Катька ходила по пустым комнатам и разговаривала с бабушкой… Хотя уже прошла неделя после похорон, она повсюду находила бабушкины записки и просто невероятно, до чего вовремя…
Утром на полочке с мылом оказался листочек: «Достать катану. Пожалуйста».
И не описать, как это помогло… Стальной луч словно осветил жизнь, Катька собралась-таки на тренировку, и больше уже не пропускала, работая отрешенно и словно с удвоенным рвением, — а просто она представляла, как нападает на саму смерть. На некоторое время становилось легче.
Через три дня (все это время она ничего не готовила и не ела, искренне не понимая, зачем это вообще делать), поправляя бабушкину кровать, обнаружила очередной листочек… а на нем: «Ты вообще-то и так худовата, на мой взгляд, а становиться похожей на самоходную вешалку для одежды не самое лучшее, что ты можешь сделать со своим организмом. Неужто ТЕБЯ — и вдруг привлекла карьера манекенщицы?» Катька сперва долго рассматривала бумажку… а потом, то плача, то посмеиваясь, варила на кухне овсянку… и только проглотив первую ложку, вдруг ощутила зверский голод… и в сахарнице обнаружила: «На самом деле все не так печально. Это правда».
Через пару дней у нее создалось впечатление, что бабушка действительно рядом. Одна беда — Катька не знала, куда себя деть. Слишком много времени освободилось. Слишком не хотелось быть дома, слишком тяжко было возвращаться домой — и оставаться одной. Готовиться к вступительным в «мед» не хотелось, чувствовала, что только возьмет учебник, и он просто вывалится из рук. Но на книжную полку посмотрела внимательней… Еще один листок?
«Мы же должны за что-то себя уважать! Давай, вперед! Ну, сколько еще можно кукситься?»
— Бабуль, мне кажется, у меня крыша едет! — возопила наконец Катька… И взялась за книги.
Там тоже были записочки, рассованые по разным темам, и Катя с трудом сдерживала себя, чтобы не достать их все и не прочитать — но на первом же листочке было «Не доставай все записки сразу, пожалуйста». Ну… раз бабушка просила…
Анатомию Катька прочитала за два дня и даже что-то запомнила. И записочки были удивительно — прямо по некоторым темам… Когда же бабушка все это сделала? Как успела столько? На последней странице было: «Я в тебя верю. Ты поступишь. И не в колледж, а в институт!»
И Катька поехала в областной центр… подавать документы. Несмотря на бурные протесты Влада: переживет, себе на смену она подготовила аж двух отличных ребят.
«Узнай, как дела у матери».
Мать приехала сразу после звонка дочери — в тот же день, прилетела, хотя всегда боялась самолетов и долго рыдала над кроватью. Катька помнила, как она схватила предназначенный ей конверт, вышла в другую комнату… и вернулась какой-то другой… И уехала сразу с похорон, ничего не объясняя, не говоря, просто пообещала вернуться, как только сможет. («Можешь вообще не торопиться, » — подумала тогда Катька. Хотя боль у них была общей, и дочь это видела, сближаться с матерью ей не хотелось.
От нечего делать Катька даже включила телевизор. Хороший мультик…«… где-то ждут котенка Гава неприятности… а зачем они его ждут?»
— Я не котенок Гав, — подумала Катька, — меня пусть лучше подождут. И пошла собираться на тренировку.
Вечером, лежа в постели без сна, она вспоминала о матери.
Размолвки начались, когда Катьке исполнилось 12 лет, и первая была как раз в день рождения… А раньше? А раньше все было прекрасно… Мать была главным человеком в ее жизни, пока… да, после того дня, когда она прямо-таки закатила скандал… и это при всех! Катька ей этого не простила. А матери не нравилось все — подруги, их одежда, а больше всего — их поведение. Дальше — больше, и все это росло, как снежный ком. Ни одно из катькиных увлечений тогда не находило поддержки, одобрения, и ей это было больно и обидно, но когда-то, что ей хотелось, стали просто запрещать… Девочка научилась виртуозно врать. Правда, сначала краснели уши. Поэтому она подстриглась, не очень коротко, но, конечно, получила за это «по первое число». И тогда уже обозлилась окончательно.
И тут Катька поняла, что все последние годы прямо-таки коллекционировала свои обиды. А ведь было и хорошее… Хотя бы то, что ее отпустили назад, к бабушке, многого стоило. И потом… уже больше полгода мать почти не вмешивалась в ее жизнь… приезжала… помогала… и вообще вела себя как-то незаметно… А на выпускном… Что она хотела этим показать, неужели уважение? Катька не верила, что такое возможно. Мешал накопленный огромный ком гадких воспоминаний…
— Прости и отпусти, — появилось вдруг в голове.
— Бабушка? — вслух спросила девочка. А ведь она бы, наверное, именно это и сказала, — подумала Катя.
— Я постараюсь. — ответила девочка.
И у нее опять возникло ощущение, что бабушка рядом и улыбается.
Утром она пошла на кладбище.
И непонятно зачем взяла с собой… катану.
Ноги сами несли… нет, оказалось, сначала не к бабушке, а к Учителю.
Там она впервые дала волю слезам, положив катану на черный мрамор и присев рядом в сейдза. Коленки тут же намокли от влажной с утра травы. Слезы текли тихо и долго, но в конце концов ей стало… необыкновенно легко. Катя встала, пальцы сомкнулись на ножнах, и возникло:
— Все равно Ваша душа — со мной…
Только потом она пошла к бабушке, но оказалась там не одна. Мать подняла навстречу дочери лицо, словно помолодевшее на десяток лет… Катьке хотелось сказать что-то типа ехидного «отлично выглядишь для такого места», но… раздумала, сама не зная почему.
Мать словно светилась изнутри… И судя по всему, была очень рада видеть дочь, хоть и неожиданно. Действительно рада.
— Катюша, я как раз собиралась к тебе… Я должна тебе сказать… — мать поглубже вдохнула и вдруг выпалила: — Я выхожу замуж!
Тут у Катьки случился ступор…
— Аааа… А отец? За кого? Как это вообще?
Совершенно офигевшая от новости Катька была способна только на такие вот идиотские вопросы…
— Я получила от мамы письмо… я понимаю, что это дико…
— Ты тоже? — перебила Катька и мать с дочерью посмотрели друг другу в глаза.
Понимающе. Впервые за долгое время.
Они проговорили до утра…
Катя узнала многое… в частности, о том, что ее настоящий отец — художник, что было время, когда мать вытащила его из пьянства и они были вместе самый прекрасный в жизни год. Он был как ребенок — и смотрел, как ребенок, и жил — так же непосредственно… Он начал выставляться, появились заказы на картины, появились покупатели. А потом мать забеременела, а у него уже появились поклонницы, и она… решила уйти. Потому что, думала она, с двумя детьми ей не справиться. Она выбрала — своего будущего ребенка… и всю ее жизнь видела в ней своего любимого, ранимого, не приспособленного к жизни, безумно талантливого и… воинственного возлюбленного (вот почему мать не переносила ее увлечений)!
А тот, кого она считала отцом, на самом деле ее удочерил… Зачем — если не любил? Может, потому что любил мать. Недолго, однако. Через три года у него появилась другая семья. Вот почему он всегда «пропадал на работе»… Катьке хотелось потрясти головой и убежать прочь из этого дурацкого сериала.
— Наверное, все так получилось из-за моей лжи… ты сможешь простить меня, дочь? — у матери на глаза навернулись слезы. — Никогда не получится счастливой жизни, если выберешь страх, неуверенность, ложь… Я предала тогда и его, и себя, а потеряв тебя, расплачиваюсь за это… главное, чтобы ты не расплачивалась…
— Мама… Извини, а можно мне почитать бабушкино письмо?
Мать вздохнула, утерев глаза…
— Это очень личное… но… наверное, ты имеешь право. Хватит уже между нами вранья…
И Катя погрузилась в чтение… когда дочитала, она улыбалась. Бабушкин стиль был далек от маминого и та же картина, представленная далеко не без юмора как-то примирила девочку с реальностью.
— Она писала мне похожие записки. Только коротенькие. Спасибо, мам. Кажется, я наконец тебя понимаю.
Мать сидела, закрыв лицо руками и тихо вздрагивала. И ее было жалко до невозможности… Куда делась счастливая женщина, которую Катя встретила два часа назад? Девочка достала катану из ножен. Клинок притянул взгляд, и набежавшие было слезы остановились.
— Мама, давай вот прямо сейчас все отрежем. И будет новая жизнь. Другая ты, другая я. Я ведь не та, какой была после переезда. И я… я желаю тебе счастья! И вообще… давай дружить, так, что ли?
— Давай, — произнесла мать одними губами. — Это ничего, что я плачу?
— Ничего, — шмыгнула носом Катька. И почти сердито добавила: — Только мне неймется к тебе присоединиться! Но бабушка, наверное, не хотела бы слез.
— Она поймет. Некоторые слезы как дождь, очищают сердце.
Они положили руки на лезвие катаны и мать хотела было провести рукой по лезвию, но Катя остановила ее:
— Мама, ты не чувствуешь? Этого уже достаточно…
— Не знаю… тебе видней. Ой, ты слышишь? — мать резко обернулась. — Мне показалось, я слышала тихий смех?
Ночью Катьке снилась мама, молодая, красивая, как на той фотографии, что показывала ей — с ее настоящим отцом. И назавтра она немало удивила мать, попросив ее оставить это фото.