– Эта база не функционирует? – спросил Лев, тот самый молодой человек, который помог проводнику открыть дверь в дом.
При этом вопросе взоры всех обратились к проводнику, которая в ответ только безмолвно отрицательно покачала головой.
– Почему? – удивленно протянул Максим, критично настроенный молодой человек. – Такую базу отгрохать и допустить такое запустение… – Максим разочарованно поморщился: – Ее явно кто-то не поделил.
Проводник ничего не ответила. Она глубокомысленно разглядывала начинку тоста, который ела неспешно и вдумчиво.
Обсуждение судьбы заброшенной туристической базы на этом прекратилось. Ни проводник, ни пилот эту тему разговора не поддержали, а все члены группы были на Алтае впервые и не владели сведениями о появлении и исчезновении пансионатов, турбаз и санаториев в этом крае. На какое-то время разговор прервался, однако скоро новая тема посетила размышления его участников: турбаза, в которой они оказались, находилась намного севернее расположения пансионата «Яшма», к тому же значительно выше, так что здесь было несравнимо холоднее и ветреней. Ожидание спасателей растянулось на всю ночь и могло длиться еще неопределенное время, за которое, продолжая пребывать в таком холоде и не имея возможности должным образом согреться, легко можно было заработать простуду. Мелюхин предложил проверить вытяжку в печах и попробовать их растопить. Его предложение было поддержано.
Сразу после завтрака Мелюхин, Лев, Максим и пилот вертолета занялись печами двух открытых накануне вечером домиков. Проводник ушла к вертолету, чтобы в случае появления связи сказать диспетчеру местоположение аварийной посадки. Марфа же и Таня во главе с Марьяной отправились исследовать другие строения базы, рассчитывая найти в них то, чем можно было бы укрыться для согрева.
Марьяна предложила начать с бревенчатого двухэтажного строения. Марфа шла за Марьяной, замечая, что Таня едва поспевает за ними. Марфа вообще считала, что от Тани едва ли будет какая-то польза, – ходила она медленно, стоять без трости не могла.
Вход в здание был туго заколочен, и Марьяна предложила разбить стекло и попасть в здание через окно.
– Можно попробовать зайти через черный ход, – кротко произнесла Таня. – Может быть, его не стали заколачивать…
И в самом деле: обойдя здание кругом, девушки нашли дверь, ведущую в подвальное помещение. Дверь также оказалась запертой, однако деревянные наличники на двери отсырели и несколько подгнили, и стоило Марьяне как следует дернуть за ручку, как дверь податливо распахнулась.
Осветив фонариком бетонную лестницу, девушки спустились в подвал.
Марьяна направила свет фонарика на блеснувшие в дневном свете металлические стеллажи, рядами выстроившиеся здесь, на которых, должно быть, хранились когда-то бакалейные товары. Теперь же стеллажи были абсолютно пусты. Девушки направились по узкому коридору в следующее помещение.
Здесь, по всей видимости, когда-то была небольшая кухня, посреди которой темнел металлический разделочный стол, а по периметру были расставлены пустые ящики, которые остались от вынесенного отсюда оборудования.
Из кухни девушки поднялись по невысокой лестнице наверх и, толкнув деревянную дверь, вышли в маленький необставленный зал, залитый серым дневным светом.
Едва ли в здании возможно было найти что-нибудь стоящее – здание было абсолютно пустым. Девушки обошли каждое помещение, и, кроме пыли на дощатом полу, свитков полиэтилена и отдельных частей от вынесенной отсюда мебели, они ничего не нашли. Только оказавшись в главном холле – таком же небольшом, как и все помещения здания, но по причине необставленности его казавшемся просторным, – где когда-то, по всей вероятности, регистрировали гостей, девушки нашли в нем рассыпанные по полу рекламные листовки.
Подняв одну такую листовку, Марфа прочитала на ней: «Турбаза "Аполлинария" – одна из самых популярных баз отдыха на Алтае! Вас ждут качественное обслуживание и насыщенная экскурсионная программа…» На листовке была изображена счастливая улыбающаяся семья, запечатленная на фоне тех самых деревянных домишек базы, что теперь утопала в зелени завладевшей ею тайги.
– Идем отсюда, – раздался гулкий голос Марьяны. Она, так же как и Марфа, подняла с пола листовку и, просмотрев ее, равнодушно бросила обратно.
Последовав примеру Марьяны, Марфа вышла из холла. Таня пошла за ними, предварительно проследив взглядом за тем, как брошенная Марфой листовка спикировала на пол.
К девяти часам утра ветер снова усилился. Над головой трещали ломаемые порывами ветки, угнетенно скрипели терзаемые бурей стволы сосен. Пепельное небо, нахохлившись, сердито сдвигало густые брови облаков.
К этому времени были вскрыты и обысканы еще четыре домика. В них были обнаружены двухместная кровать с матрацем, два стула, раскладное кресло, столик, точно такой же, как и в первом домике, деревянный гребень для волос, авторучка и забытая кем-то газета от шестнадцатого июня две тысячи девятого года.
Скоро ветер стал приносить с собой не только мелкую пыль и фрагменты веток и сосновых иголок, но и дождевые капли, которые становились все чаще и крупней, штрихами полосуя пыльные стекла. Внезапно из низкого плотного покрова неба хлынули изобильные потоки дождя, объявшего мутной дымкой территорию базы. В этот момент Марфа вместе с Марьяной была в том домике, где девушки провели ночь, – они двигали диван и кресло так, чтобы дождь из проломленной крыши не заливал их. Печь этого домика была совершенно негодной для отопления, и было решено на время ожидания спасателей поселить девушек в соседнем домишке, где и печь, и крыша обеспечивали относительно комфортные условия. Для этого нужно было перенести в него диван и кресло, но разыгравшаяся буря не позволила сделать это, и теперь Марфа и Марьяна прикладывали немалые усилия, чтобы не лишить себя единственного места для отдыха. Тани с ними не было: вернувшись из административного корпуса, она не стала вместе с ними обыскивать дома, а решила обойти территорию турбазы, чтобы составить общее представление о ее расположении. И Марфа, и Марьяна увидели в этом решении Тани стремление оградить себя от нежелательного общества и остаться наедине с собой.
У Марфы мелькнула мысль о том, что Таню не следовало бы оставлять одну, и она решила, что настал подходящий момент, чтобы поговорить о ней с Мелюхиным.
Она оставила на несколько минут Марьяну и, войдя в соседний домик, в котором работали мужчины, подозвала к себе Мелюхина. Юра сразу же вышел к ней.
– Таня не способна на это, – заключил он, когда Марфа рассказала ему о своих наблюдениях за его женой. – Это абсурд.
– И все-таки, когда мы приземлились здесь, она не особенно обрадовалась этому… – заявила Марфа.
– Ее обморок связан с испугом, – заверил Марфу Мелюхин. – Поверь, я знаю Таню. Она любит жизнь. И она давно приняла свой недуг и смирилась с ним.
– Если бы я была такой, как она, – сказала Марфа, – и ты бы оставил меня, я бы не смогла смириться с этим…
Мелюхин не ответил на эти слова Марфы, а, на миг опустив свой задумчивый взгляд, он вновь поднял его на Марфу, притянул ее к себе и обнял так, будто хотел успокоить. Марфа обвила его пояс руками, прижимаясь к его груди.
Однако, несмотря на убежденность Мелюхина, Марфа все же решила тайком проследить за Таней. Пройдя за дома и углубившись в парк, Марфа увидела Таню на одной из дорожек. Та не заметила ее – она медленно шла по поросшей травой и усыпанной сухими сосновыми иголками тротуарной плитке, отрешенно глядя вперед и, казалось, совершенно не замечая того, что происходит вокруг. С минуту Марфа наблюдала за фигурой Тани, что мелькала между соснами. Убедившись в бесхитростности намерений Тани, Марфа вернулась к Марьяне.
Начался дождь. Поспешно отодвинув от просветов в крыше диван и кресло, Марфа и Марьяна встали у раскрытой двери домика и смотрели теперь, как серые ленты дождя хлещут по стволам деревьев и дорожкам, по стенам домишек и крышам. Все вокруг шипело ровным гулом, поглощая все другие звуки.
Внезапно из соседнего домика выбежал человек, в котором Марфа узнала Мелюхина. Бегом он пересек пространство, которое отделяло его от дома, у входа в который стояли девушки. Марфа и Марьяна посторонились, пропуская его внутрь.
– Вит сказал, что в такую погоду спасательный вертолет не полетит за нами, – сообщил Мелюхин известие, полученное им от пилота. – Плохая видимость и слишком сильный ветер…
– И что нам теперь делать? – напряженно спросила у него Марьяна.
– Когда ветер немного стихнет, спасатели смогут долететь до нас, – ответил Мелюхин.
– А если такая погода будет всю неделю?
– Нет, – отрицательно и уверенно покачал головой Мелюхин. – Вит сказал, что такое бывает здесь, и ничего страшного в этом нет. Сегодня-завтра все успокоится.
– Интересно, они знали прогноз погоды, когда намечали на вчерашний день подобный тур? – произнесла Марфа, озадаченно приподнимая брови.
– Вчера погода была нормальной для полета, – заметил Мелюхин.
– Однако мы все-таки оказались здесь, – ответила Марфа.
Дождь продолжался все утро. Только к полудню он несколько затих, а потом и вовсе прекратился, будто кто-то вдруг перекрыл кран. Однако взамен дождя склоны гор обволокло безветрием и туманом, похожим на замершие в пространстве дождевые капли.
Почти все это время Марфа, как и остальные члены группы, провела в домике, где Лев и Мелюхин растопили печь, применив для этого найденные девушками в административном корпусе фрагменты деревянной мебели, а также обнаруженную газету. Пока Мелюхин растапливал печь, Марфа сидела рядом с ним, подавая ему газетные листы. Она бегло просматривала заголовки статей: об отряде кораблей Тихоокеанского флота, отправившемся в Аденский залив на борьбу с пиратами, о массовых беспорядках в Иране, о чемпионате Европы по футболу, о саммите ШОС и встрече лидеров БРИК… Скоро эти заголовки заглатывали огненные гусеницы, превращая события прошлого в пепел, что исчезал в оранжевых языках пламени.
Таня сидела на принесенном в домишко стуле и смотрела, как огонь в печи то разгорался сильнее, то угасал, набегая на отсыревшие бруски. Дождь застал ее в парке, так что, пока она дошла на своих искалеченных ногах до домиков, она успела изрядно промокнуть. Мелюхин облачил жену в свою толстовку, а ноги ее он поставил к самой печи, чтобы тепло от нее как можно быстрее согрело ее. Таня спокойно принимала проявляемую им заботу, не отвергая ее, но и не благодаря за нее. Наблюдение за тем, как Мелюхин с заметным беспокойством крутится вокруг жены, уязвило Марфу, и она постаралась как можно реже смотреть в их сторону, однако взгляд ее сам собой тянулся к ним.
Когда же Мелюхин вновь занялся растопкой печи, Марфа подсела к нему и, с ожидающим вниманием бросая на него короткие взгляды, время от времени улыбалась ему, ненароком поглядывая на Таню. Но та ни разу не взглянула на них, а даже сомкнула свои веки, будто погрузившись в забытье. Лицо ее теперь было удивительно спокойным, на щеках появился румянец от непривычно быстрого шага и жара растопленной печи, а уголки губ больше не вздрагивали ни в необъяснимом веселье, ни в непостижимом отчаянии. Лицо ее вновь было необычайно красивым, невинным, чистым, и Марфа вдруг подумала, что Мелюхин не сможет оставить ее. Несмотря на чувство уверенности в верности своего выбора, она все же не могла постичь того, как можно было оставить такой красоты женщину. Что бы ни говорил Мелюхин о ее нервозности и о своей жалости к ней, Таню нельзя было не любить, и мысль об этом угнетала Марфу.
В порыве удрученной ревности и сомнения, Марфа коснулась руки Мелюхина, обращая его внимание на себя, а когда он обратил к ней свой взгляд, многозначительно посмотрела на него, поднялась и направилась к выходу. Мелюхин, бросив в огонь последний обрывок газеты, закрыл топочную дверцу и последовал за ней.
Марфа прошла в домик с проломленной крышей, с которой на дощатый пол ручьем текла вода. Она знала, что сюда никто сейчас не пойдет. Дождавшись Мелюхина, она захлопнула входную дверь и тут же приникла к нему.
Мелюхин обнял Марфу, прижимая свои ладони к ее пояснице и лопаткам. Он поцеловал ее мокрыми от дождя губами во влажный лоб. Закрыв глаза, Марфа подалась к этим губам, уткнувшись носом в шершавый подбородок Мелюхина. Она прижималась к нему так, словно хотела быть с ним одним целым, неделимым, будто он мог вдруг иссякнуть, как этот дождь, превратиться в дымку, пелену, туман, ускользнуть от нее. А Мелюхин отвечал на ее объятия, покрывая ее лицо неторопливыми поцелуями.
Это проявление их увлеченности, короткое, отхваченное у времени и присвоенное себе на краткий миг, казалось Марфе наводненным самыми выразительными и значительными выражениями, на которые была способна страсть. Она радовалась этим мгновеньям, чувствуя неизмеримый подъем и убежденность в справедливости и безошибочности итога ее душевных скитаний.
Марфа хотела сказать что-то, но не находила, что можно было бы сказать. Молчал и Мелюхин, продолжая то прижимать к груди Марфу, то поглаживать ее по голове, плечам и спине, иногда отстраняясь от нее, чтобы поцеловать ее или коснуться своей щекой ее щеки. Так стояли они в растерянном напряжении потерянных слов, уверяясь в справедливости суждения о бесполезности и ненадобности изречений, которые едва ли могли бы выразить то, что выказывали ласковые прикосновения.
Когда Марфа и Мелюхин вышли из домика, дождь уже кончился. В домишке с растопленной печью был организован обед. Таня приязненно улыбнулась мужу, когда он, войдя вместе с Марфой в комнату, подошел к жене и, склонившись к ней, спросил ее о ее самочувствии. Теперь, отметив этот жест заботливости Мелюхина по отношению к жене, Марфа не испытала ревности: Мелюхин только был добросердечен с женой, испытывая страстное влечение к другой.
Пока мужчины перетаскивали мебель из домика с проломленной крышей в соседний невредимый домишко с функционирующей печью, которую также растапливал теперь Мелюхин, Марфа с Марьяной решили вскрыть последний оставшийся домик, который они не успели обследовать по причине дождя, что низвергнулся с неба. Вскрыв отсыревшую дверь, девушки вошли в темную комнату. Ставни на окнах были закрыты, и свет серыми полосами проникал внутрь, разрезая скрипучий пол на десяток узких пластин.
В комнате стояла кровать с высокой спинкой и разобранными плитами из прессованной древесной стружки на месте матраца, низкий комод и пуф, оставленный рядом с ним. Обведя взглядом комнату и окинув ее точечным светом фонарика, Марьяна только безучастно пожала плечами, отметив этим бесполезность обнаруженных в домике предметов.
Марфа попросила у Марьяны фонарик и, подойдя к комоду, открыла верхний ящик. Он оказался пуст.
– Можно мне посмотреть? – раздался заинтересованный голос со стороны входа.
Марфа и Марьяна одновременно обернулись к Тане, которая, опираясь на трость, неслышно ступая по пыльному полу, вошла в комнату. На ней все еще была толстовка ее мужа, которая, благодаря пышным формам Тани, не смотрелась на ней излишне широкой.
Марфа отступила на шаг от комода, тем самым показывая, что она не возражает. Подойдя к ней, Таня взяла из ее рук фонарик и благодарно ей улыбнулась. Марфа не ответила на эту улыбку, про себя отметив в глазах Тани беспокойное любопытство.
Таня поочередно выдвигала все ящики, освещала их светом фонарика и, не находя в них ничего, кроме пыли, с усилием задвигала обратно. Чтобы выдвинуть два нижних ящика, Тане требовалось изогнуться так, как изогнуться она никак не могла, и она опустилась на колени на самый пол, положив трость рядом с собой. Эта настойчивость обнаружить что-то в комоде удивила как Марфу, так и Марьяну, однако обе объяснили себе неуклонность Тани как желание проявить участие во всеобщем благоустройстве временного пристанища.
Оба нижних ящика также оказались пустыми, и Таня, сидевшая на коленях у комода, подняла голову и посмотрела на Марфу с бесхитростным сожалением и, как будто извиняясь, произнесла:
– Пусто.