–Нельзя мне… это хозяин тайги, – объяснил он, – Однако, ты великий охотник, один завалил.
Молошко говорил по-русски, Василий понимал по-тунгусски. Общий язык они нашли. Сейчас оба сидели в чуме Молошки, ели мясо и запивали его горячим бульоном из деревянных чашек. Вели разговор.
–Лоча – хороший, маньчжур – плохой, – говорил тунгус.
–Поможешь мне до своих добраться? – спросил Вологжанин.
–Завтра олешек ловим, поедем, – сказал Молошко, – Сегодня отдыхай.
Молошко с утра отправился в лес за оленями. Пригнал двоих, оседлал. Сам легко запрыгнул на своего учага. Василий влез на второго. Отправились в путь. Трое суток перед лицом казака мелькали темные пади, снежные ремни рек, светлые пятна таежных болот. Подъемы и спуски, далекие хребты. Ночевали, вставали – и снова пади, подъемы и без края таежная синь. Наконец открылось широкое ледяное поле большой реки. Молошко вывел Вологжанина прямо к русской деревне из трех дворов, стоящей на Шилке. Васька едва слез с оленя. За эти дни он отбил весь зад, стер ноги. Переночевали в тепле, а на другой день гонца с Албазина местный мужик Петька Кузнецов посадил в сани, укутал в козью доху, чтобы не замерз, и по зимнику повез в Нерчинск.
Воевода Власов смотрел на казака. Молодой паренек с черными пят нами на обмороженных щеках отдал ему грамоту и ждал вопросов.
– Тебе сколько лет? – спросил воевода.
Восемнадцать, – ответил Вася.
– Остановиться, есть где? – снова спросил Иван Остафьевич.
– Если Тереха Лосев живой, то есть.
Власов взглянул на подъячего, тот закивал головой:
– Дома Лосев.
– Так, – сказал воевода, – шкуру тигриную оставляй, отправим в Сибирский приказ. Сам будешь в нерчинских казаках. Завтра с обеда придешь – про Албазин расскажешь. Ты, – повернулся он к подьячему, – выдашь служивому портище, а то он без штанов скоро будет, – Власов кивнул на Васькины ноги, на которых из-под куртки виднелись пестрядинные шаровары, все в заплатках, – А сейчас ступай к Лосеву, отдыхай.
Вологжанин вышел. Воевода развернул свиток, стал читать: «…И сколько кто побиты записать вскоре некому и некогда было, потому что страшное время было – друг друга не видали и кто оздоровет раненые и кто умрет не знали, потому что скудость во всем стояла такая у нас в Албазине… Не покиньте нас свет Государь Иван Остафьевич… утри кровавые уста своим милосердным словом». Власов тяжело вздохнул. После захвата Южного Китая богдыхан Канси требовал ухода русских с Амура, осаждал Албазин и готовил многотысячное войско в поход на Нерчинск, столицу Даурии. Зашевелились и монгольские тайши. Степные владыки при поддержке богдыхана нападали на бурятские улусы, на русские деревни. Царское правительство поняло, что с двух сторон: китайской и монгольской, нависла угроза отторжения Забайкалья от России.
В 1686 году в ответ на грамоту богдыхана Канси, который предлагал русскому царю определить амурскую границу, был назначен великий и полномочный посол – тридцатипятилетний окольничий Федор Алексеевич Головин. 26 января 1686 года посольство выступило из Москвы с обозом. Головина сопровождало пятьсот московских стрельцов, ратному делу хорошо обученных. В Сибири он набрал тысяча четыреста служилых людей. Командовать конницей был назначен бывший запорожский гетман Демьян Многогрешный опытный кавалерийский начальник, который находился в Иркутске в ссылке. Гонцы русского посла и китайского богдыхана постоянно находились в дороге. Канси менял место встречи послов, надеясь добиться своих целей военным путём. В январе – феврале 1689 года к Селенгинску и Удинску подошла армада монгольских всадников. Пушками и ружьями их снабдил Канси. Служивые приготовились к встрече с неприятелем.
Монгольские степняки рассчитывали с ходу смять малочисленные отряды русских, но напоролись на дружный и меткий огонь пушек и пищалей стрельцов. Из засад вылетали конники Многогрешного, пускали в ход копья и сабли. Русским помогали буряты и тунгусы. Они из луков на выбор поражали врагов, метали копья – мстили за прежние обиды. Окрестности Селенгинска и Удинска оказались усеянными трупами неприятеля. Затем Головин вступил в бой с табунутскими тайшами. Потерпев поражение, табунуты приняли российское подданство. В январе из Удинска, где зимовало посольство с войсками, Федор Алексеевич отправил в Пекин Ивана Логинова. Прибыв в Пекин, Логинов узнал, что Канси назначил местом встречи послов Нерчинский острог. Власову Иван сообщил, что тот назначен вторым послом. Рассказал о возможных вариантах заключения мира. Сам Иван Остафьевич внимательно следил за событиями, докладывал Головину и принимал соответствующие меры.
Вологжанин шел к Лосеву, который переселился в Нерчинск с Братского острога вместе с семьей, но уже долго жил один: жена умерла, а дочерей выдал замуж, благо женихи табунами ходили. Бедой русских поселений была нехватка женщин, и поэтому женились на бурятках, тунгусках. Захватывали в плен во время походов, покупали, крестили и жили. Младшая Настя жила рядом с отцом и обихаживала его. Он помогал зятю, сам тоже пахал немного земли, имел коней с овцами и рыбачил. Василий подошел к избе Лосева: четыре сажени в длину и три в ширину. Углы срублены в лапу, стены из вековых толстенных бревен, завалинки до самых окошек. Окошки маленькие, затянутые бычьим пузырем. Зато двор просторный, обнесен плетнем из ивовых прутьев. На задах конюшня, амбар, погреб, загон для баранов; поближе к дому огородишко, поленница дров. У ворот на въезде стояли сани, нагруженные бревешками, возле которых суетился Лосев.
–Дядя Терентий! – окликнул Вологжанин.
Лосев повернулся, сдвинул треух на затылок, пристально посмотрел на парня и радостно воскликнул:
–Васька… ты откуда? – и потащил гостя в избу. Зашли в дом, разделись. Терентий быстро поставил на стол теплые зеленоватые лепешки из дикушной муки.
–Дочка принесла, – пояснил он.
Потом на столе появился полевой зеленый соленый чеснок, толокна из сараны с брусникой, нарезанное ломтиками сало. Порывшись, он принес глиняный горшочек с брагой.
–Ешь да рассказывай: как в Албазине, как Черкас, Иван?
–Погибли оба, – сглотнув комок в горле, ответил Вологжанин. Лосев налил бражки:
–Помянем друзей!
За разговорами время пролетело незаметно. Хлопнула дверь, в избу зашел человек, поздоровался. Это был зять Терентия десятник Урасов.
–Ты, паря, – обратился он к Лосеву, – бери гостя – и дуйте в баню. Наговоритесь потом.
Лосев дал Василию чистое белье и, прихватив веник, они пошли в баню, натопленную по-черному. Топили ее несколько соседских дворов. Зимой топили сутки только березовыми дровами, пока не устанавливался постоянный ровный жар. Потом бабы скоблили полы и полог и начинали мыться. Первыми шли мужчины. Тепло баня держала долго, и женщины после банного дня стирали в ней, брали теплую воду на болтушку скоту. Лосев запарил веник, на каменку плеснул воды; от пара у Васьки уши в трубочку свернулись, горячий воздух ворвался в легкие, он закашлялся.
–Грейся, – говорил Терентий, – Сейчас веник запарим – все болезни вышибем.
Они парились, из бани вылетали красные в кучу снега, падали в нее и от обжигающего холодного прикосновения снова залетали внутрь на полог. Потом, чистые, вымытые, пошли домой. Лосев зажег жировик, мерцающий огонек которого едва освещал стол. Пришли соседи. Сидели, разговаривали, слушали рассказы Вологжанина об осаде Албазина, спрашивали о знакомых. Когда ложились спать, Терентий сказал:
–Живи у меня, Васька, сколько хочешь. Девки мои – ломоть отрезанный.
На другой день Василий сходил в воеводскую избу, ответил на вопросы Власова. Его записали нерчинским казаком, подьячий выдал ему сукно, соли в счет жалования. Жил Вологжанин у Лосева, числились в одном десятке у Урасова: ездили за лесом для починки острога. Неприметно подошла весна. В апреле на солнечных пригорках высунулись синие головки подснежников. Потом очистились ото льда Нерча и Шилка, задиристо гнали рябую волну на перекатах. Вода пенилась на крутых поворотах, билась о берега, уносила остатки льда. Лосев и Вологжанин, как и их соседи, вытащили лодку, просмолили. Терентий просмотрел и починил сети. Когда прошел ледоход, наловили свежей рыбы. У Лосева проклюнулась, зазеленела озимая рожь. Он вместе с Васькой вспахал небольшое поле, засеял овсом, помогли Урасову.
– Не приладились мы еще к здешней земле, да и климат суровый, – сокрушался Тереха, – Потому и урожаи у нас хуже албазинских.
В конце июня съездили в сопки, привезли мангира – дикого лука, на берегах Нерчи нарвали полевого чеснока; все засолили. По утрам
Васька проверял корчаги, сплетенные из ивовых прутьев, приносил рыбу. Рыбу жарили, вялили на зиму.
Нерчинский острог вновь поставил воевода Пашков. Поставил на северной стороне в устье Нерчи, где место было открытое со всех сторон, сопки голые. Неприятеля можно было увидеть за версту. За время существования капитальный ремонт в остроге не проводился. Стены во многих местах и основания башен подгнили и, когда наступило тепло, воевода приказал ремонтировать острог. Стены изнутри укрепляли бревнами.
Девятнадцатого июня Власов получил письмо от Логинова, что к Нерчинску через месяц прибудут послы богдыхана. Отправил донесение Головину. Но китайцы схитрили. Их посольство вышло на пять дней раньше установленного ими же срока, а Ивана Логинова задержали еще на две недели. Впереди посольства скакали специальные досмотрщики, выбирали дорогу, которую за ними ремонтировали и расчищали назначенные властями люди. К нерчинскому воеводе полетели донесения. Из Албазина – что приплыли вооруженные бусы Лантаня заявившего, что «Везем для послов в Нерчинск припасы». Из Аргунского острога – что подошел обоз из четырех тысяч верблюдов и пяти тысяч лошадей, на которых китайцы посадили воинов. Через неделю к Нерчинску подплыл флот Лантаня и расположился выше острога, как всегда, отрезая путь от русских поселений. Двадцатого июля в сопровождении десятитысячной армии прибыли послы Канси. Войска встали чуть ли не у стен острога. И Головин, который только вышел из Уды, и Власов потребовали от послов, чтобы они очистили подходы к Нерчинску и не травили посевы. Ультиматум китайцы выполнили. Войско отошло и расположилось на речке Макаровой, впадавшей с правой стороны в Шилку, а сто двадцать бус встали на якорях на Шилке, напротив устья Нерчи. Стали ждать Головина. Посол со своим отрядом прибыл на Читинское плотбище первого августа, а уже третьего отплыл на плотах. Впереди посла плыли московские стрельцы, а позади – сибирские служилые люди. Табуны коней были отправлены по суше. По просьбе Федора Алексеевича двадцать тунгусов пошли проводниками у казаков, которые гнали лошадей. Впереди плотов посол отправил на легких лодках разведчиков, которые и доложили ему обстановку возле Нерчинска. Чтобы неприятель не узнал численность русских войск, пришедших с Головиным, дозоры в десяти верстах нашли удобное место для причаливания плотов. Окольничий одобрил место и приказал выгружаться. Его отряд углубился по небольшой пади в северную сторону и из-за горы скрытно подошел к острогу, куда и был запущен девятого августа 1689 года. Для уточнения ритуала
съезда послов к Головину часто приезжали посыльные от китайцев. Посол принимал их в палатках за острожными стенами. У палаток было установлено пятнадцать пушек и караул в сто двадцать стрельцов, чтобы показать силу русских, хотя наши силы раз в пять были меньше цинской армии.
Двенадцатого и четырнадцатого августа послы съезжались на переговоры. В полуверсте от Нерчинска на открытом месте были установлены два шатра, один возле другого. В них и встречались послы. Русский шатер отличался от китайского богатым убранством. Он был весь застлан коврами, на столе стояли золотая чернильница и изящные часы, диковинка для того времени. Охрану установили по пятьсот человек с обеих сторон. Встречи послов обставлялись пышно. Послы китайцев князь Сонготу, дядя богдыхана Тунгочан и Лантань переплыли Шилку вместе с охраной, которая несла восемь разноцветных знамен с изображением драконов – по числу воинских корпусов. Затем послы сели на лошадей и двинулись к шатрам. В это же время наше посольство верхом выехало из острожных ворот: окольничий Головин, воевода и стольник Власов, енисейский дьяк Корницкий. Впереди шло триста московских стрельцов в полной боевой выкладке: сабли, копья, бердыши. Не было пищалей, но они тайно несли ручные ядра-гранаты. Следом за посольством ехали двести дворян, подьячих и служилых людей, среди которых находились Лосев и Вологжанин. По личному приказу нерчинского воеводы отобрали самых боевых. Все пышно разодетые. Головин в кафтане из золотой парчи и шитым золотом плаще, отделанном темными соболями. Власов – тоже в роскошной одежде, обшитой золотом и отделанной соболями. Китайцы – в ярких шелковых халатах, украшенных драконами. На голове у каждого широкополая соломенная шляпа с крупными жемчужинами, на шее – четки из красных и белых корольков. Послы поздоровались, сели на свои скамьи. За ними встала свита с переводчиками.
Послы Цинской империи начали с заявления, что граница должна проходить по реке Лене, которое сразу же было отвергнуто. Разгорелись споры, но они ни к чему не привели. На второй встрече китайские послы стали требовать установления границы по Нерчинску. Секретными инструкциями Головину предписывалось, в крайнем случае, разорить Албазин, но границу провести по верховьям Амура и Аргуни, о чем он и заявил. Послы так ни к чему и не пришли. Китайцы прекратили переговоры, сняли свой шатер и демонстративно стали готовиться к осаде Нерчинска, выставили везде посты, перестали пропускать в острог проезжих людей.
Русские стали готовиться к обороне. Головин приказал перегнать в острог весь скот. Возле ветхих городских стен поставили несколько рядов надолбов, начали копать рвы и земляные валы поперек долины Нерчи, на склонах ближайших высоток появились орудия. В Нерчинске стали ставить раскаты. Весь десяток Вологжанина все дни упорно работал на укреплениях. Китайцы перегнали часть бусов к своему лагерю, готовились перевозить воинов и прикрывать переправу пушечным огнем. Наступил критический момент. Восемнадцатого августа Головин приказал Власову возглавить оборону Нерчинска, а сам со стрельцами и конницей с развернутыми знаменами вышел из острога и приготовился к бою. В центре поставил стрельцов с копьями и пищалями. Пушки на высотках зарядили, пушкарей прикрывали пешие казаки. По флангам находилась кавалерия Многогрешного и конные тунгусы под командованием Павла Гантимурова. Каждый тунгусский конник в толстом панцире из бычьей кожи, обложенной железными пластинами, или в железных и ременных кольчугах. У каждого боевой лук в налучнике, у многих – сабли. Строй ощетинился пиками. Китайцы поняли: на испуг русских не возьмешь. Каждый второй цинский солдат участвовал в осаде Албазина и они хорошо знали отчаянную храбрость русских воинов. Лантань как боевой командир понимал, что при переправе армии через Шилку множество солдат потопят, а кто уцелеет и выберется на берег, может пасть в рукопашном бою. Он с одними бусами острог не возьмет. Выход был один: продолжить переговоры. Переговоры возобновились, но проходили через посыльных. Наконец послы выработали приемлемые для обеих сторон решения.
Двадцать седьмого августа состоялось официальная церемония подписания Нерчинского договора России с Китаем. Несколько дней в Нерчинске лили дожди, и шатры стояли всего в пятидесяти саженях от стен острога. Послы подписали договор, по которому определялась граница по Аргуни, а по Амуру оставалась неопределенной. Согласно договору Албазин должны были разрушить, а Аргунский острог перенести с правого берега на левый. Когда подписали договор, Головин пригласил китайских послов в свой шатер и хорошо угостил. Договор почти два века регулировал политику и торговлю двух стран на Дальнем Востоке.
После подписания договора китайские послы сразу отъехали. Власов и Головин принялись вновь укреплять Нерчинск. Вместо ветхого острога рубили город. Стены ставились из рубленых, горизонтально уложенных бревен, которые прерывались для лучшей устойчивости срубами, где впоследствии расположились хозяйственные постройки. В дело пошли плоты. На которых плыли от Читинского плотбища. Работали все. По приказу Головина нерчинцы возводили четвертую стену города. Вася прорубал паз в бревне, когда подъехали Власов и Головин. Вокруг копошились занятые делом люди. Воевода и окольничий слезли с коней, начали придирчиво осматривать стену, ища огрехи. Взгляд Власова остановился на Вологжанине. Он оживился.