– Молодец! – крикнул отец.
Рядом Черкас, играя тяжелым палашом, рубил одного за другим. Среди китайцев началась паника. Одни отбивались, другие, показав спину, прыгали в реку, плыли к судам. Туман мешал Лантаню разглядеть, что творилось на берегу. На бусах сыграли тревогу. Военачальник был в растерянности, но когда к лодкам начали подплывать беглецы, он отдал приказ. С судов по берегу, где шел бой, ударили пушки. Большинство ядер прошло впустую, но Бейтон приказал отступать. На помощь артиллерии Албазина надежды не было. Туман, да и отошли далеко. Подобрав убитых, раненых, прихватив трофеи, защитники с честью вернулись в острог. Убитых было мало, раненые, в основном, легко, настроение у всех приподнятое. Иван, опираясь на пальму, которую подобрал на обратном пути, стоял возле Черкаса и поглядывал на сына. Никита разглядывал и оценивал широкий китайский меч, который захватил с собой:
–Им только рубить можно, выпад сделать сложно. Тяжелый.
–Что, сынок, – не выдержав, спросил Вологжанин, – не зацепили?
–Нет, – ответил Вася. Боевой азарт прошел, его колотило.
–Не трогай его – тихо попросил Черкас – Сам-то помнишь, как после первого убитого себя чувствовал…
–Точно, – согласился Вологжанин, – Пойдемте отдыхать.
Туман рассеялся к обеду. На поле боя лежала груда тел. Каркали вороны. К берегу стали подходить бусы, высаживать солдат. Одни стали собирать убитых, другие – копать ров и насыпать земляной вал. Лантань хотел оградить себя от неожиданностей.
Густой туман молочного цвета стоял над Амуром, острогом, как клочья ваты цеплялся за вершины деревьев, временами переходил в моросящий дождь. Василий Вологжанин в обрезанном синем халате с нагрудником на груди напряженно всматривался с острожной стены в полосу тумана, из которой слышались крики людей, изредка раздавались выстрелу. Четвертые сутки казаки дрались с китайцами. Глядеть Ваське было плохо. Окровавленная тряпица прикрывала лоб и правый глаз, распухший нос торчал как репка, оба глаза заплыли от синяков. Когда опустился туман, воевода принял решение начать бой. Погода не давала возможность врагу применять пушки, которых у него было много. Один отряд, куда вошли Вологжанины и Черкас, скрытно обошел лагерь китайцев и ударил с тыла. Другая часть защитников напала от острога. Бой в тумане не давал преимущества цинской армии, несмотря на многочисленное превосходство. Казаки внезапно нападали, отступали, неожиданно возникали в другом месте, и снова завязывалась рукопашная схватка. Васька вместе с товарищами тоже рубился, отходил, прятался в лесу и снова шел в бой. Ночевали они тоже в лесу, где отец обкорнал по его размеру трофейный халат, чтобы была защита, хотя бы спереди. Вчера утром разведчики сняли часовых, отряд напал на китайцев, порубил часть воинов, но, когда их стали окружать, казаки отступили и по опушке леса начали пробираться к Албазину. Возле острога, откуда уже выходила помощь, им во фланг ударила вражеская пехота, разделив отряд пополам. Васька развернулся, отбил удар меча одного солдата, отпрыгнул в сторону и рубанул саблей другого по пояснице. Тычок сбоку выбил клинок из руки. Усатый пожилой маньчжур, открыв в крике рот с неровными желтыми зубами, вновь поднимал меч. У парня похолодело внутри. Он не успевал ни выхватить нож, ни броситься в ноги. Пальма, с огромной силой вонзившаяся в спину противника, бросила его на Ваську. Вологжанин получил рукоятью по носу, лезвие меча резануло полбу, самого сбило с ног. Тело убитого с него скинули быстро.
– Вставай, чего разлегся!..– крикнул отец, держа пальму в руке.
Рядом, крутясь волчком, сражался Черкас. Василий схватил саблю, поднялся и, обтирая кровь, льющую из рассеченной брови, вместе со всеми вошел в крепость. Здесь его осмотрели казаки. Черкас положил на рану сушеный мох, перевязал. Потом ему поправили голову, гудевшую как колокол. Боль утихла, и отец уложил его спать, утешив на прощание: «До свадьбы заживет!..» Уснул он быстро, спал долго, а когда голодный желудок заставил его встать, казаков уже не было. Отдохнув, отряд ушел на утреннюю вылазку. Сейчас Васька ждал его возвращения. Шум боя стих. Открылась потайная калитка, стали заходить разгоряченные боем казаки, заводили раненых, вносили убитых. Василий ссыпался со стены. Парню в глаза бросилась знакомая куртка из лосины на человеке, лежавшем на земле. Иван был мертв. Шальное ядро на излете ударило его в шею, раздробило позвонки.
– Батя! – кинулся он к отцу.
Мужики молчали. Да и что можно было сказать!.. Черкас осторожно, но твердо поднял Василия. Покойников понесли в церковь, где осунувшийся поп должен был их отпеть. Придерживаемый Никитой Васька шел бессознательно, – внутри все закостенело. Не проронив слезинки, он стоял возле отца, слушал молитвы и только тогда, когда Ивана положили в могилу, заплакал навзрыд, уткнувшись лицом в плечо Черкаса, тот неуклюже гладил его по голове.
Распогодилось. Цинское войско, окруженное усиленными караулами, стало готовиться к осаде острога. Китайцы насыпали земляной вал, расставили туры и плетеные щиты для защиты от албазинской артиллерии, срубили четыре раската для ломовых пушек, в том числе для пушки-дракона с тяжелыми ядрами. В Албазин начали метать пороховые ракеты, к которым привязывали прелестные письма: «Уходите с Амура». В ответ получили послание: «Един за единого, голова в голову, а назад без указа нейдем». Дороги по Амуру в Нерчинск были перекрыты, но, чтобы испугать его защитников, Лантань отправил туда крестьянина Аксена Федосеева, который находился в плену, с письмом-предупреждением. Китайская артиллерия начала обстрел крепости. Ядра глухо и тяжело ударялись в крутой вал, от сильных ударов содрогалась земля, серые глиняные и черные земляные комья поднимались высоко и падали за острожные стены, скатывались в ров. Цинские умельцы пускали «огневые» стрелы для поджога зданий. Зарывшийся в землю, Албазин не горел. Начинавшиеся пожары тушили сразу. Основная опасность: могли убить и ранить тех, кто передвигался внутри острога. К китайцам приплыло подкрепление. Часовые заметили сколоченные осадные лестницы, мостки. Стало ясно: будет штурм. По приказу воеводы у стен поставили кадки для кипятка, который постоянно бурлил в котлах, железные козлы для смолья на случай ночного нападения. Все эти дни Никита находился рядом с Васькой. Вместе ходили в караул, кололи чурки на смолье. Черкас пытался отвлечь младшего Вологжанина от горьких мыслей, часто рассказывал о своей юности, Запорожской Сечи. Но когда парень спросил: «А за какие грехи тебя в Сибирь сослали?» – отделался смешком: «Не того гетмана выбрал».
Ожидая приступа, казаки находились в полной боевой выкладке. Черкас и Василий стояли в дозоре на сторожевой башне. Сбоку виднелся Амур. Река около отмелей и берега однообразно шумела. Изредка тишину нарушал всплеск большой рыбины. У самой стены поле, заросшее небольшим кустарником, а дальше редкий березняк и лагерь китайцев. Восток понемногу яснел. Васька вгляделся; в березняке шевелились какие-то люди. Он толкнул Никиту:
–Дядька, смотри!
Черкас внимательно посмотрел вдаль и схватил веревку набатного колокола. Безостановочно и тревожно зазвучал набатный звон. Казаки бежали, на ходу натягивая шаровары, надевали на себя куяки, опоясывались саблями, заряжали ружья. На башню заскочил Бейтон:
– Почто в колокол бьешь?
В китайском лагере зажглись огни, ударили пушки. В кустарнике, березняке казачий голова увидел ряды воинов с осадными лестницами, баграми, мостками. Ответила албазинская артиллерия. Афанасий перекрестился и громко крикнул:
–Зарядить самопалы! Пощады не давать, аманатов не брать! Пятиться некуда, биться, не щадя голов!
Отец Сергий, облаченный в ризу, с крестом в одной руке, с кропилом в другой торопливо обходил стены. Священник наскоро кропил оружие святой водой, благословлял на подвиг:
–Умрем за веру крещеную!
Многие крестились, прощались друг с другом. Стены земляного города не могли пробить даже двадцатифунтовые ядра тяжелых пушек, лишь изредка расщепляли заостренные концы бревен. Лантань, понимая, что не разобьет стены, бросил на приступ своих солдат. Тысячи три китайцев высыпали на поле, кинулись ко рву. Лучники и пищальники, прикрывая остальных, открыли огонь по защитникам. В ответ затрещали кремневки. Васька залег на площадке сторожевой башни. Сверху неприятель был виден, как на ладони и Вологжанир стрелял во врагов, с удовлетворением замечая, как солдаты падают и уже не встают. Перезаряжал ружье и снова стрелял, шепча:
– Это вам за батю.
Противник перебрасывал через ров мостки, перебегал. На вал солдаты бросали осадные лестницы, по которым карабкались, пытаясь добраться до албазинцев. Кто хотел проскочить мимо лестницы, с воплями летел в ров или на коленях пытался перебраться назад через мостки. «Чеснок», впивавшийся в ноги, не давал подняться, обезноживал нападавших. Казаки хладнокровно расстреливал китайскую пехоту. В двух местах ловкие воины подобрались к верху стены. По двое подняв бочонки с кипятком, защитники окати ли их. Почти сразу раздались истошные вопли, и смельчаки покатились с лестниц. Цинское войско несло большие потери. Командиров на выбор выбивали русские стрелки. Китайцы дрогнули, растерялись и побежали с поля битвы. Штурм был отбит. Однако победа была омрачена большой бедой. Двенадцатого июля ядром ранил воеводу Алексея Толбузина. Через четыре дня его похоронили. Командование принял Афанасий Бейтон. Взбешенные неудачами, китайцы взяли Албазин в плотную осаду, но семьдесят казаков, отправленные Власовым на помощь, пробрались в крепость, – они приплыли на легких стругах. Во время вылазки навстречу казакам Лоншакова Василий и Никита были ранены. Вологжанина солдат, падая, чиркнул саблей по коленке, и Васька теперь прыгал на одной ноге. Чер кас получил стрелу в плечо – хорошо, что не задело кость. Оба товарища находились в землянке вместе с другими раненными. Время тянулось медленно. Казаки развлекали себя бывальщинами и пели песни. Вологжанину запомнилась песня о Комарском остроге, в котором казаки также отбивались от врагов. Пели ее часто:
Во сибирской во украине,
Во даурской стороне,
Во даурской стороне,
А на славной на Амуре на реке,
На устье Комары-реке
Казаки царя белова –
Оне острог поставили,
Острог поставили,
Ясак царю собирали…
Круг оне острогу Комарскова –
Оне глубокий ров вели
Высокий вал валили
Рогатки ставили,
Чеснок колотили,
Смолье приготовили…
Раны зажили, друзья вновь несли службу, наблюдали за цинским войском. Черкас продолжил сабельное обучение Вологжанина, других молодых казаков. Китайцы валили лес, пилили его на дрова. Перед Албазином вырастал дровяной вал. Под его прикрытием солдаты обстреливали острог и начали сооружать такой же вал возле самого рва. Наступила осень. Цинская армия зарылась в четыре земляных городка, бусы отвели в затоны. Защитники обстреливали растущие валы из пушек. Ядра разметывали дрова, но в ночь все заново было уложено. Затем китайцы начали рыть подкоп под вал. Сверху на них пытались сбросить большие камни, бревна. Но ничего не вышло. Вражеские орудия обстреливали этот промежуток стены днем и ночью. Бейтон созвал начальных людей на совет. План осаждающихся был ясен. Как и в первый раз, если не получится с подкопом, подвести дровяной вал под стены города и сжечь острог. Решили сделать вылазку всеми людьми. Когда защитники пошли в бой, в остроге осталась лишь охрана на воротах. Китайцы атаки не ожидали. Внезапным ударом казаки перебили дозоры и землекопов, в подкопе обрушили стойки, завалив его землей; потом взошли на земляной вал, окружавший цинский лагерь, порубили мечущих в панике пушкарей и, отчаянно сопротивляясь нахлынувшим резервам, подождали, когда подожгут в нескольких местах дровяные валы, а затем организованно отошли в Албазин. Никита и Василий держались вместе, прикрывая друг друга. На валу перебили немало врагов. У Вологжанина появилась холодная ярость, которая присуща опытным воинам. На него замахнулся солдат. Он отбил удар, а сабля его сделала обманное круговое движение и вышла сбоку, пронзив горло противника возле уха. Второй пытается достать копьем Черкаса. Взмах клинка и вместо копья в руках бесполезная деревяшка. Никита делает выпад, укол в живот ниже нагрудника – готов второй. Когда казаки вернулись в крепость, убитых не было. Лантань потерял больше тысячи. Дровяные валы пылали по всему периметру, поджаривая заодно раненых. Дымом затянуло крепость, лагерь осаждающих, которые срочно отвозили от огня порох, откатывали орудия.
До 6 мая 1687 года китайцы не предпринимали никаких боевых действий, видимо решив выморить албазинцев голодом. Зерна и соленой рыбы из старых запасов хватало, чтобы не протянуть ноги, но не было витаминов. Началась цинга, которая выкосила ряды защитников. Если при вылазках и обстрелах казаков полегло чуть больше сотни, то от цинги – пятьсот человек. В крепости осталось примерно сто пятьдесят жителей. Трупы умершихся складывали в полуземлянках, а двери заваливали. Хоронить сил не было. В начале мая в Албазин пропустили двух казаков, которые передали Бейтону, что будут переговоры и что войска, осаждающие острог, боевых действий вести не будут; однако намекнули: жить с большим бережением. Китайцы попросили роспись раненых, говоря, что отправят для них лекарства. Бейтон ответил, что в остроге все здоровы. Хотели отправить продуктов, но вновь получили отказ. Им сообщили, что ничего не надо, а в доказательство отправили специально испеченный пудовый пирог. Муку для пирога собирали по землянкам всем миром. После этого цинское войско убрало пушки, щиты, туры и отошло на четыре версты, где вновь стало лагерем и повело наблюдение. К Амуру за водой пропускали, а в лес за дровами и корой от цинги – нет. Пахать и сеять тоже не дали. Крепость была блокирована. Никита Черкас тоже скончался от цинги. Василий принял последний вздох старого запорожца, прошедшего от Черного моря до Амур. Он расширился в плечах, был таким же немногословным, как и его отец Иван. Когда стали пускать к реке, тайком ставил самоловы и худо-бедно, но приносил свежую рыбу. В августе подписали перемирие. Хотя армия Лантаня уплыла остались сильные заставы возле Албазина. Цинские разъезды не давали возможности охотиться, собирать ягоду, грибы. Острог держался на помощи Нерчинска. Власов не раз отправлял в город припасы: порох, свинец, фитили, скот, редко хлеб. Последний гурт скота из Нерчинска в декабре пригнал Игнатий Милованов. Однако всех казаков китайцы задержали и лишь на следующий день пропустили со скотом десять человек. К Милованову приставили доглядчиков-изменников Ивашку Артемьева да Афоньку Бейгашина. Казаки пробыли в Албазине едва четверть часа. Милованов лишь мельком видел Афанасия Бейтона, который лежал больной, но, улучив момент, шепнул албазинцам, что нерчинский воевода ждет посла Головина и с ним четыре тысячи вооруженных людей, и чтобы Бейтон отписал в Нерчинск, как идут дела в остроге. Вечером того же дня Афанасий вызвал к себе Вологжанина.
Нерчинск
Василий шел редким, с подкатом, шагом, чтобы сохранить силы на длительный путь. Полтора дня назад, когда стихла пурга и стлалась густая мгла, он вышел из Албазина, выполняя поручение Бейтона. Приказ был краток: доставить письмо в Нерчинск и не попасть в руки неприятеля. Выбрал его воевода за знание тайги, молодость и выносливость. Он шел на коротких лыжах шесть ладоней в длину и четверть аршина в ширину, загнутых с обеих сторон. Шел по тайге, потому что по берегам Амура стояли цинские караулы. В руках пальма, за спиной кремневый карабин, на курке которого намотана тряпица, чтобы с полочки не ссыпался порох, за пазухой – свиток с донесением. Вчера вечером Вологжанин доел скудные припасы, взятые в дорогу, и сейчас раздумывал: выходить к реке или ночевать в лесу и добыть какую-нибудь дичь. Он вышел на обширную поляну, посреди которой лежала огромная ель,
поваленная ветром и занесенная снегом. Возле ели Вася решил отдохнуть. Пройдя половину пути, он остановился, пригляделся.
Огненно-пушистый хвост хлестал по еловым веткам, сбивая снег. Васька воткнул в снег пальму, резко скинул кремневку, сдернул с нее тряпицу. Вовремя. На поляну из-под ветвей выскочил огромный полосатый зверь с оранжевыми и черными отливами. На мгновение тигр присел, сжимаясь в тугую пружину. Вологжанин прицелился в глаз зверя и спустил курок. Раздался выстрел. Тигр прыгнул, но, перевернувшись в воздухе, по валился в снег и забился в ярости. Василий схватил пальму, скользнул на лыжах в сторону и с силой вонзил ее за ухо зверя. Тигр стал биться в предсмертных мучениях. Казак, откатившись в сторону, ждал. Судорога пробежала по телу зверя, вздымая волнами мех. «Готов…» – понял Вологжанин. Напряжение схватки спало, по телу пробежали мурашки. Он понимал, что ему невероятно повезло: не отказала кремневка, а пуля попала прямо в глаз тигру. Подобрав брошенное в спешке ружье, он подошел к ели. Под елью лежал задавленный молодой кабанчик. Помешал пообедать зверю, понял он. Василий зарядил ружье, снял лыжи, утоптал снег, настрогал смолистых щепок и развел костер. Теперь ему не приходилось выбирать. Нужно было снять шкуру с тигра, нажарить свинины, чтобы хватило на дорогу. Чуткий слух охотника услышал шорох, и он повернулся. На поляну выходил человек. Для Вологжанина день сложился удачно. Тунгус Молошко, услышав выстрел, решил посмотреть, кто охотится в его угодьях. Он разделал кабанчика, поджарил печень, но Васе, который снимал шкуру с тигра, не помог.