Приходил Жуковский. Принес записку от Пушкина.
Там было: «Государь, я поплатился жизнью за свои грехи и игры, позволенные одному лишь Создателю. Молю не оставить после смерти жену мою и детей. Жду царского слова, чтобы умереть спокойно».
Сдерживая слезы, Николай написал: «Прости и ты. Все вышло по моей вине, и я более достоин смерти как зачинщик безбожной идеи. Не мучай себя. Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки».
Жуковский ушел, и Николай не сдержал слез. Он думал, что вот еще теперь, в эту минуту, Пушкин жив. Смертельно ранен, но жив и может говорить или писать записки. А через час, два, завтра утром – умрет. Пройдут годы, забудутся его голос, черты… Впрочем, черты остались. Николай захотел взглянуть еще раз на парус, но сдержался, чуя в этом дьявольское наваждение. Упал в кресла и заснул.
Очнувшись, он увидел Жуковского и личного своего медика Николая Федоровича. Лица их были темны, сомнений не оставалось. Оставалось только произнести страшное.
– Случилось, – сказал Жуковский. Так же, как и Николай, он чувствовал вину и так же был сражен мистической тайной произошедшего.
Утром Николай пригласил Жуковского и Бенкендорфа к себе в кабинет. На государе был военный мундир, голос звучал официально.
– Господа, произошло страшное. Мы потеряли первого поэта России, потеряли часть самих себя. Но главное теперь – забыть об этой истории, не дать ни малейшего повода обществу и газетчикам узнать. Слушайте хорошенько: никакой машины не было! Была простая дуэль!
– Как же… сообщить обществу? – спросил Бенкендорф.
– Срочно выдумайте правдоподобные причины поединка, виновника и прочее.
– Какие причины, помилуйте, государь, они ведь родственники.
– Что угодно: например, Жорж-Шарль был в связи с женой Пушкина, а тот узнал.
Граф подумал и ответил:
– Да, так можно. В это поверят.
– Самого француза, как иностранного подданного, срочно выслать. Извиниться, заплатить хорошенько и выслать. Это и нам тайну убережет, и его от виселицы.
– Будет исполнено, государь.
– Создателя вернуть на каторгу, Данзаса приговорить к повешению, потом поместить в крепость, потом отпустить, приказав молчать настрого… В вас, господа, я уверен.
Сели пить кофе. Все было как несколько дней назад. Лучи падали на стол от голубого неба, от Невы, горчило на губах, пятнышко на сукне никуда не сдвинулось. Только Пушкина не было в живых.
– А что делать с машиной? – спросил Бенкендорф. – Уничтожить?
Николай задумался. Как всякое дьявольское искушение, машина отталкивала и притягивала одновременно. Теперь, после случившегося, хотелось ее сжечь, растоптать и запретить к упоминанию. Но… в ней оставалось его, Николая, лицо… Последние мгновения жизни Пушкина… Просто разрушить неведомое было бы варварством. Трагические события скорее показали, что Россия пока не готова к подобным фокусам с остановкой времени… Стоило спрятать ее подальше от общества и газетчиков. Николай шепнул что-то на ухо Бенкендорфу, послали за Дантесом.
Жорж-Шарль предстал перед государем по своему обыкновению полусонный, слабо понимающий, что происходит и почему он здесь.
– Monsieur Heeckeren, – сказал Николай по-отечески, – vous êtes innocent et vous vous êtes trouvé entraîné dans cette terrible situation, que nous ne parvenons pas à nous expliquer. Vous resterez à jamais dans l’Histoire comme l’assassin du plus grand poète russe, c’est le destin qui en a décidé ainsi. Mais tout sera présenté comme si c’était lui qui vous avait provoqué en duel et vous, en tant qu’honnête homme, ne pouviez refuser. Les gendarmes vous raccompagneront à la frontière et de là, retournez dans votre Patrie.[4]
– Я могу уехать с женой? – спросил Жорж-Шарль по-русски.
– Можете, – Николай обнял его, – и вот еще что… Хочу поручить вам особую миссию.
Они прошли в соседнюю комнату, где стояла машина.
– Вам надлежит увезти это с собой, спрятать надежно и хранить, покуда живы. Ни одна душа не должна узнать.
Дантес подошел к машине.
– Государь, – сказал он, – клянусь, что до самой моей смерти никто не узнает о страшном изобретении.
P.S. Лишенный языка косматый создатель машины был отправлен на каторгу, а через год, как знающий инженерное дело, переведен под присмотр военного ведомства. Принимал участие в разработке оружия и фортификационных сооружений. Последний раз приставленные следить жандармы видели его в 1841 году под Пятигорском. Позднее след его исчез, возможно, он погиб в столкновении с горцами или бежал.
Данзас, пробыв в крепости до мая, был освобожден и направлен на прежнюю службу.
Жуковский скончался через пятнадцать лет, ни разу не упомянув даже в беседе с домашними истинную причину смерти Пушкина.
Бенкендорф ввиду исключительности случая ловко подтасовал улики и представил дело как дуэль. Газетчики и прочее общество охотно поверили в водевиль с молодым красавцем и ревнивым мужем.
Николай сдержал слово и обеспечил семейство Пушкина пожизненно.
Жорж-Шарль Дантес де Геккерн увез машину во Францию и хранил ее под особым секретом до самой смерти в ноябре 1895 года. После же он был не властен хранить вверенную ему тайну, ибо смерть лишает нас возможности принимать в чем-либо участие, оплакивать и защищать близких, держать слово. Машина была найдена предприимчивыми молодыми людьми, двумя братьями, и уже через два месяца после кончины Дантеса, 28 декабря 1895 года, в Париже в «Гранд-кафе» на бульваре Капуцинок состоялся первый публичный показ остановленного времени.
Имени же Пушкина, усилиями честных людей и благодаренье господу, это дьявольское творение не коснулось, и никто не узнал, что что-то случилось.
Мир крепежа
– А хорошо здесь сделали! Тут же детское кафе раньше было: то ли «Солнышко», то ли не «Солнышко». Не помните?
Я не помнил. Вернее, сколько себя помнил, здесь был черный провал, что-то вечно ремонтировали.
– Ну как же, единственное детское кафе в городе, нас сюда специально водили мороженое поесть не из вафельных стаканчиков, а в серебряных чашках на ножке… А сейчас, по-моему, и нет ничего для детей.
Утро начиналось здорово, Оля держала меня за руку. Она откинулась на спинку кресла и сказала:
– В «Супермоле» есть детская площадка.
Он улыбнулся.
– Нет, это не то. Там они в загончике каком-то ползают, а «Солнышко»…
Подошла официантка.
– Определились?
Оля заказала капучино, а я сказал:
– Американо, и что у вас есть из сладкого?
– Возьмите «Элегию».
Я спросил:
– Это что?
– Вы у нас «Фруктовый восторг» пробовали?
– Нет.
– «Элегия» – это типа «Фруктового восторга», но без фруктов.
Тогда я сказал:
– Сейчас подумаю.
Он спросил:
– Скажите, у вас есть мороженое в серебряных чашках на тонкой ножке?
– Есть. У нас пошарично. Один шарик – 30 рублей.
Он заказал эспрессо и мороженое, официантка собралась уходить, но я ее остановил:
– Девушка, девушка! Вы у меня забыли спросить.
– Вы же сказали: «потом».
Тут уже Оля поставила ее на место:
– Он сказал: подумает.
– Мне «Элегию», – сказал я и сразу уточнил: – а можно на нее посмотреть?
Наглядно выбирать было проще. Два тортика стояли на белоснежных тарелочках в витрине.
– Разница только во фруктах или там разный состав теста?
Тут уже официантка вела себя вежливо.
– В «Элегии» пропитка еще идет из ликера.
Я был за рулем, так что заказал «Восторг». Вернулся к столу, поцеловал Олю. А он сказал:
– Отличное такое кафе, современное.
Оля согласилась:
– Единственное, где все более-менее по-европейски.
– А то встретились бы где-то в неприятном месте, и разговор уже совсем не тот, – сказал я, потому что был согласен с Олей в данном случае и вообще – всегда ее поддерживал.
Он улыбнулся:
– Мне очень импонирует, что вы все так продумываете.
Оля перешла к делу, но деликатно, не так чтобы в лоб.
– Мне кажется, если все правильно организовать, все правильно и пройдет.
– Естественно, – стал серьезен. Улыбочка сразу пропала, начал слушать.
– Нам вас Зинаида Матвеевна, Вовина мама, рекомендовала. Она сказала, что у вас подход современный. Сами понимаете: «как у всех» нас не устраивает.
Он стал еще серьезнее:
– Естественно. Я представляю, что вам предлагали… Но это все старая школа: они как тридцать лет назад делали, так и делают.
– И таких – большинство, – снова поддержал я Олю, – мы вот сколько видели: просто кошмар. Мы так не хотим, очень важно все знать заранее.
Он в третий раз сказал слово «естественно».
– Естественно. Я вижу ваш современный подход, вы даже место выбрали современное… Но, чтобы было комфортнее, давайте пересядем.
Встал и пошел к окну, мы за ним. Сели.
– А для чего это? – спросила Оля.
– Ну как же? Нам сейчас сидеть и разговаривать, очень же важно создать комфортную атмосферу. А так бы вы сидели и ближайшие полчаса видели что?
Смотрел на меня и ждал ответа. Я не люблю такие загадки, но ответил спокойно:
– Окно.
– Правильно. А в окне?
Я обернулся.
– Магазин.
– А какой магазин?
Я присмотрелся к вывеске.
– «Мир крепежа».
– И маршрутки через каждые две секунды! По-моему, не очень фэншуйно.
Он казался мужиком неплохим. Поэтому я ответил:
– Ну да.
Он продолжил:
– А я бы видел вход в туалет. А теперь вижу, как готовят кофе. И свет из окна красиво падает. Совсем другой разговор.
Оле понравился ход его мыслей. Она сказала:
– Фэн-шуй – это тема.
– Я, когда работал в Москве… – начал он, и Оля обрадовалась.
– Вы в Москве работали?
Ему позвонили. Взял трубку. Стал объяснять, как нас найти.
– Да, да… смотри, остановка «Завод шестерен», и кафе такое современное напротив «Мира крепежа».
Вошел парень, моих примерно лет, с кейсом в руках. Открыл кейс, достал баян. Я сразу оценил инструмент, потому что сам учился, хотя сейчас уже, конечно, все забыл. Парень разложил на коленях красную бархотку, устроился поудобнее и представился:
– Олег.
– Приятно, – сказали мы с Олей.
Он начал играть. Я сразу узнал эту мелодию, она называлась «Ливенская плясовая». У меня никогда не получалось быстро делать все эти переборы, а парень играл здорово. Лицо Оли почему-то изменилось, она стала смотреть в пол, прикрыла глаза рукой. Организатор тоже как-то напрягся, и я вдруг вспомнил, что даже не знаю, как его зовут, он просто представился вчера по телефону – Организатор. Баянист закончил играть и сказал, глядя Оле прямо в лицо:
– Чтоб и елось, и пилось, и хотелось, и моглось.
Оля подняла глаза на Организатора. Тот сказал:
– Это все обсуждаемо.
– Ну да… – Она потихоньку отходила, она вообще очень эмоциональная девушка. – Понимаете… Мне что важно… Чтобы мы сразу все понимали. Без сюрпризов. Потому что я, например, была на свадьбе у подруги, там сначала все нормально было, а потом тамада спел…
И замолчала, не говорить же такое вслух. Я подумал и сказал Организатору на ухо. Он сразу понял суть проблемы:
– Этого точно не будет. Олег даже слов таких не знает.
Олег тоже сориентировался и предложил:
– Можно из джаза что-нибудь.
Тут уже я решил закрепить ситуацию:
– Джаз – это класс. Без всей этой пошлости, чтобы стильно было и не хотелось провалиться сквозь землю.
– Я не против гармошки, – сказала Оля, – я понимаю, что мы должны как-то соответствовать. Потерпим. Просто важно знать все заранее.
– Не волнуйтесь, все будет расписано по минутам, – успокоил Организатор. Олег попрощался и ушел. – Вы где планируете проводить?
Хорошо, что конкретика началась. Я ответил:
– Сейчас еще решаем, но предположительно в «Курятине».
– Отлично, мы там проводили. Современное кафе, человек на сто. Начинать предлагаю во второй половине дня, в три часа.
Мы задумались, почему именно в три, а он пояснил:
– Там высокие тополя стоят. И до трех – тень неприятная у входа. Представьте: вы выходите, оператор и фотограф вас снимают. Хотите красиво?
– Естественно.
Он достал белоснежный листок бумаги и карандаш.
– Солнце светит от реки, значит, подъезжать лучше со стороны Ленинской, чтобы оно на вас светило. Так?
На листке возник план района, где находится ЗАГС: Ленинская, река и прочее.
– Ну вот, часа в три оно как раз красиво будет: и не очень ярко, и еще за тополя не зайдет.
Я всегда уважаю людей, которые умнее меня. Сказал:
– Мы об этом даже не подумали.
– Думать надо обо всем заранее. Многие, кто старой формации, пускают все на самотек, а потом садятся просматривать видео – лица в тени. А ведь самое главное…
Он не договорил, потому что официантка принесла заказ. Видимо, при ней ему говорить не хотелось. Ну и правильно. Я сам не люблю, когда официанты в курсе частных разговоров. Девушка медленно расставила на столе чашечки, ушла. Организатор продолжил:
– Самое главное – прогнозируемые эмоции: что во время, что после… Итак… 15:00. Встреча жениха и невесты от лимузина. Родители встречают на крыльце: мама жениха с караваем, мама невесты – с чашей зерна. Папы – с фужерами и шампанским… Давайте сразу зерно продумаем… По старинке в основном кидают пшеницу, но в Европе сейчас моден рис.
Это была новая информация. Об этом мы не думали. Хорошо, что можно заранее обсудить мелкие детали. Я сосредоточился, пытаясь представить, что лучше, но Оля уверенно сказала:
– Давайте рис.
– Отмечаю: рис.
Вышел в центр зала. Свет падал на него очень красиво.
– В 15:10 заходят гости и образуют круг в зале первого этажа. Молодые входят под марш Мендельсона. Марш затухает, я произношу слова: «Семья ступила на порог! Отныне мир у ваших ног! Давайте поаплодируем этой великолепной паре. Ведь сегодня свершилось очень важное событие: Ее Величество Любовь соединила два трепетных сердца, два космоса, мужчину и женщину, в единое целое – семью…»
Это уже было не пошло, а наоборот – поэтично. Я сказал:
– Нормально.
Организатор продолжил:
– 15:15. «…Она – богиня! В наполненном радужным светом белом облаке фаты, порхающих цветов и улыбок, слегка задумчива, а мысли, подобно порханию мокрой от утренней росы бабочки, едва нарушают блаженство ее благополучия».
– А что я должна буду делать? – уточнила Оля.
– Ну, это обсуждаемо. В зависимости от того, что вы будете чувствовать.
– А что я буду чувствовать?
Тут он задумался. Видимо, не привык, что люди так подробно ко всему подходят.
– Знаете… Скорее всего – волнение…
– Волнение как раз не хотелось бы.
– Не волнение – как все пройдет, а трепет: тонкие такие ощущения.
Оля – тоже не дура, чтобы просто так спорить. Если человек нормально объяснил, можно двигаться дальше. Она сказала:
– Хорошо… Это же свадьба, в конце концов. Я так ее ждала.
– Отсюда и волнение, – сказал Организатор.
– Логично, – добавил я.
– Аплодисменты невесте… Дальше – вы, – он посмотрел на меня, – 15:18. «Он – небожитель в ауре непостижимой притягательности своей мужественности и нежности… Аплодисменты жениху!!! Вместе они – зарождающаяся молодая, трепетная Вселенная!!!»
– И как реагировать? – спросил я.
– Естественно.
Тут Оля опять поставила его на место.
– Мы это «естественно» уже проходили. Нам нужно точно понимать.
Он задумался.
– Реагируйте так.
Улыбнулся и склонил голову. Я не понял, честно говоря, что это за реакция.