– Какая ты нетерпеливая, Вихрова. У мамы много работы. Пока не готова, – отвечала она.
Наконец наступил долгожданный день. Была середина октября. На Урале – самое время переходить, не то, что к демисезонному – к зимнему пальто. На примерке на Нину повесили что-то сметанное на живульку, бесформенное, непонятное, свисающее с нее хламидой.
– Фасон рукавов «летучая мышь», – пояснила портниха, – ткань тонкая, так лучше сидеть будет. Нина ушла в глубоком раздумье, что за мышь такая?
Через неделю пальто было готово. Страхи, что фасон безнадежно испорчен, оказались напрасными. Пальто действительно хорошо сидело на Нине, как на моделях вышедшего в Союзе красочного Журнала Мод и придавало ей столичный вид. Модно то, в чем ты себя чувствуешь красивой. Удобно, как в собственной коже.
В субботу она вымыла свои обесцвеченные волосы синькой, отчего сама себе напомнила куклу Мальвину и отправилась на вечер танцев в Политехнический институт. Это было время, когда молодежь интересовалась современными поэтами, когда организовывались студенческие диспуты, когда возник КВН, когда на сцене появился Муслим Магомаев. Жизнь бурлила, в обществе ценились умные мысли и свежие идеи. Образованию придавалось большое значение, и все, кто способен был пережить трудности студенческого быта, потом уже не боялись в жизни никаких других трудностей. В этот вечер Нина познакомилась с интересным парнем, которого звали Борис Великанов. Она стояла на балкончике зала и сверху наблюдала за танцующими. Рядом оказался молодой человек приятной наружности. Они перебросились парой слов, посмеялись над шутками друг друга, сообразили, что у обоих острые языки, и познакомились. Великанов пошел ее провожать. Два раза в неделю – по средам и субботам, Нина стала бегать к нему на свидания. Ей нравилось, что он красиво ухаживал, приглашал в кафе, угощал конфетами. Постепенно Нина привыкла к тому, что он рядом. Однажды Борис предложил ей сходить в драматический театр на «Пигмалиона». Название пьесы Нине ничего не говорило, но она понимала, что за этим походом в театр стоят серьезные намерения Бориса. Нина к тому времени знала, что Борис живет с родителями и младшим братом. Его отец был крупным советским чиновником в Уральском Совнаркоме, мать могла себе позволить не работать. Элита! Нина, по вечерам глядя на свое отражение в зеркале, все чаще со смыслом произносила фамилию «Великанов», примеряя ее на себя.
Собираясь в театр, она нечаянно ногтем зацепила единственные капроновые чулки и с ужасом поняла, что с дырой, которая образовалась, придется примириться. Денег на новые чулки не было. Замазав окружность дыры лаком для ногтей, чтобы чулок не поехал дальше, она сверху заштопала ее черными нитками, так как искать подходящие нитки – не было времени. Дыра расположилась выше коленки и, в общем-то, была не видна. В Нине не было той дворянской утонченности, которая не позволяла бы отправиться в театр в том, что не совсем в порядке. Подобная утонченность дается воспитанием и опытом многих поколений и возможна лишь в семьях с большим достатком. К ней это не имело никакого отношения. Откуда? Вечная бедность, вечная нехватка денег, вечное, как дожить до получки! В мире советских маргиналов – утонченность была просто лишней, неким отклонением. Нина недолго выбирала платье. Остановилась на мамином подарке из блестящей тафты, который шился по последней моде – юбка бочонком.
Борис ждал ее у входа в театр с букетом цветов. Они прошли в фойе. Нина расстегнула пальто и присела на диван, чтобы осенние сапожки поменять на туфли. К несчастью, диван был старый с продавленным сиденьем и Нина провалилась. Модная юбка «бочонок» подло вздернулась вверх, обнажив всю неприглядность дырявого, заштопанного черными нитками чулка, а над проклятой дырочкой – голубые фланелевые советские панталоны. Борис побледнел. Для мальчика из хорошей семьи, такая небрежность в туалете избранницы была совершенно недопустима. Он нервно оглянулся.
Ну, почему, почему, почему? Почему все так нелепо получилось? Как будто специально, чтобы его разочаровать!
Нина решила сделать вид, что ничего не произошло. Как когда-то ее подружка в школе. Она полезла под парту за упавшей ручкой, напряглась и…громко пукнула. Класс замер, а подружка вылезла из-под парты и сделала вид, что совершенно не причем.
Может, и правда, ничего особенного? Она бы на такие пустяки внимания не обратила. Все же свои! Бывает в жизни кое-что и пострашнее!
После спектакля Борис, пригласил ее немного погулять в скверике, поскольку до часа их обычного расставания еще было время. В безлюдном скверике он неожиданно изменил своей светской сдержанности и буквально набросился на нее со страстными поцелуями, чем несказанно удивил Нину. Целовался он жестко и невкусно, но Нина в душе ликовала, кажется, ее далеко идущие планы начинают сбываться. Наконец-то Борис перешел границу конфетного периода!
В следующую среду Нина тщательно собиралась на свидание. Выпал снег. Тонкое демисезонное пальто уже не грело. Надо было влезать в старое зимнее, страшное, с мышиным свалявшимся воротником. Да и осенняя шляпка, которую Нина носила всю осень – сюда не подходила. Оставалось покрыть голову теплым платком, который ей совершенно не к лицу. Если бы была у нее шапка, хоть такая, как у Клары Бороды, которая раньше мяукала, Нина была бы совершенно счастлива. Но, увы! Пришлось подвязаться платком. Нина шла и понимала, что выглядит не лучшим образом. В голову даже стали приходить неприятные мысли, что в этом деревенском наряде она разонравится Великанову. Однако у радиомагазина, где они всегда встречались, стоял незнакомый молодой человек. Великанов на очередное свидание прислал вместо себя друга. Тот объяснил, что Борис заболел. Она забеспокоилась, может надо чем-нибудь ему помочь? Но друг сказал, что беспокоиться не стоит, Борис появится на месте их встречи, как только выздоровеет. Целый месяц Нина каждую среду и субботу приходила в назначенное время к месту свидания, но Великанов исчез. Нина включила в поиски всех своих знакомых, переживая, что Борис не знает, как с ней связаться после болезни. Один из знакомых передал Нине, что Борис в их встречах больше не видит смысла.
Приехали! Злость на обстоятельства, бессилие что-либо изменить, подорвали безусловный оптимизм Нины. Вот если бы у нее былиботиночки…быличулки…былашапка…
Она опять перестала смеяться. Через некоторое время, уже успокоившись, она поняла, что «внезапные» поцелуи такого вежливо-холодного ухажера, были его прощанием с ней. Он, расставаясь, хотел взять с нее оброк за потраченные время и деньги. Да и Бог, видно, упас ее от насмешек. С ее-то ростом – метр с кепкой – носить фамилию Великанова, по меньшей мере, нескромно. Опять же – справедливость восторжествовала. Все, что она сделала с Витей Катковым – вернулось к ней бумерангом через Бориса.
Как-то незаметно подошло время госэкзаменов. Зацепиться в Свердловске после окончания училища не представлялось возможным – ни жилья, ни работы. Правда, мимо ее дома пару раз промелькнул на велосипеде Валера Ивлев, сын Героя, внук Клавдии Ивановны, которой уже к этому времени не было в живых, но, ни она, ни он не поздоровались при встрече. Он молчаливо катил за ней на велике, и ждал, что она первая заговорит. А Нина высокомерно оглядывала его невыразительное лицо и гордо заходила в калитку. Чего он ждал? Что она извинится за свои слова, написанные несколько лет назад в дневнике? Но ведь это была правда. Конечно за три года Валера несколько обаристократился внешне, но нет, не ее герой! Может, и сложилось бы, если кто-нибудь из них сделал первый шаг. Может, и до свадьбы дело дошло. Если бы Нине хотелось любой ценой остаться в Свердловске. Но такой ценой, без внутренней симпатии к человеку, она не хотела.
Нина попросила мать сходить в родную музыкальную школу. Пусть сделают на нее вызов, иначе укатит она по распределению туда, где «Макар телят не пас».
Так она навсегда распрощалась со Свердловском. Вместе с грустью пришло понимание, что учеба оказалась для нее временем упущенных возможностей! Очень не хотелось возвращаться в скучный родной город, но у судьбы насчет нее, видимо, был какой-то другой план. К директору музыкальной школы, в которой проучилась когда-то целых семь лет, она пришла как полноправный представитель педагогического сословия.
За столом сидела маленькая сухонькая старушка, Галина Степановна, старая коммунистка, которая ничего в музыке не понимала, но хозяйством школы управляла железной рукой. Нина помнила с детства, что курила она папиросы «Казбек», что на работу приходила первой, с работы уходила последней и, что взбалмошный женский коллектив беспрекословно выполнял все ее приказы, не обсуждая. Удивительно, но все директорские решения были взвешенными, мудрыми и шли только на благо и развитие школы. Два года назад ее отправляли на пенсию, но молодой баянист, ставший директором, за полгода так развалил дело, что Галину Степановну вновь попросили вернуться в старый коллектив.
Галина Степановна, увидев Нину, покрутила папиросой в пепельнице, гася ее, рукой разогнала дым, и пригласила будущего педагога присесть.
– Ну, как настроение? – спросила она.
– Ничего, все нормально, – ответила Антонина.
– Нам нужны педагоги по фортепиано, возьмешься? – директриса хитро прищурила глаза.
Но у меня же диплом не фортепианного отделения, а хорового.
– Знаю. Выбора нет. Все абитуриенты на фортепиано учиться хотят. На скрипку – недобор. На баян – недобор! Отправим тебя на курсы повышения квалификации при консерватории. Будешь работать и учиться. Согласна?
– Конечно, согласна, – призналась Нина, предвосхищая интересные и полезные встречи с сокурсниками.
– Предупреждаю, нагрузка – четыре ставки. Работать придется шесть дней в неделю с часом перерыва на обед, в две смены.
– Это как?
– Это значит, что уроки будут начинаться в восемь утра, и заканчиваться в восемь вечера.
– Ничего себе! А когда же учиться?
– Раз в месяц по субботам ночью – будешь отправляться поездом в Свердловск. Утром слушать лекции, потом заниматься с педагогом по фортепиано, в ночь опять сядешь в поезд, и в понедельник на работе как штык.
– И сколько быть в таком режиме?
– Курсы – двухгодичные. Что, страшно?
– Ну, если надо, значит, надо!
– Договорились. Тридцатого августа – педсовет, а пока отдыхай!
Мать, узнав, что Нине дали нагрузку четыре ставки, всплеснула руками:
– Это же огромные деньги будешь получать!
– Какие огромные, мама? Ставка – 65 рублей.
– Отец твой – начальник цеха на заводе – 120 рублей получает, а у тебя за двести выйдет!
– Это еще поглядеть надо, – засмеялась Нина.
В счет будущих заработков родители решили отправить ее к морю, чтобы загорела, набралась здоровья перед учебным годом, в котором она должна была предстать в новом качестве.
Для первой поездки к морю, Нина выбрала Крым. Вместе с ней поехала Варя, подруга с района «Химмаш». У Вари только что абортом закончился очередной роман, и она нуждалась в небольшой передышке.
Нина все время думала, что ее собственная девственность – просто архаизм. В чем ее смысл? Есть на свете ценности поважнее девственной плевы. Но ничего с собой не могла поделать! Хотела, чтобы утрата ее случилась, если не по великой любви, то хотя бы по взаимной привязанности. Однако «Любовь» с большой буквы не приходила! О первом – Кольке она узнала, что он погиб в армии. О втором – Вите – не знала ничего. От Бориса – осталась обида в сердце и глубокое сожаление. Он вполне подходил на роль мужа, – умный, деловой, ироничный, перспективный, только не срослось! Надежда, что на юге она встретит того самого, единственного, тихонько закралась в ее сердце. А, если не встретит, то твердо решила, что отдастся первому встречному, кому понравится. В музыкально-театральной молодежной среде старые традиции, что девушки должны беречь себя до замужества, ломались без сожаления и страха. Это еще не было сексуальной революцией, как на Западе, но было протестом против несвободы в духовной жизни общества. Хоть тело – то нам принадлежит? Или телом тоже родина распоряжается по своему усмотрению?
Все было интересным в этой нечаянной поездке на юг. И паромная переправа через Керченский пролив, и станция Джанкой, где веселый парнишка продавал каких-то пузатеньких рыбок горячего копчения. Рыбки были удивительно вкусными. От Симферополя до Ялты они ехали троллейбусом по новой дороге. В Ялту прибыли вечером. Было уже темно, но двух девушек не страшила неизвестность и южная ночь.
На вокзале к ним подошла худая, изможденная женщина и предложила проживание за рубль в сутки. Цена тогда всюду была одна, и девушки не стали торговаться. А зря. Хозяйка привела их в жуткую сараюшку с верандой. Веранда предназначалась им, а в единственной комнате без окон уже проживала семья из трех человек. Утешило только то, что все соседи были женского пола, бабушка, мать, внучка. Нина от соседей узнала, что в Ялте было очень плохо с водой. До двух часов канализация в общественном туалете во дворе еще кое-как работала, после двух туда лучше было не заходить. В единственную городскую баню стояли страшные очереди.
Нина поняла, что лучшим вариантом в этих обстоятельствах станет умение не обращать внимания на подобные мелочи.
Девушки решили, что на завтрак они будут покупать на рынке фрукты, часов в двенадцать обедать и съедать мороженное, а после полудня делать перерыв до вечера. В одно и то же время они покидали центральный городской пляж, шли на обед, а потом принимали на своей веранде двухчасовой сон, который назывался «послеобеденным отдыхом фавна». На горушке рядом с пляжем была знаменитая столовка, в которую после открытия ровно в полдень сбегались все отдыхающие. В этой столовой практику проходили студенты кулинарного техникума из Симферополя. Поскольку они не имели в Ялте семей, то и мясо домой не таскали. Шашлыки были большими, нежными, вкусными. Нина впервые оценила прелести восточной кухни. Девушки быстро приспособились к простому и понятному питанию. Так вольно и беззаботно они прожили полмесяца, по вечерам прогуливаясь на Ялтинской набережной, где можно было встретить всех тех, кто утром лежал рядом с ними на пляже, ел в полдень в столовой шашлык и покупал на рынке фрукты. Многие лица уже примелькались, как примелькались и они сами.
В один из дней девушки решили посетить дом-музей Чехова. Слушая экскурсовода, Нина никак не могла понять, зачем Чехов женился на Ольге Книппер, которая после свадьбы так и не захотела или не смогла ни разу навестить своего мужа в Ялте. По всей вероятности, этой женщине нужно было только его громкое имя.
Из-за экскурсии обычный распорядок отдыха сбился, девушки зашли пообедать в какую-то другую столовую, и тут Нина встретилась глазами с высоким красивым мужчиной, сидевшим напротив. Таких синих глаз, как у него, Нина никогда раньше не встречала. Что-то сразу потянуло ее к нему, то ли его глаза, то ли ее воскресшие на отдыхе гормоны. Он откликнулся на Нинин гормональный призыв, подсел к ним за столик, молчаливый, отрешенно-небрежный, уверенный в себе. Такой, за которым без всяких раздумий хотелось идти на край света. Такой, которому хотелось подчиняться и исполнять любое его желание. Она встречала подобного во сне и там, во сне, позволяла делать с собой все, что он хотел. Он назначил Нине свидание. Утром на причале.
Подруге Варе пришлось смириться, что завтра она одна отправится на городской пляж, где у них уже было свое «пригретое» место.
Счастливая Нина, как загипнотизированный кролик, весело бежала поутру на свидание, нисколько не задумываясь о том, что у сказочного Александра с синими глазами где-то есть семья, и из этого романа все равно ничего не получится. Возможно, семья была даже не где-то, а здесь, в Ялте, но Александр что-то придумал и освободился на время от ее присутствия.
Они встретились перед самым отплытием катера. В окрестностях Ялты был хороший песчаный пляж, но до него нужно было добираться морем. Вот на этом пляже Александр и предложил Нине провести день.
Сейчас Антонина уже не помнила, о чем они тогда разговаривали. И разговаривали ли вообще? В голове запечатлелась лишь картинка, что они сидят на песке рядом, не глядя друг на друга, и молчат. Нина уже знала, что именно с этим человеком ночью она потеряет свою девственность.