Вскоре прибыло и обещанное усиление. Через ворота КПП под веселый свист, доносившийся чуть ли не из каждого окна, въехали два грузовика и остановились неподалеку от нашего здания. Из кузовов сейчас же ссыпались солдатики - в касках, бронежилетах, с автоматами, перекинутыми через угловатые плечики, - и поспешно, но как-то неловко стали строиться перед двумя орущими на них командирами. Командиры, по-моему, были пьяны. С вялой небрежностью они махали руками, указывали, кому куда бежать, спотыкались, роняли сигареты - солдатики тянули им новые, но командиры даже не могли чиркнуть зажигалкой, чтобы появился огонь. А может, просто ветер мешал.
Через несколько минут все разбежались. У грузовиков остались только два крикливых радиста, безуспешно пытающихся включить друг у друга рации. Кто-то из соседнего окна немедленно крикнул: "Эй, камрады! Что слышно?" - "А хрен его! - ответил один из радистов. - Одни говорят - нападение, другие - учения". Мы уже было вздохнули с облегчением, как второй радист сказал: "Ага, учения! А че у меня патроны боевые?.."
Мимо грузовиков по направлению к КПП пробегали двое с автоматами. В свете фар я сразу узнал Марцелла, а затем и Вано. Каким-то образом они меня тоже разглядели и узнали: Марцелл приостановился, Вано, бежавший следом, с треском на него налетел и громко выругался.
Я дернулся. Захотелось немедленно отойти от окна, но я подавил этот порыв и стал глядеть на них в ответ.
Вано смотрелся впечатляюще: высокий, ладный, в бронежилете, в каске, с автоматом. Я даже засомневался - с ним ли я дрался? А Марцелл...
Марцелл же, взяв в руки оружие и надев форму, стал похож на пугало. Каска на голове, как полевой котелок на палке, тонкая шея жердью торчит из бронежилета - вот-вот обломится, а автомат и боеприпасы, прикрепленные к поясу, заставляют его неестественно кособочиться на правый бок. Да уж, кисло подумал я. Целитель... Его место было явно не здесь и явно не с боксером Вано. Рядом с Вано он был как котенок рядом с Цербером. Полнейшее несоответствие.
Однако, несмотря на это, оба, как старые добрые друзья, помахали мне руками и побежали дальше, тряся тяжелыми бронежилетами.
Я обалдел. Я обалдел настолько, что не отходил от окна до самого отбоя и все ждал, когда эта парочка покажется снова. Но они не показывались. Наверное, на КПП посылали не только из нашего отделения. Я представил, как Марцелл, добрая душа, со слезами на глазах упрашивал своего начальника отпустить его на КПП, и как ему добродушно хмыкали, так же, наверное, как и мне, только более унизительно, и как он подошел к Вано и поставил ультиматум: либо мне сейчас выдают оружие, либо хрен когда еще я тебя вылечу. И если Вано такой же ненормальный, как и Павел, то именно он пошел и выпросил у начальства оружие... Интересно, как там Голиаф поживает? Если челюсть у него снова треснула, и если Марцелл по каким-либо причинам к нему не "притронулся", то, наверное, очень плохо поживает. В этом случае имеет смысл располагать некоторыми мерами предосторожности. Такими, как, например, кастет. Или крепкий боевой товарищ... Зачем я вообще это сделал? Неужели действительно чувство справедливости? Даже странно как-то... С другой стороны, случись что-то серьезное, меня б давно нашли, скрутили и показали страшному капитану, и он-то сразу понял бы, что никакая это не справедливость, а самая что ни на есть агрессивная агрессивность - от избытка молодецких сил...
Далеко в городе послышались хлопки, словно кто-то начал истерично дубасить молотком по деревянному полу.
- Стреляют, - равнодушно сказал Юм, а сестра в коридоре громко объявила:
- Отбой!
Поздно за полночь мы проснулись от крика. Кричала сестра Зоя. Мы еще глаза не успели открыть, а Быков уже был на ногах и с удивительным проворством бежал на цыпочках к двери. Когда он выглянул в коридор, крик сестры Зои усилился. Быков, выругавшись, вышел и прикрыл за собой дверь.
Я отбросил одеяло и резко сел, силясь прогнать остатки сна. На секунду мне показалось, что и крик сестры Зои и бегущий на цыпочках Быков мне приснились, но с соседних кроватей на меня глядели блестящие, выпученные от страха глаза, и я понял, что это не совсем сон.
Сестра Зоя снова закричала.
Я поднялся, намереваясь выяснить, что произошло, но тут в палату ввалился Быков. Точнее, его попросту впихнули. Чтобы не упасть, он схватился за спинку моей кровати и выгнулся, приняв какую-то неестественно болезненную позу. Вслед за ним в комнату вошел зам Л. Вакенада, приглушенно зашипел: "Чтобы носа твоего не видел!" - и сразу же вышел. Дверь за ним хлопнула, и я окончательно проснулся. Быков все еще стоял возле моей кровати, прижимая нос ладонью. Я включил свет и увидел, что из-под ладони у него течет кровь.
- Что там? - спросил старшина, щурясь от света.
- Вакенада привезли, - ответил Быков из-под ладони. - И Македонского. Их кто-то покоцал.
В коридоре снова послышался крик сестры Зои, а незнакомый мужской голос виновато сказал: "Я тут при чем?"
- Они при смерти, - добавил Быков. - Вакенад вроде не дышит.
- Так ему и надо, - пробормотал Скрылев, не отрываясь от подушки.
Я кинул в него "Анной Карениной".
- Слушайте, может, попросим, пусть нам оружие выдадут, - сказал Быков, оглядывая нас. - Мы ж совершенно беззащитные.
- У тебя - полгоспиталя в охранении, - заметил Юм.
- Так то - они. А мы? Тут через забор перелезть - как два пальца обоссать.
- Брось, - сказал старшина. - В патруле человек двадцать, плюс засады и прочее. А в случае чего - еще приедут.
- Ты меня не слушаешь! - сказал Быков запальчиво. - Твои патрули - на улице. Первым делом они себя защищать будут. А мы - у забора. Прям как на ладони. Что будешь делать, когда к нам полезут?
- Заткнись, - сказал Юм. - Ляг и успокойся.
Я вдруг почувствовал себя слабым и незащищенным. Даже холодок по спине пробежал. Очень не хотелось, чтобы кто-то увидел меня в эту минуту, поэтому я поспешно выключил свет и прогнал Быкова подальше от своей кровати.
Быков лег, но не затих. Он продолжил распространяться о том, насколько опасно нам здесь находиться, без охраны, без оружия, в здании с хлипкими деревянными дверями, с окнами без решеток, до которых только ребенок не дотянется. Мы почти не слушали, но и не перебивали, так как иногда он говорил очень разумные вещи. Например, он сказал, что может получиться прекрасный акт устрашения: минимум сопротивления, максимум заложников, вдобавок все как один - жалкие, увечные, не способные на побег. Новый Беслан... Он говорил это таким отчаявшимся тоном, что мы невольно представляли, будто все уже произошло на самом деле, и мы не у себя в палате, а на полу в каком-нибудь актовом зале под прицелом автоматов, и раз в час одного из нас поднимают и куда-то уводят. Насильно.
Когда я уже был готов наорать на этого нытика, в палату вошел зам Л. Вакенада. Он включил свет, и мы увидели его белое обеспокоенное лицо. Таким я его еще не видел. Точнее, видел, но не совсем таким. Как-то раз к нам в госпиталь нагрянула проверка из областного центра, и единственного из всех офицеров, которого застали пьяным, был как раз зам Л. Вакенада. Так вот, тогда он выглядел почти так же.
- Старшина, - позвал он хрипло. - Кто у тебя более-менее здоров?
Старшина, щурясь от света, немедленно показал на меня, затем на Быкова, затем, подумав, на Скрылева. Зам Л. Вакенада кисло поморщился.
- И всё? А в других палатах?
- Руднев в двенадцатой и Чернышев в одиннадцатой, - ответил старшина.
- Отлично, - сказал зам Л. Вакенада. Он неприязненно посмотрел на Быкова. - Вставай, захвати Руднева с Чернышевым - и бегом к машине. Только не трепись!
Быков встал, надел штаны, рубашку, тапочки и, утирая нос платком, выскочил вон. Напоследок он задел зама Л. Вакенада рахитичным плечиком. Зам Л. Вакенада тем временем медленно переводил хмурый взгляд с меня на Скрылева и обратно. Мы спешно натягивали штаны.
- А что нужно делать, товарищ лейтенант? - подал голос Скрылев.
Зам Л. Вакенада молчал. Он думал, стоит ли вообще брать нас с собой. Похоже, он вот-вот должен был передумать.
- Ты как, сможешь нести? - спросил он меня.
- Да, - сказал я почти уверенно.
Еще некоторое время зам Л. Вакенада молчал.
- Хорошо, - сказал он наконец. Чем-то мой ответ его удовлетворил. - Тогда следи, пожалуйста, за ним. - Он показал на Скрылева.
Потом мы вышли. В пустом коридоре гулял сквозняк, и ноги мои тотчас напомнили о том, что я забыл надеть носки. Скрылев изо всех сил пытался идти прямо и не хромать - получалось довольно комично. Мы молча дошли до приемной и столкнулись с каким-то небритым пожилым гражданским в кожаной куртке.
- Наконец-то! - воскликнул он, увидев нас.
Зам Л. Вакенада нетерпеливо отмахнулся, и тут я заметил, что руки у небритого гражданского в крови. Скрылев, заметив то же самое, приглушенно ойкнул. Зам Л. Вакенада презрительно скривился, буркнул: "Пошли" - и вчетвером мы вышли на крыльцо.
Сырой ночной ветер коснулся лица. В свете лампочки, висящей на козырьке подъезда, я увидел большой неуклюжий фургон, заполнивший наш дворик полностью. Фургон работал на холостых оборотах и еле заметно подрагивал, как пережившая свое время стиралка. Задние дверцы фургона были распахнуты, у подножки, ссутулившись, стояла сестра Зоя. Она, кажется, плакала. Я не видел ее лица, она стояла спиной, но и этого было достаточно - в груди у меня что-то неприятно заныло то ли от жалости, то ли от страха. Я вдруг совершенно отчетливо понял, что не хочу приближаться к фургону. Однако нужно нам было именно туда.
Мы торопливо спустились с крыльца и приблизились вплотную к фургону. Зам Л. Вакенада отстранил сестру Зою, и я увидел, что в салоне на дощатом полу плечом к плечу лежат два тела. Я не сразу понял, что это товарищ полковник Македонский и спаситель мой, майор Л. Вакенад. Люди вообще очень сильно меняются, когда умирают. Впрочем, эти были еще живы. Македонский, например, сверлил нас мутным обозленным взглядом и вид имел такой, будто изо всех сил тужился задержать дыхание. Если бы не его мокрый от крови китель, не плач сестры Зои, не это чертово усиление посреди ночи, ей богу, я бы засмеялся.
- Ну, что встали? - осведомился зам Л. Вакенада, выводя всех из ступора. - Зоя, почему не в операционной? Сейчас же наверх.
Сестра Зоя не пошевелилась. Она смотрела на своего мужа, глаза у которого были закрыты. Вообще Л. Вакенад выглядел неважно. Насколько я мог судить, по нему прошлись длинной очередью и только каким-то чудом он мог еще дышать.
- Зоя! - крикнул зам Л. Вакенада и потряс ее за плечо. - Бегом наверх! Слышишь?
Сестра Зоя раскрыла рот, хотела что-то сказать, но не смогла.
- Послушай, - сказал зам Л. Вакенада. - Все будет хорошо. Слышишь? Иди наверх и помоги Ирме.
- Д-да, - пролепетала сестра Зоя и закивала. - Да, да. Сейчас.
Она, наконец, сделала первый неуверенный шаг назад, споткнулась, пискнула, потом повернулась и побежала. Проводив ее взглядом, зам Л. Вакенада посмотрел на меня и раздраженно спросил:
- Где эти олухи?
Я покачал головой. Я понятия не имел, где эти олухи.
- Олухи, - сказал вдруг Македонский отчетливым басом. Мы ошеломлено замерли. - Олухи! - заорал он во все горло. - Свиньи! Скоты! Посреди улицы! Перестреляю!
- Давай носилки, - сказал зам Л. Вакенада.
Я сначала не понял, где мне их брать, но потом увидел - носилки лежали у ступенек, именно о них споткнулась сестра Зоя. Я кинулся за носилками.
- Рвань! - кричал Македонский, брызжа красной слюной. - Дикари вшивые! Щ-щенки!
- Заткнись! - прикрикнул зам Л. Вакенада.