Тут Келиан, наконец, понял, насколько глубоко засела в нем мысль о явлении короля.
- Займусь делами, - сообщил он и прошел мимо хозяйки. Та отпрянула.
Взяв со стола и наполовину не опустевшую бутылку, он поднялся по лестнице. Истертые ступеньки скрипели вслед каждому шагу; негромко, пыльно. Здесь все было пыльным. Закат понемногу начинал умирать: озера света на полу поблекли и словно бы обмелели. Восьмой час, отметил Келиан. Придти к нему гости сговорились после темноты, а значит, не раньше десяти. Оставалось еще время на подготовку.
Он собирался отправиться сразу к себе, но, оказавшись на площадке, пошел в противоположную сторону. Его привлек звук. Коридор делился на две части: одна вела к флигелю, другая - к хозяйским комнатам. Переступив через двойную полосу соли, Келиан сделал несколько шагов в сторону дальней двери. Да, так и было. Слух ему от природы достался острый.
За дверью пела Низа. Тихо-тихо, неожиданно мелодично. Насколько низким голосом она говорила обычно, настолько же нежно умела петь. Келиан ни разу не слышал флейты, ради которой ее взяли в хрустальный храм, и флейта явно была лучше пения. В нем зато имелось сейчас кое-что, кроме мастерства.
Комната принадлежала сыну госпожи Мариты, но то, что связывало Низу Либет с ним, не было обычным романом. Хозяйка бы, пожалуй, согласилась на мезальянс, если бы только это сумело помочь. Ей, увы, не приходилось идти на такую жертву. Это не значило, впрочем, что Низа не могла быть полезна. Что и являлось второй причиной, по которой Марита держала ее в доме.
Келиан знал, что от него она подспудно ждет того же - небольшого чуда.
Пение сменилось голосами, однако те были еще тише. Он развернулся и ушел к себе.
Темнота застала Келиана в одиночестве. Медленно опустилась она на дом и на сад перед домом. Из окна, зашторенного снова, и из других окон - в соседних комнатах - можно было видеть, как сумерки сгущаются вокруг разросшихся деревьев, покрывают слой за слоем клочковатую траву. Наконец, погас и последний отблеск света. Он пришелся, как всегда, на флюгер особняка напротив.
Келиан сел и, не разжигая лампы, остался сидеть. Этот был момент редкого для него бездействия. Рук он на этот раз мыть не стал - только вытер. Очень скоро ему снова предстояла работа.
Дом госпожи Мариты подходил Келиану в первую очередь потому, что покойный ее муж был аптекарем. Лавку тот держал в торговом квартале, но лекарства смешивал дома. Во флигеле, который отвели под съем, была даже труба - и несколько особых столов, и кое-какая посуда. Все это осталось от предыдущего владельца. Узнав Мариту получше, Келиан удивился, что она сохранила их. Но хозяйка была все-таки очень сентиментальна.
Перебираясь в столицу, он не думал, что обстоятельства сложатся именно так. В четырех днях пути от Лийсогага Келиан владел небольшим - но и не таким маленьким - участком земли. Поместье давало достаточно дохода, чтобы он мог покинуть жену и прожить сам. Прожить лучше, чем сейчас. У него, однако, имелось достаточно причин не возвращаться.
Опыты и преобразования, которые увлекли его, нельзя было долго хранить в тайне. Очень скоро люди стали роптать. Отношения же Келиана с женой остывали с каждым годом все больше. В какой-то момент он решил, что не обязан до конца жизни оставаться там, где родился. И уехал.
Уехал и ничуть не жалел. Многое из того, что он сделал здесь, дома ему бы не удалось. Лийсогар содержал в себе все, чего можно было ждать от столицы. Знакомства и товары, которые иначе пришлось бы выписывать. И все-таки квартира, где он жил сейчас, давила на него. А столица - пусть и полная возможностей - не удовлетворила до конца.
Келиан снова нашел взглядом на комоде письмо. Оно пришло из Навьи, из места, где та граничила с бесплодной равниной Шибет. Письмо от человека, которого он считал выдумкой. Пятое, тем не менее, уже. Выдумка жила и говорила, мелким почерком человека, у которого не бывает вдосталь бумаги. Келиан прикидывал уже, сколько денег ушло бы на путешествие до Шибет - и понимал, что чересчур много. Но в этот раз и вправду получил приглашение.
Тут в дверь постучали. Но совсем не в ту дверь, к которой он прислушивался.
Келиан не ждал никого из домашних. Низа была в храме, а госпожа Марита ложилась после заката. И уж точно не пришла бы к жильцу ночью. Пару секунд он медлил - а потом встал, подошел, повернул в замке ключ. Сколько-то времени у него еще оставалось. Стоило дать волю любопытству.
Хотя он и так знал, кого увидит. Не знал только - почему.
Ригерт стоял, держа свечу. Другой рукой прижимал к себе какую-то книгу. На Келиана он не смотрел - вернее, смотрел, но искоса, отвернув лицо. Сын хозяйки не походил на нее ничем, кроме неспособности оставаться в неподвижности. Но если у Мариты это была здоровая, пусть и надоедливая, суетливость человека чрезмерно деятельного, то Ригерту повезло меньше.
Он переступил с ноги на ногу, тряхнул головой и посмотрел на Келиана уже уверенней. Почти прямо. Кто знал, скольких сил это ему стоило.
- Господин Лесгири, - шепот треснул и взлетел. - Вы, наверное, заняты?
Келиан неопределенно пожал плечами.
- Ничего, подождет. А что ты хотел?
Он отступил в комнату, предлагая войти. Ригерт помедлил, словно не веря такой возможности, но все-таки шагнул внутрь. Замер у стены, жадно перебегая взглядом с предмета на предмет. Потом заставил себя прекратить, так как считал подобное недостойным.
- Что-то случилось? - снова поинтересовался Келиан, как ни в чем не бывало зажигая лампу. Свет залил один угол комнаты и слегка озарил остальные. Достаточно, чтобы стало видно расставленное по полкам.
Ригерт сглотнул.
- Это по поводу семян, - сказал, наконец, он.
Келиан хотел уточнить, о каких семенах идет речь, но потом вспомнил, как с утра Марита все показывала ему что-то.
- Шагреневый... - Он ущипнул воздух в тщетной попытке восстановить второе слово.
- Юшипит, - с готовностью пришел на помощь Ригерт и распахнул книгу, которую принес.
Обычно его пришлось бы уговаривать сесть, но сейчас он был, похоже, слишком увлечен, чтобы помнить о своей застенчивости. Глядя, как гость спешно, как что-то отлично знакомое, перелистывает страницы книги, пристроив ее на подлокотник, Келиан в очередной раз поразился разнице. В такие моменты Ригерт казался не более странным, чем любой с головой ушедший во что-то человек.
Его истинная странность и правда лежала в другой области.
- Смотрите, - синий глаз, тот, который не закрывали волосы, впился в Келиана. - Будучи посажен, юшипит всходит через две недели, а зацветает еще через три.
Изображение цветка, лилового, с тремя рядами ажурных лепестков, занимало всю страницу. Это был хороший, дорогой атлас. У Келиана имелись похожие - по другой, конечно, области. Сын госпожи Мариты, впрочем, мечтал когда-нибудь написать свой, по-настоящему полный. Смелая амбиция для человека, который мог выйти из дома только под покровом темноты. Но он действительно что-то писал.
- Итого получается пять недель, - сообщил Ригерт. - А до праздника всего три.
Келиан кивнул, ожидая продолжения.
- Мы должны что-то сделать.
- Чтобы к приезду Его Величества цветок распустился? - уточнил он. Потом взял в руки книгу, которую все протягивал Ригерт. Юшипит, если в самом деле походил на рисунок, отлично мог украсить двор. Изящный, яркий, он был предназначен для куда более приличного сада, чем их. Хотя Марита, он не сомневался теперь, рассталась с деньгами не только ради короля.
- Мать считает, что он успеет расцвести. Но он не успеет, - сказал Ригерт. И замолчал.
Увлекшись, он на время забыл, что должен отворачивать лицо. Келиан скользнул взглядом по уже виденному раньше: несколько шрамов, и все. Один тянулся под глазом, но сам глаз остался нетронут. Ригерт, тем не менее, считал, что изуродован.
Кто-то убедил его в этом. Может, он сам. Может, кто-то из друзей в детстве. А может, покойный отец. Келиан слышал от Мариты историю, еще более путаную, чем обычно. Сначала один вариант, потом другой. Допытываться не стал - не его было дело. И не случись это, случилось бы другое. Изъян мышления, с которым вырос Ригерт, требовал напитания; нашел бы его все равно.
- Она ведь уже посеяла семена? - Хотя можно было не сомневаться: конечно, госпожа Марита уже все посеяла.
Ригерт кивнул.
- Ну, раз так... - задумался Келиан. Он понимал, что им движет, и ему в себе это не нравилось. - Я, пожалуй, смогу смешать кое-что. Ты ведь еще не идешь спать?
Но в доме только один человек ложился рано - сама хозяйка.
- Спасибо большое, господин Лесгири, - очень серьезно сказал Ригерт и закрыл книгу. А в следующий момент вспомнил о своем недостатке и отвернулся. Волосы завесили половину лица.
- Не стоит благодарности. Приходи через час. Как приготовлю, поставлю в коридоре.
Ригерт кивнул, попятился и вышел.
Тут постучали, наконец, и в другую дверь.
Утро следующего дня Келиан провел вне дома. В гости он ходил не так уж часто и почти никогда - от скуки. Не отказался бы чаще наведываться к кому-то из душевной склонности, а не только по делу. Однако обычно к нанесению визитов его призывала необходимость практического толка. Что-то обменять, что-то купить, обсудить неудачный опыт или успех единомышленника.
Этим и не удовлетворила его столица: во всей ней не нашлось человека, интересы которого в точности совпали бы с интересами Келиана. Человека, говоря с которым, он получал бы больше ответов, чем задал вопросов. Даже орден, глава которого, лицо весьма знатных кровей, тоже проживал в Лийсогаре, не стал источником таких именно людей. А пройти посвящение оказалось непросто.
Найти хоть одного подобного человека, впрочем, было бы необычайной удачей, роскошью, и Келиан это знал. Поэтому не отвлекался по пустякам.
Пружинистым шагом он свернул на Ткацкую улицу, а с нее, помедлив на перекрестке, к особняку госпожи Мариты. Самой хозяйки дома не было, она еще затемно уехала к сестре. Та жила в предместьях, на самой границе с провинцией Мерже, в которой обе они родились. Это было так похоже на Мариту - всполошив всех, отправиться по своим делам. Особняк, между тем, с перекрестка было видно отлично, в этом Келиан только что убедился.
Уезжая, хозяйка раздала, конечно, указания. Эти указания и исполняла сейчас Низа. Стоя на расшатанном стуле, с ведром мыльной и ведром чистой воды, она мыла стекла веранды. Половина была уже отмыта и сохла, а половина ожидала своей очереди, тускло блестя в полуденном солнце. Вода залила землю перед домом и грязными ручьями стекала по дорожкам сада. Очевидно, Низа стояла тут не первый час.
Сначала Келиан удивился: не столько было работы, а потом подошел ближе и понял. В тени яблочного дерева, съежившись на втором стуле, сидел Ригерт. На коленях у него лежала вчерашняя книга.
- Работаете? - уточнил Келиан, остановившись рядом.
Низа обернулась, от неожиданности чересчур резко. Стул под ней скрипнул. Обычно бдительная, сейчас она Келиана не заметила вообще.
- Или читаете?
Ригерт и правда зачитывал что-то из книги - это он успел увидеть издалека.
Низа молча дернула плечом. Она оттирала очередное стекло из множества, которое составляло веранду, и то чудом только не трескалось.
- Значит, читаете? - переадресовал вопрос Келиан, и Ригерт сменил одну неловкую позу на другую. Но, как и Низа, не откликнулся.
- Вам-то какое дело, - вспыхнула, наконец, та.
- И как, интересно?
- Поинтересней, чем некоторых слушать, - отозвалась Низа.
В глазах ее стояло мрачное, упрямое выражение. Келиан подумал было оскорбиться: жители дома, кроме Ригерта, не столько осуждали его занятия, сколько даже не желали понимать их, сводя к заранее понятному им изводу.
- И о чем читаете?
- Об аяранской флоре, - ответил Ригерт. Выйдя - редкий случай - днем за пределы дома, он терял все запасы храбрости, что умел скопить. - Низе нравится.
На деле, Келиан был уверен, ей нравилось не больше, чем слушать его самого. Но она боролась, боролась со своим характером, боролась с подступающей скукой, потому что знала, ради чего. Иногда ему становилось интересно, сложилось бы все все так же, не достанься Ригерту - видимо, от отца - красивой внешности. Изначально красивой. Стояла бы во взгляде Низы эта серая дымка.
- Кстати, об аяранской флоре. - Келиан отошел и принялся разглядывать ряды взрыхленной земли. Кое-где уже начинали проклевываться ростки. - Цветы растут.
- Да, - согласился Ригерт и улыбнулся, а в следующий момент вскочил со стула. - Не трогайте!
Келиан, начавший было разрывать землю вокруг одного из ростков, остановился. Как на его взгляд, растение выглядело странно. На месте Ригерта он проследил бы за ростом цветка с начала и до конца, но у каждого свой подход. Наблюдение в любом случае было нечистым, и наверняка оставались еще семена.
- Шагреневый юшипит, да? - уточнил он.
Ригерт кивнул. Накануне они условились молчать на счет смешанного удобрения, и воспоминание об этом читалось в его лице. В той половине, которая оставалась видна.
Когда Келиан только въехал, Ригерт носил деревянную маску. Потом госпожа Марита взяла на работу Низу - и та сделала что-то, после чего маску он снял. Делала и еще - понемногу. Келиан видел их однажды, в один из таких же дней, дней, когда хозяйки не было дома. Низа, низко склонившись, мазала лицо Ригерта какой-то мазью. Возможно, лечебной, скорей всего, нет. Но, быть может, думал иногда Келиан, ей и удастся довести процесс до конца.
Закончив с очередным стеклом, Низа спустилась со стула и взялась за ведро. Пришло время сменить воду.
- Помочь? - полюбопытствовал Келиан.
- Не надо, - огрызнулась Низа и подняла ведро.
Ригерт посмотрел на нее, на секунду замер, а потом принялся листать книгу.
После смерти мужа госпожа Марита продала долю в аптечном предприятии и жила на проценты. Столица, в которую она переехала после свадьбы, теперь ничем не держала ее, а родной край манил к себе. Если бы могла оставить дом на сына, Марита давно вернулась бы в Мерже. Но на это она решиться никак не могла.
- Ну оба-то ты не донесешь, - сказал Келиан и взял второе ведро.
В молчании они дошли до колодца. Опорожнив ведра, Низа вернулась с ними и принялась черпать воду. Полуденное солнце светило вовсю, и видно было, что она устала. Тусклые волосы облепили лоб, а плечи ссутулились. Упорства в ней, впрочем, достало бы еще на пятерых.
- Низочка, душенька, - заговорил Келиан и понял, что она почти забыла о нем. - Ты видела когда-нибудь короля?
- Видела. Кто не видел.
Сказала она это так тихо, что почти и неслышно.
- И что о нем думаешь?
- А что я о нем думать должна? - не поняла Низа. - Толку мне о нем что-то думать?
Келиан кивнул, признавая ее правоту.
- И все-таки? Помнишь случай с собаками?
Накачав воды в первое ведро, Низа повернулась.
- Кто не помнит. Зверство такое.
Прошлой осенью на большой охоте свора короля сбилась со следа. Его Величество мог бы взыскать вину с псаря, с того, кто натаскивал их. Он, однако, предпочел вырезать собак - всех до единой породистых собак, которых учили не один год. Их головы месяц украшали ограду королевских садов и были видны каждому: гостям из окон флигелей, гуляющим по садам и прохожим снаружи.
Так Корлиго Долиа напомнил всем, что ничья ценность не может считаться достаточной.
- И что о нем думаешь?
- А что, по-вашему, я думать должна? - прикрикнула Низа, ставя ведро на землю. То расплескало едва ли не половину воды. - Что я должна обо всем этом думать?
Какое-то время они с Келианом смотрели друг другу в глаза, а потом он кивнул.
- И правда. Что тут думать. Но ты окна получше помой.
- Уж помою, - отозвалась Низа.
Три недели спустя Корлиго Долиа должен был проехать соседней с ними улицей, чтобы принести дары морю. Лийсогар стоял на берегу залива, и многие века залив оставался благосклонен к городу. Каждый год перед наступлением осени король в благодарность отдавал его водам перекованное мастерами золото. Этот год, впрочем, собирался стать особенным.