- Ну и морда, - покачал головой и опять окликнул мать. - Мам! У тебя случайно тонального крема нету?
- На, мои очки надень, - предложил Сашок. Друг он и есть друг. Переступил через личные обиды и отдал фирменные солнцезащитные очки.
Явился брат, Петр Алексеевич. В темно-синем костюме, степенный, с причесанными бровями и сейчас, как никогда, походил на Ильича, изображенного на портрете, который висел на кухне.
- Ну, здорово, жених! - братья обменялись рукопожатием.
А мать выдала подробную инструкцию о процедуре сватовства:
- Слушайте и запоминайте, как раньше у людей делалось!..
Кому как, а Мишке старые обычаи приглянулись, потому что включали в себя презентацию с крепкими напитками.
Пошли в ближний магазин, который недавно подштукатурили, подкрасили, обложили плиткой крыльцо и после чего громко назвали "Супермаркетом". Купили там две бутылки "Кристалла" и круглый хлеб. Хотели еще купить шампанского, но мать оказалась не очень щедрым инвестором. А про цветы и говорить нечего. Свои еще не выросли, а заезжие торговцы просили очень дорого.
По улицам бродили пьяные люди. Обнимались, целовались, поминая, что Христос воскрес, но и скандалили тоже. На балконе пятиэтажки кто-то водрузил трехцветный российский флаг и тотчас на соседнем балконе, будто на спортивном состязании, где представлены разные общества, взметнулось красное полотнище с серпом и молотом.
А внизу, у входа в магазин, завязалась коллективная драка, и одного мужичка пырнули ножом. Он прислонился к стене и, размахивая ржавой трубой, дико кричал: "Не подходи! Замочу!"
- Ладно тебе, - Мишка хладнокровно приблизился к нему. - Брось выступать. Тебя самого замочили.
- А? Где? - растерянно спросил мужик, опустил голову, бросил трубу и руками прикрыл рану на боку. Оттуда хлестала кровь. Он разом ослаб и стал сползать вниз по стене.
Мишка отдал сумку со свадебными реквизитами другу, а сам занялся незнакомцем, определяя на сколько серьезна рана. Кто-то вызвал милицию и скорую. Милицейский бобик подъехал первым. Бойцы разбежались, и сотрудники хотели повязать Мишку, оставшегося возле раненого.
- Да вы что! - возмутился "жених". - Я первую помощь ему оказываю.
Заверещала сирена "Скорой помощи". Из нее вышел знакомый врач с бородкой. Красивый, как Аполлон, спустившийся с небес, и печальный, как Сергей Есенин перед самоубийством.
Мишка помог уложить раненого на тележку.
- Много вызовов, да? - с сочувствием спросил.
- Хватает. Травмы, брачные бои, отравления - полный букет. Столько праздников подряд даже для нашего неизнеженного народа - большое испытание, - меланхолично ответил врач и спросил, не меняя интонации: - Как твоя девушка?
- Какая девушка?
- Которую мы вместе спасали.
- Ну вот, и ты мне про Изабелку. Я знать ее не знаю и не видел с того времени.
- Странно. Ты так проникновенно уговаривал эту девчонку не умирать, что даже мне, ипохондрику, захотелось жить. Я видел ее в городе и, признаться, позавидовал тебе.
- Чему завидовать-то? Обыкновенная шлюха, между нами мальчиками говоря.
- В ней что-то есть, - не согласился доктор. - Она побывала в пограничной ситуации. А это многих выворачивает наизнанку.
- Ага, понятно. Ты в нашем Содоме разглядел Мадонну, - кивнул Мишка. - Так в чем проблема? Нравится - подкати.
- Насколько я понимаю в людях, она только тебе, своему Пигмалиону, верность хранит.
- Ну, вот еще. Я к другой намылился.
Доктор, уже сидя в скорой, подозвал Сорокина.
- Слушай, если я заведу с той девушкой знакомство, можно передать ей содержание нашего разговора?
- Это про то, что она...
- Нет, более конспективно, - перебил доктор. - Что ты с другой встречаешься.
- Ну, ты джентльмен. Ладно, передавай на здоровье!
Машина отъехала, а к Мишке, который будто оцепенел, подошел Сашок.
- О чем базарили? - спросил он.
- Да так. Я свои авторские права на Изабелку доку передал.
- А что задумался-то?
- Вспомнил, как меня хотели на стадионе в шамбо с нечистотами спихнуть. Это называется пограничной ситуацией, Сашок. Хорошо, не до конца отключили, и я застрял наверху. Руками, ногами, зубами за жизнь и землю цеплялся. Им надоело со мной возиться, плюнули и ушли. Я очухался, дополз домой, смыл их плевки и, как видишь, до сих пор жив.
...В центр каравая вдавили солонку. Мишка прошелся по комнате - в темных очках, в "лучшем" костюме. И еще один аксессуар по совету брата добавил: в нагрудный карман воткнул белый платок, свернутый треугольником.
- Ну, и как я выгляжу? - спросил вдруг охрипшим голосом.
- Вполне, - первым откликнулся Сашок. - Похож на Квентина Тарантино в "Криминальном чтиве".
- Вылитый, - Петр Алексеевич солидно кивнул в подтверждение, хотя и не помнил, а может, и вовсе не видел такого фильма и первый раз слышал о Тарантино.
Мария Сергеевна тоже оглядела сына.
- На бандюгана похож, - сказала, взволновавшись.
- Ну что ж, - подытожил Мишка, - мнения присутствующих совпали.
И пошли они втроем к соседям, сватать девушку в зеленой футболке, с которой он не общался с того памятного дня, когда прогулял на работу.
- Я купец, у вас товар, - прямо с порога, солидным баском объявил Петр, пытаясь следовать наставлениям матери. - Ваша девица нам очень даже в нашем хозяйстве сгодица. А наш молодец-удалец назвался груздем и хочет залезть в кузов.
"Молодец-удалец", подтверждая его слова, улыбнулся по-голливудски и раскланялся.
- В какой еще кузов? - сурово спросил хозяин - кряжистый, густоволосый старик.
Выглянула из комнаты ничего не понимающая девушка, бледная и черноволосая, с восточным разрезом глаз. Мария Сергеевна, называя ее Ариной упростила имя, как и сыну.
- Момент, - объявил жених и назвал девушку правильно: - Мне надо с Кариной кое о чем пошептаться.
Они скрылись в ее комнате. Остальные гости, Петр и Сашок, вместе с хозяином, сели за стол. Дед Сизов отдал распоряжение жене. Старушка хлопотливо забегала, выставляя на стол рюмки, вилки, тарелки и фирменный хозяйский закусон: квашеную капусту и копченое сало. Сизов был один из всех в предместье, кто упорно продолжал держать всякую живность в ветхом, дощатом сарае против дома.
Петр Алексеевич открыл бутылку и разлил по рюмкам. Хозяин вытащил из хлебницы буханку, а принесенный гостями каравай велел отставить в сторону. Старик тоже знал традиции.
- Как дочь решит, - объявил голосом, не допускающим возражений, и стал кромсать хлеб штык-ножом, с которым смело можно идти в рукопашную на врага или даже на медведя.
Свою внучку старики устойчиво называли дочерью. На самом-то деле ее мама давным-давно, в шестнадцать лет, покинула отчий дом, а потом привезла им в подарок трехлетнюю дочь, а сама опять умотала. Правда, и "Арина" звала стариков только папой и мамой; это была их общая семейная тайна, про которую все соседи, однако, знали.
Выпили и закусили, дипломатично поздравив хозяина с праздником. А Мишка, в девичьей комнате, вел трудные переговоры. Он ни разу еще здесь не бывал. К Сизовым и раньше заходил, но дальше общей комнаты, которая одновременно являлась кухней, не внедрялся. И ему было очень любопытно, как тут и что, и чем пахнет. Но любопытство укротил. Он смотрел на Карину через темные очки и пытался говорить складно.
- Ты, наверно, догадываешься, что я к тебе не равнодушен. С десяти... нет, с девяти лет. На меня нападал ступор, когда на улицу выходила ты. Пацаны приметили и написали на сарае, где твой дедушка держит свиней: "Мишка - Аришка"... ну и так далее с разными вариантами. Сначала я стирал эти надписи. Потом мне надоело, и я доказал пацанам, что это не так. Набравшись храбрости, при всех обозвал тебя "дурой". Ты обиделась, а я приобрел репутацию хулигана. И еще раз пять повторял эти трюки... ну, с концентрацией храбрости.
- Неужели шесть раз обзывал меня дурой? - спросила она, глядя на него темными, усталыми глазами.
- Не люблю повторяться, - неохотно пояснил он. - Просто вошел во вкус и продолжал выступать в том же духе во всех случаях.
- Я тому свидетель, - она слегка улыбнулась. - Ты ягненком проблеял в хоре. Ты взял директора школы за ухо, когда он на линейке ухватил твое. И директор отпустил первым.
- Да, наш Иван Васильевич не терпел физической боли, - подтвердил Мишка.
- Кстати, а за что он тебя так? - спросила она. - Я что-то не помню.
- Я тоже подзабыл.
Пришлось соврать. Он отлично все помнил. Директор невзлюбил его из-за рисунка, который Мишка сделал на последней странице тетрадки. А тетрадь вскоре попала на проверку, и рисунок стал известен всем. Под ним стояла надпись, не оставлявшая сомнения, кто изображен: "Иван Грозный инструктирует свою секретаршу".
- Потом почувствовал, что мне больше не надо напрягать себя. Не буду скрывать - да и ты наверняка знаешь, что я на два года попал в колонию для малолетних. Ну, правда, нет худа без добра. Я там специальность приобрел.
- Значит, всему я была причиной. И сейчас ты пришел за компенсацией?
- Ты слепила меня, сама того не ведая. А я застрял в хулиганах и окончательно потерял тебя. Ты настойчивая, целеустремленная, учишься на юридическом и скоро сама судьей станешь. Вполне понимаю твое стремление выбраться из приватизированного барака, - он торжественно возвысил голос, - и по мраморным ступеням Дворца правосудия взойти в новую жизнь.
- Так уж и судьей, - она покачала головой. - А откуда ты знаешь, где я учусь?
- Заочное отделение, группа сто шесть. Однажды наша почтальонша, видать, по ошибке сунула твой пакет в мой ящик. Я хотел тебе помочь и сделать задание. Даже в городскую библиотеку записался. Но потом понял, что наскоком не возьмешь, и положил пакет в ваш ящик. И вот теперь, после долгих лет ожидания и терпения, я опять набрался смелости, а может, наглости...
- Ты еще раз хочешь обозвать меня "дурой"?
- Нет, хочу с запозданием высказать первое впечатление...
- Не надо! Много лет миновало.
- Да, пятнадцать лет псу под хвост. Мне тогда не хватило смелости. Наверно, потому, что прилежным мальчиком был, маму слушался. Но теперь что молчать... Ты хоть допускаешь-то, что и хулиган может влюбиться?
- Михаил...
- Мигуэль, - поправил он.
- Пусть будет Мигуэль, - она не удивилась, тоже знала его паспортное имя. - Зачем тебе все это? Ты и так не скучно живешь. И в женском обществе недостатка не испытываешь.
- Так-то оно так, - вздохнул он. - Но меня все чаще преследует невезуха. Неожиданные препятствия на голом месте возникают. Вот я и подумал: а вдруг все из-за того, что ты есть.
- Опять я виновата, - с грустью сказала она. - Можно подумать, ты за открепительным талоном пришел.
- Да уж какой там талон. Я, вот, в кругосветное плаванье хотел податься. Валялся на верхней полке плацкартного вагона, и всего про двух человек вспоминал. Про мамку свою, которая меня невзначай родила, и про девушку в зеленой футболке. Вот что, Карина. Скажи "да", и я стану другим человеком, удобным для тебя. Самому мне перемениться решимости не хватает.
- Знаешь, что? Копай в другом месте.
- А может, и вовсе не копать?
- Дело твое.
- Эх, - вздохнул он. - Копать или не копать. Опять все тот же вопрос. Как на презентации в отделе кадров ДРСУ. Ну, ладно. Может, еще выкопаю чей-нибудь череп и произнесу невнятный монолог... Но ты, вижу, мне совсем не веришь? Считаешь за обычный треп? - спросил и не услышал ответа. - Хорошо. У тебя альбом есть? А бритвочка найдется?
- Зачем?
- Кровью хочу в твоем альбоме свое запоздалое признание записать.
- Фу, какой ужас, - она вздрогнула. - Нет, нет и нет.
- Погоди, - уговаривал он. - Скажи хоть: "пока нет".
- Ну, хорошо. Пока нет... Вообще-то я, пока не закончу учебу, замуж и не собираюсь.
- А сколько тебе еще учиться?
- Минимум два года.
- Терпимо, - кивнул он. - Руку дай подержать.
- Зачем?
- Чтобы сохранить свои чувства еще на два года. - Не дожидаясь разрешения, взял ее руку. Ладонь у нее была узкая и прохладная. Ощущая себя кудесником, легонечко сжал и застыл, надеясь, что её пальцы разогреются до высокой температуры... Но девушка потихоньку высвободила ладошку.
Он один вышел на кухню. Все повернулись к нему. На его лице появилась улыбка, удрученная и радостная одновременно.
- Сказала "пока нет"! - объявил с таким видом, словно речь шла о минутной задержке.
Его брат распечатал вторую бутылку. Хозяин захмелел и начал жаловаться на дочь-внучку.
- Сидит, сидит, а чего сидит? Уже и так ученая. Конечно, пора бы ей замуж. Но по Сеньке ли твоя шапка, Михаил? Ведь ты еще тот шалопай. Я против тебя тут уже высказывался, и мнения не изменю. Прямо в глаза скажу... Тьфу ты, где они, твои глаза? Зачем очками прикрыл? От долгов скрываешься? А ну, сними!
- Через неделю сниму, - пообещал Мишка.
- Ладно, потом посмотрим, раз и дочь за перспективу отношений, - смягчившись, решил Сизов. - Эх, поженились ба, детей родили, и некогда было б дурака валять. А я внуков с удовольствием понянчил бы.
- Правнуков, - вполголоса поправил жених.
- Чево?
- Да ничего. Я ведь не против. За тем и пришел, дед, чтобы тебя прадедом сделать.
- Все-то ты знаешь, - проворчал Сизов. - Однако ж палец о палец не хочешь стукнуть, чтоб настоящим мужиком сделаться.
- А настоящим - это как?
- Прежде всего, добытчиком надо стать, а не сидеть на мамкиной шее...
Петр закусил квашеной капустой, похвалив хозяина за отменное качество, и сообщил:
- Я его в свою команду хочу взять. А то ему с детства не везет. В хоре - голос сорвал. Художником стать - не получилось. С порнографии начал, а она тогда запрещена была. Я вместо родителей в школу ходил, все знаю. Такие претензии! Какого-то царя в голом виде изобразил. Однако, с пенсне на носу. Мало того, что порнография, так еще пришили искажение истории. Потом в футболисты все рвался. Хотел наподобие Пеле ногами мир покорить. И тут не вышло. Голеностоп у него другим образом, чем у бразильца, оказывается, устроен... Я правильно причину твоих неудач излагаю, Миша?
- Ага, плохому танцору завсегда яйца мешают, - заметил дед Сизов. - А ты, Петр Алексеич, все на трубе дудишь?
- Да, на трубе. На валторне. Вообще-то раньше у меня это как хобби было, а сам подземным слесарем работал. До самого последнего дня, пока шахту не закрыли. Потом попробовал себя в бизнесе. Ремонтом машин занялся, жестянку правил. Аварий-то у нас хватает, заказов много. Однако не выдержал конкуренции со стороны других жестянщиков.
- Пошто так? - продолжал расспрашивать дед.
- Задумчивым стал. Возьму киянку в руки, а сам все думаю, думаю. А работа стоит.
- О чем думаешь-то?
- Да так, обо всем. О жизни больше. Но ничего, на хлеб-соль я теперь и трубой зарабатываю. И Михаил, если пойдет по моим стопам, всегда детишкам на молочишко будет иметь. Я его на бас-трубе научу. У нас сейчас вакансия.
- А что прежний-то бас? - спросил Мишка.
- Чахоткой заболел, - пояснил старший брат.
Захмелевший Сашок молчал и только слушал, поворачивая голову от одного к другому.
- Ну вот, профессиональная болезнь, видимо, - сделал вывод Мишка, услышав о заболевшем чахоткой басе. - А ты меня пихаешь на его место. Нет, я еще не все безобидные профессии перепробовал. Уже медбратом в нашей больнице стажировался. И у меня неплохо получалось.
- Ну, смотри. А только мы, духачи, теперь опять востребованы. На дискотеки нас, правда, не приглашают, но на похороны зовут. А иногда и ветераны к себе на юбилеи. Чтобы мы исполнили самый великий марш всех времен и народов.