- Зачем звал, ваше благородие? - Мора шагнул в прокуренную караульню, огляделся - в сторожке присутствовал один лишь капрал Медянкин, чуть хмельной и с трубкой в зубах.
- А ты угадай! Свезло тебе, Мора Михай, выкупили тебя, ступай теперь на все четыре стороны.
- Кто? - севшим голосом проговорил Мора.
- А ты угадай! - повторил веселый капрал, - Вспомни, кому на плотине хранцузские вирши читал?
Мора выдохнул - словно что-то умерло в нем, а что-то, наоборот, заиграло.
- Князь? Он изрядно расточителен для бедного ссыльного.
- Твой благодетель богат, как Крез, - усмехнулся нетрезвый капрал, - только выслушай напоследок один совет. Ты же из Москвы у нас, Мора? Вот и поезжай в свою Москву, на рассвете, как откроется переправа.
- А как же пасть в ноги благодетелю? Облобызать ручку?
- Вот-вот. Не лобызай. Я вижу, что парень ты непростой, но этот орешек не для твоих зубов.
- Вы, благородие ваше, неплохо знакомы с его светлостью?
- Видел возле князя молодого поручика? А год назад на его месте служил поручик Дурново, хороший мой знакомый. Князь сожрал его и не поперхнулся. Под судом сейчас поручик Дурново. И слуги бегмя бегут от старой сволочи... Говорю тебе, Мора, - не хочешь вернуться в острог - уезжай скорее в свою Москву.
- Премного благодарен за совет, - оскалил Мора белые зубы, - разрешите идти?
- Да ступай, - капрал отворил дверь, кликнул солдата:
- Иван, проводи его!
Постоялый двор, принадлежавший мещанину с благозвучным прозвищем Шкварня, пользовался в городе самой дурной репутацией. Для Моры же подобная слава была рекомендацией лучше некуда.
Шкварня сперва скривился, завидев тюремную робу и страшную рожу Моры, но после душевной беседы и явления серебряного ефимка трактирщик оттаял душой. Была затоплена баня, нашлись и вещи на замену робе - не иначе, краденые, а также гребень, чемеричная вода и белила, милостиво пожертвованные прекрасной госпожой Шкварней, супругой трактирщика.
Отмывшись и вычесав вшей, Мора с наслаждением облачился в не-тюремную одежду. На смену суковатой палке пришла некогда приличная, но теперь изрядно погрызенная собаками трость. Шкварня пытался было в погоне за пущей выгодой сосватать вчерашнему арестанту непотребную девку с губами, крашеными свеклой, но Мора девкой побрезговал. Подвиг воздержания пробудил нешуточное уважение в душе прекрасной госпожи Шкварни, и когда Мора, с замазанными белилами клеймами и с чистой тряпицей на носу, уселся за стол, хозяйка самолично, собственными белыми ручками метала на стол нехитрые яства. Сам Шкварня, встревоженный таким пробуждением внезапной симпатии, уселся на лавку в углу едальни и ревниво следил.
- Как же тебя зовут, парень, на самом-то деле? - интересовалась прекрасная трактирщица, - Ведь Мора - это же не имя? Так всех цыганов зовут.
- Любезная Лукерья Андреевна, - отвечал Мора, принимаясь за куриную ногу, - не имею сил вам врать. Конечно же, Мора - это не имя. В городе Кенигсберге звали меня Гийомом, да только тот Гийомка при облаве в реке утонул - одна шляпа приплыла. В городе Москве звали меня Виконтом, да только какой я теперь к чертовой бабушке виконт - без носа и с черной рожей. Так что придется побыть Морой, пока нос не отрастет.
Хозяйка не стала спрашивать, как же отрастет нос - может, и сама догадалась, как.
- А скажи, любезная Лукерья Андреевна, что за человек ваш ссыльный князь? - поинтересовался Мора, прежде чем вонзить зубы в мясной расстегай, - И нет ли у него нужды в слугах? В псарях, например?
- Князь платит деньги только немцам, - из угла отозвался Шкварня, - наши все от него давно разбежались. А давеча, и верно, псарь у него помер - в кирхе ихней лежит. Только ты, Мора, и не суйся - не заработаешь ничего, да и не возьмут тебя, безносого.
- Ты же в Москве жил, Мора, неужели ты не знаешь, что за человек был князь? - жеманно спросила прекрасная госпожа Шкварня, сощурив мохнатые ресницы.
- В Москве тех князей хоть заешься. Этого - не видел.
- Наш-то непростой был. Если по-правильному говорить - он никакой и не князь, он - дюк.
- Индюк! - взоржал в своем углу Шкварня.
- Сам ты индюк! - разозлилась трактирщица.
- Я знаю, что есть дюк, любезная Лукерья Андреевна, - прервал перепалку Мора, - Дюк - он во Франции герцог.
- Не знаю я, кто он был во Франции, - все еще сердито продолжила госпожа Шкварня, - только к нам его привезли из Сибири. Я тогда девчонкой была, а матушка моя, земля ей пухом, видела, как этого самого дюка, - хозяйка покосилась на мужа, - этого дюка лакеи несли из саней на руках, как мешок сам знаешь с чем. А следом плелось его семейство, кубло змеиное.
- Помирал он, помирал - пару месяцев, да так и не помер, - припомнил Шкварня, - пастор над ним все сидел, в рай провожал.
- А из господ наших ни один не приехал к нему с визитом, - усмехнулась трактирщица, - все гнушались. Он же титула лишился и не дюк был более, даже не дворянин. А потом из столицы, от государыни-матушки Елисаветы, прибыл к нашему страдальцу личный царский врач господин Лесток. Полчаса пошептался с князем, и наш больной тут же выздоровел.
- А попозже из столицы прибыли подводы с дюковским добром. Мебель, картины, книги, сервизы, собаки, конь этот черный, Люцифер, на котором он ездит, - продолжил Шкварня.
- Тот конь околел, сейчас у него Люцифер-Второй, - поправила Шкварню жена.
- И господа сразу поспешили к дюку с визитами? - попробовал угадать Мора. От съеденного его неудержимо клонило в сон.
- И обрыбились! - торжествующе произнесла госпожа Шкварня, - Всем от ворот поворот. Мол, незачем вам к простому мужику, не дворянину и не князю, с визитами шастать. Так и дружит наш дюк теперь с одним купцом Затрапезным.
- В карты с ним по вечерам играет. И все выигрывает и выигрывает... - подмигнул Море Шкварня.
- Одного я не понял - зачем государыня личного лекаря к ссыльному отправила? - спросил Мора, - Помер бы - и хрен с ним?
- Ах, Мора, - лукаво улыбнулась прекрасная трактирщица, - А любовь? Дюк, конечно, старый дед и характер у него - говно на палке, но прежде-то он был красавец. У двух цариц в полюбовниках, говорят, состоял. Правда, давно - я тогда еще не родилась.
Мора понял, что вот-вот уснет, поблагодарил хозяев и отправился спать. Ворочаясь на жестких досках, пожалел было, что отверг непотребную девку, но тут же припомнил, как долго лечился в Кенигсберге от триппера, выброшенный позорным недугом на обочину жизни. Если тело - ваш лучший и порой единственный инструмент, можно ли рисковать его здоровьем? Инструмент должен быть исправен.
Мора задумался о своей судьбе - судьбе красавца, волею случая превращенного в посмешище. Как примет его Матрена - нищего, искалеченного, неспособного более очаровывать и пленять? Удастся ли восстановить свое положение? Сможет ли он, Мора, заниматься тем, что умел когда-то лучше всего? Мора не знал, чего больше боится - унизительной жалости, пренебрежения или насмешек. Ему не хотелось возвращаться к своим, к Матрене, таким, как сейчас - слабым, нищим, уродливым и беспомощным. Вот если бы где-то отлежаться, отдышаться, набраться сил - например, на службе у ссыльного князя. Но целование княжеской ручки представлялось теперь затеей завирательной и вовсе безнадежной. Конечно, попытка не пытка... Мора подумал, что неплохо бы заказать себе гуттаперчевый нос, вроде виденного как-то на одном сифилитике, только непременно большой, с горбинкой... Этот грядущий гуттаперчевый нос так согрел Море душу, что вчерашний арестант перестал ворочаться и сдался подступающему сну.
Наутро - едва солнце, как говорится, позолотило края туч - Мора простился с гостеприимными хозяевами и отправился на поиски счастья. Опираясь на трость, шел он по улице вдоль реки, и ступал так легко и по-кошачьи плавно, что девки с ведрами, обгоняя, норовили оглянуться и зыркнуть ему в лицо - и аж отпрыгивали в брызгах своих ведер, завидев повязку. "Нужен, нужен нос!" - думал Мора.
Возле дома старого князя дежурили два солдата. Это был обычный купеческий дом, большой, конечно, но не замок и не дворец - окна глядели на Волгу, и в саду облетала листва. Мора подошел к солдату и спросил, дома ли хозяин, прекрасно понимая, что если хозяин и дома, никто его, Мору, не примет.
- Их светлости нет дома, гуляют, - отвечал солдат и собрался было добавить еще что-то, обидное, но тут дверь распахнулась, и на пороге возник изящный поручик. С книгой в руке, с обескураженным лицом человека, только что вынырнувшего из воды, поручик зевнул, прикрывая книгой розовый рот, и уставился на Мору:
- Ты тот антик, что Ронсара на плотине читал?
- Тот самый, господин капитан-поручик, - смиренно отвечал Мора, потрясенный определением себя как "антика" и Вийона - как Ронсара.
- А что есть Prince clement?
- Милосердный герцог.
- Наш-то? Ага, сейчас! Так ты - цыган? - спросил поручик, прикидывая про себя что-то.
- Потомственный цыган Мора Михай, - склонился услужливо Мора, - Гадания, привороты, порча, сглаз...
- Увод коня... - продолжил поручик, - А можешь ты, цыган, девицу приворожить?
- Я же цыган, - ответствовал Мора, - приворожу вам кого угодно. Только доложите обо мне хозяину.
- Что я тебе - лакей? - поручик смешно сморщил нос, - Да и нет его дома. А что нужно для приворота?
Мора собрался было ответить, что для приворота нужен непременно хрен моржовый, но тут ворота раскрылись и явилась процессия, одновременно величественная и забавная.
Первым на вороном коне - на Люцифере-Втором - влетел старый князь, надменный и важный, как наследный принц. Следом на своих двоих вбежал красный солдат с ведром и с удочками - а коня ему не досталось. Из ведра свисали сомьи хвосты.
- С добрым утром, поручик, - поздоровался князь и тут увидел Мору, гнилым зубом торчащего возле крыльца. Вгляделся, близоруко прищурившись, и узнал:
- О, попрошайка - любитель поэзии! Что за нелегкая тебя принесла?
Итак, князь по-русски все-таки говорил, но получалось у него из рук вон плохо. Мора еле разобрался в этом ворохе гортанно-рычащих и шипящих.
- Я осмелился выразить благодарность вашей светлости...
- Молчи! - старик спешился - вполне грациозно для своего возраста - и злобно сверкнул глазами на бедного Мору. Передал коня подоспевшему слуге и продолжил уже по-немецки:
- Ты погубишь мою репутацию!
"Злодея?" - подумал Мора, но благоразумно промолчал.
- Идиотский спектакль! Старый гриб, попрошайка и вертухаи! Ступай за мной! Пропустите его, - приказал князь солдатам и вошел в дом. Мора поспешил за ним, поручик тоже. Старый князь пронесся по коридорам, и вихрем летел за ним роскошный плащ с лисьим подбоем - Мора еще подумал, как элегантно должен смотреться такой плащ на фоне удочки и банки с червями. В комнате - просторной, с окнами на реку и причудливым пюпитром для письма - князь остановился, сбросил на кресла свой дивный плащ и повернулся к Море:
- Ну - и?
Поручик тоже вошел, бросил книгу, уселся в кресло и внимательно слушал - такова уж была его работа.
- Позвольте облобызать вашу руку, - начал Мора.
- Не дам. Мне лишаев твоих не хватало, - добродушно отвечал князь, - Дальше?