<p>
- Ну, смотри, если обманываешь… Мы все равно вернемся…</p>
<p>
Вику, младшую сестру Лёвы, родные вообще спрятали в подвале дома и теперь страшно ее оттуда выпускать. А она и сама боится выходить, девочке 16 лет, а еразы не особо церемонятся даже со старушками и женщинами, не говоря уже о девушках…</p>
<p>
Выложив всю информацию и получив от тещи ц.у., Лёва уходит, а мы с соседкой Олей и с детьми остаемся одни в тревожном ожидании… И вот тут до меня вдруг доходит весь ужас ситуации: я оставила ребенка одного в незапертой квартире – это раз, мало ли что могло случиться со мной во дворе, когда я ринулась к соседям – это два, да и что теперь дальше будет – это три… Как говорится, испугалась задним числом… </p>
<p>
Часы показывают около шести вечера, вот-вот вернется с работы мой муж. Я никогда так сильно его не ждала. Оля тоже ждет своего. Ждем наших спасителей и защитников. За окнами совсем стемнело, но свет в квартире зажигать мы не стали. Из окон, которые выходят на улицу Спандаряна, я вижу, как с четырех сторон стекается толпа мужчин, вооруженных палками, арматурой, металлическими цепями. Вся эта темная масса агрессивно настроена. Глаза погромщиков шарят по окнам всех домов, расположенных вокруг них, и непонятно, каким будет их следующий шаг…</p>
<p>
Как назло, моему мужу именно в этот день приспичило заехать к своим родителям в военный городок, т.к. он случайно оказался в том районе. Он мне оттуда позвонил узнать, как дела дома… Захлебываясь от эмоций, я прокричала в трубку о том ужасе, который творится у нас, на Завокзальной, потребовала, чтоб он срочно ехал домой.</p>
<p>
Соседка Оля уже собирается к себе, и мне становится жутко оттого, что я останусь одна с грудным ребенком. Проходит еще не менее часа, пока муж возвращается домой, прихватив с собой свою маму…</p>
<p>
О моей свекрови нужно рассказать отдельно. Это женская копия, если можно так сказать, внешности Ельцина. Позже, когда мы обнаружили это сходство, то стали называть ее «Ельцин в юбке». Во всем остальном свекровь была обычной деревенской женщиной из саратовской глубинки. Она спаслась от послевоенного голода переездом в Баку, где вышла замуж за такого же деревенского паренька из Горьковской области, родила ему четырех сыновей. Мой муж был в семье самым младшим и любимым. Видимо, этим и объяснялось ее постоянное присутствие в нашей семейной жизни, несмотря на то, что жили мы отдельно, в моей родительской квартире…</p>
<p>
Моя мама к тому времени с братом переехали в Калужскую область, а мне надо было институт заканчивать. Да и не собиралась я никуда из Баку, все надеялась, что «рассосется»…</p>
<p>
Язык у моей свекрови - острее бритвы, и резала она этой бритвой налево и направо, не стесняясь в выражениях. Ее языка боялись все – муж, сыновья, соседи, даже офицеры военного училища, где она работала кочегаром… Чего уж говорить обо мне, девочке из семьи потомственных врачей, внучке доктора медицинских наук. </p>
<p>
На тот момент, когда муж со своей мамой приехал, толпа на улице уже рассеялась, и свекровь прокурорским тоном объявила меня паникершей. Даже не пытаясь спорить с ее авторитетным мнением, я молча начинаю накрывать на стол. Захожу на кухню за посудой и непроизвольно смотрю в окно… И оцепенела…</p>
<p>
В сторону нашего блока направляется толпа парней с железными прутьями и цепями, а с ними вместе наша соседка с третьего этажа, которая жила прямо над нами, старая дева. Ее племянница когда-то была моей одноклассницей, да и по-соседски мы жили нормально, не конфликтовали… И вдруг я вижу, как эта мымра показывает рукой на наши окна. Головы погромщиков мигом задираются и смотрят прямо на меня…</p>
<p>
Сказать, что я испугалась – это ничего не сказать. Я забыла, как дышать. Бросаюсь в комнату к сыну, хватаю его на руки и кричу мужу:</p>
<p>
- Они к нам идут!</p>
<p>
Пока до него доходит, пока он смотрит в окно, к нам уже колотятся в дверь. Муж крепкого телосложения, не из трусливых. Он выходит навстречу визитерам, закрыв за собой дверь. А я трясусь от страха, стою за дверью, прижав к груди ребенка и моля Бога о том, чтобы малыш не заплакал и никак не выдал нашего присутствия…</p>
<p>
Разговор, который произошел между ними, я запомнила на всю жизнь:</p>
<p>
- Что вам тут нужно? – спрашивает муж.</p>
<p>
- Нам сказали, тут армяне живут, - отвечает кто-то из еразов.</p>
<p>
- Тут я живу, я разве похож на армянина?</p>
<p>
- Но нам сказали. Пусти в дом, мы посмотрим сами.</p>
<p>
- Кто вам сказал, идите тому в рожу плюньте! Тут живу я и моя мать.</p>
<p>
- А если тут живут армяне? Нам соседка сказала!</p>
<p>
- А если окажется, что тут живут армяне, то придёте завтра и мне в рожу плюнете.</p>
<p>
И вот вроде слышу, как эта толпа разворачивается. Но в этот момент свекровь выходит из кухни с пачкой соли и пытается открыть дверь и выйти наружу. Я хватаю ее за руку, чтоб остановить. Шепотом говорю, что они уже спускаются. А она мне в ответ:</p>
<p>
- Ты своего на руках держишь, а мой там за тебя морду подставляет!</p>
<p>
Откинув прочь мою руку, она выходит из квартиры, рвет на ходу упаковку этой задубевшей «каменной» соли (видимо, хотела ее бросить погромщикам в глаза). Я слышу ее мат-перемат, жуткие проклятия.</p>
<p>
- Чтоб вы все ослепли!</p>
<p>
Еразы кубарем скатываются с лестницы. С агрессивной русской мамашей никто связываться не хочет.</p>
<p>
Муж и свекровь возвращаются в дом и требуют, чтобы я в течение пяти минут собралась и поехала с ребенком к ним в военный городок. Там спокойней будет.</p>
<p>
Но я почему-то решила, что самое страшное позади. Вот и уперлась:</p>
<p>
– Никуда из своего дома не пойду. Тут всё – мебель, посуда, книги! Тут мой дом, я тут родилась, тут Максимка родился…Надо военному коменданту позвонить, чтоб нам охрану дали…</p>
<p>
Бред несу несусветный, аж самой теперь смешно, какой я была наивной дурочкой…Но меня быстро в чувство приводят - свекровь произносит всего несколько слов:</p>
<p>
- Не едешь - и не надо. Сиди тут со своими мебелями, хрусталями и макулатурой. А мы ребенка забираем и уезжаем!</p>
<p>
Мне действительно хватило пяти минут, чтоб расстелить на кровати скатерть, свалить в нее все детские вещи, документы и драгоценности, завязать узлом, одеть ребенка…</p>
<p>
Наутро выяснилось, что у меня от волнения пропало молоко и мне нечем кормить ребенка…</p>
<p>
Началась сумасшедшая жизнь у свекрови, свекра и двух братьев-алкоголиков, которые постоянно подначивали моего мужа, что он подкаблучник, раз с ними пить не садится… Мне оставалось только молча все это терпеть, т.к. началась сессия, а после нее уже дипломный проект…</p>
<p>
Но сессию мне сдать так и не удалось.</p>
<p>
На одном из экзаменов в аудиторию вваливаются еразы и прочие активисты НФА (Народный фронт Азербайджана – прим. автора), в руках списки какие-то… Педагог возмущается, пытается их выставить. А они ему говорят: «В твоей группе сидят Григорян, Тонян и Лазарева. Пусть встанут и выйдут с экзамена, они тут больше не учатся!».</p>
<p>
Мы психанули с девчонками, идем к проректору жаловаться. Тот вместе с нами возвращается в аудиторию, спрашивает, кто приходил и что за безобразие творится в стенах этого вуза?! А педагог прикидывается ягненком, мол, никто не приходил, ничего не было, пусть спокойно садятся и сдают… Проректор за дверь, а экзаменатор начинает нас валить по-черному. В итоге мы втроем, естественно, экзамен не сдали. Но жаловаться уже смысла не было…</p>
<p>
1990 год мы встретили в ужасном настроении. Тут не до новогодних праздников. Тревога росла с каждым днем. Ситуация в Баку просто вышла из-под контроля. Начиная с 13 января, по городу прокатилась волна погромов. На улицу армянам страшно было выходить. Все отсиживались по домам, а при первой возможности уезжали. Но как выехать из города? Поезда, отправляющиеся из Баку, мальчишки забрасывали камнями, в аэропорт не доехать, по дороге останавливали, грабили. Творился полный беспредел…</p>
<p>
Свекровь предупредили, что все вокруг знают, что у нее невестка армянка, и это ей даром не пройдет. Отыграются на ней с превеликим удовольствием за ее острый язык…</p>
<p>
Выхода нет, нужно срочно уезжать… К 16 января остается единственный способ бежать из Баку – паром. Но и на него невозможно попасть… И все-таки нам с мужем и ребенком чудом удается добраться до морвокзала. Мы надеялись, что сможем хоть на чем-то перебраться на тот берег Каспия и попасть в Туркмению, где в Ашхабаде жила мамина родная сестра…</p>
<p>
На пристани яблоку негде упасть, народу больше, чем на первомайской демонстрации в старые добрые времена…Все орут, дети плачут. Царит полный хаос. Бедные солдатики, присланные в Баку для «сдерживания конфликта», выстроились в длинную шеренгу без конца и края, спиной к морю, сплошной стеной, выставив перед собой щиты…</p>
<p>
К пирсу причаливает какое-то суденышко, как я потом узнала, на нем обычно перевозили нефтяников на вахту на Нефтяные Камни… И тут началась страшная давка…</p>
<p>
В толпе мы сталкиваемся с одним из своих друзей-коллег по Военпроекту, где мы с мужем вместе работали. Саша с женой Лилей когда-то были свидетелями на нашей свадьбе. У него мама была русская, отец – армянин. Жена у светловолосого Саши такая же белокурая молоканка. Несмотря на это, их дерматиновую дверь в Арменикенде (район Баку – прим. автора) порезали на куски, а на стене в блоке написали углем: «Убирайся, ермяни!». </p>
<p>
Саша предлагает мне помощь, так как в одной руке у меня Максимка (в неполные 9 месяцев он уже был тяжеленным для меня, дюймовочки), а в другой - сумка-термос с кашей для ребенка, пакет с документами и бутылка марочного коньяка (до сих пор гадаю, зачем свекровь ее туда засунула). У мужа в каждой руке по сумке с детскими вещами. Больше ничего мы взять не успели, да и не унесли бы на себе… </p>
<p>
Я отдаю Саше сумку, и в этот момент мы видим, как щиты солдатиков передо мной расходятся в разные стороны и один из них кричит мне: «Быстро проходи, быстро!!!». Я проскакиваю в эту щель, щиты захлопываются, и вновь открываются уже в другом месте этой длинной цепочки из железных касок… Муж остается по ту сторону оцепления… У Саши моя сумка с документами, но его я в толпе уже не вижу. У меня паника, подбегаю к «своему» солдатику и умоляю его пропустить мужа. Хватаю его за плечо, чтобы он увидел ребенка. Объясняю, что я одна никак не справлюсь. Солдат отодвигается на несколько сантиметров в сторону, муж успевает буквально просочиться в эту щель, которая вновь замуровывается телами военных. </p>
<p>
Теперь можно подниматься на судно. Надеюсь, что Саша с Лилей и с нашими документами тоже пройдут сквозь кордон. Узенький деревянный трап, длинный и без поручней… С него можно свалиться в море от любого толчка беженцев, которые видят в этом суденышке свое единственное спасение и берут его приступом! Трап качается под ногами и скрипит, словно жалуясь, что вот-вот не выдержит и просто переломится пополам…</p>
<p>
Не знаю, каким чудом мы успели подняться наверх, но через какое-то время случилось страшное. Трап все-таки переломился, и люди стали падать в воду – старики, дети, взрослые… Все кричат, плачут… Началась жуткая паника. А команда смуглолицых матросов пальцем не пошевелила, чтоб спасти несчастных. Они стояли на палубе и посмеивались, потом просто растворились. А люди барахтались в холодной воде, с пирса им протягивали руки, канаты, веревки, старались, в первую очередь, спасти детей. В тот день утонуло трое – два старика и одна девочка…</p>