<p>
При слове «Москва» стоявший рядом с Сашей Артур опустил голову. Он каждый день ждал звонка отца. Ждал, когда он их заберет.</p>
<p>
В очереди молчали, понурив головы. Какой-то старик в драповом пальто и очках, с небритыми щеками, спокойно сказал:</p>
<p>
- Правильно, сынок, говоришь. Мы все армяне, нет ереванских, карабахских, бакинских, тифлисских... Мы один народ. А на таких провокаторов, - последовал выразительный взгляд в сторону типа в спортивной шапочке, - внимания не обращай. Они только орать умеют. Чистокровные тут нашлись.</p>
<p>
И сплюнул себе под ноги.</p>
<p>
Женщины одобрительно закивали головами: правильно, балик-джан (ласковое обращение к детям – прим. автора), не обращай на дураков внимания. Какой же ты шуртвац, ты настоящий армянин! А язык выучишь. Это же язык твоих предков...</p>
<p>
Ребята вернулись в пансионат поздно вечером. Но с хлебом. Не зря ходили. И вообще им повезло: всех троих подвез сосед по пансионату Карен Месропов, который на своей «Волге» возвращался с работы домой, в «Ласточку».</p>
<p>
- Ара-э, садитесь скорей, чуваки, а то совсем замерзните, - весело крикнул он из машины, увидев Артура, Сашу и Стасика, идущих по заснеженному тротуару улицы Терьяна.</p>
<p>
30-летний Карен никогда на жизнь не жаловался. В Баку потерял квартиру, гараж, дачу. Но руки имел золотые и был уверен, что в Ереване не пропадет. Родителей и молодую жену Эрну содержал в достатке. Римма Сергеевна уверяла, что денег у Месроповых полным полно, копят на Америку. Вот-вот им из Лос-Анджелеса приглашение придет от родни, которая там давно обосновалась.</p>
<p>
Карена называли по-смешному – «луйси мард», то есть человек света. Почти как святого Григория Просветителя. На месяц вперед у него был расписан график заказов. Кто хотел провести себе «левый свет», обращались к «баквиц Карен». Электрик протягивал по деревьям и столбам кабель от квартиры в соседнем доме к заказчику. «Левый свет» он умудрялся проводить и от близлежащих предприятий, и от станций метро, и даже от… светофоров. Занимался Карен Месропов, по сути, уголовно наказуемыми делами, за которые ему прилично платили. А что его электромухлевки приводили к авариям, несчастным случаям и даже пожарам, Карена мало волновало. Он делал свое дело, а во время проверок мастера из «Электросети» упорно срезали самовольные провода. Карен вновь приезжал на «место обрыва», все восстанавливал — и так до следующего обхода.</p>
<p>
Соседям по пансионату Карен помогал безвозмездно.</p>
<p>
- Как там наш светильник? – с улыбкой спросил он у Артура.</p>
<p>
- Спасибо, светит, - так же попытался улыбнуться юноша.</p>
<p>
Электрик придумал керосиновую лучину. Взял стеклянную баночку из-под оливок, залил туда немного солярки, сквозь отверстие в крышке просунул крохотный фитиль. Торчащий конец фитиля прикрыл стеклянной трубкой, для чего использовал перегоревшие электролампы. Горела такая «лучина» долго, позволяя спокойно передвигаться по комнате. Солярку Карен приносил регулярно. Анна Ервандовна и Ирина отблагодарили умельца – испекли для его семьи слоеный «Наполеон».</p>
<p>
Артур вошел в комнату, когда диктор программы «Время» передавал прогноз погоды. Бабушка уже спала, а мама сидела у телевизора с усталым лицом. Увидев сына в дверях, поднялась и улыбнулась:</p>
<p>
- Пришел… Садись ужинать. Я котлеты пожарила с картошкой.</p>
<p>
Артур подошел, обнял мать.</p>
<p>
- А папа не звонил?</p>
<p>
- Нет. Дежурная тетя Айкуш позвала бы. Она знает, что мы ждем важного звонка из Москвы.</p>
<p>
Артур снял пальто, разулся. Он в нерешительности подошел к умывальнику, чтобы помыть руки. Повернулся к матери:</p>
<p>
- Мама, а если мы… уедем, нас будут… считать предателями?</p>
<p>
Ирина не сразу ответила, пыталась найти нужные слова. Она знала, что рано или поздно сын спросит ее об этом.</p>
<p>
- Понимаешь ли…Мы не будем предателями. Мы навсегда останемся с нашим народом. Но у нас здесь нет своего жилья. И жить без света, с этой лучиной от Карена… Вечно ждать эти подачки… Бабушка почти не встает, ей все хуже. Нужно в Москве показать ее врачам. Ты не ходишь в школу… Это же ненормально. Я не могу найти работу по профессии… А я, между прочим, неплохой архитектор. И без папы мы долго не сможем прожить. Он уже начал в Москве работать, подыскивает для нас жилье. Семья – это когда все живут вместе. Разве я не права?</p>
<p>
- Права, мама… Но мы же будем возвращаться сюда?</p>
<p>
- Ну, конечно же. Здесь наши корни, наш народ…</p>
<p>
…Альберт Мнацаканов по весне забрал семью в Москву, где он снял скромную, но уютную квартиру в Сокольниках. Артур наотрез отказался идти в школу или работать к отцу в автосервис, где дела пошли в гору. Юноша в последнее время вообще стал каким-то задумчивым и скрытным. Из дома практически не выходил и мало с кем общался. Ирина не могла понять, что происходит с сыном, но на откровенный разговор так и не удалось его вызвать.</p>
<p>
А потом случилось то, что повергло всю семью в шок.</p>
<p>
Артур тайно от родных улетел в Ереван, а оттуда отправился в Нагорный Карабах, где записался добровольцем. Родители подняли на ноги всю милицию, всех знакомых сына. Бабушка требовала одного: «Верните мне внука!» Два дня они не смыкали глаз. И только на третий день получили телеграмму от Артура. Просил простить его и не волноваться…</p>
<p>
С неделю обучали новобранца владению оружием, нехитрому солдатскому ремеслу – вместе с такими же, как и он, безусыми азатамартиками (боец за свободу – прим. автора) с горящими глазами. Артур научился стрелять из автомата, бросать гранаты, делать перевязку раненым. Он рвался в бой. Но толком так и не успел повоевать.</p>
<p>
Боевое крещение Артура Мнацаканова в составе добровольческого отряда «Арабо» прошло 8 мая 1992 года при освобождении армянами города Шуши. Автоматная очередь подкосила юношу, когда отряд пробирался к стенам старой крепости. Артур упал на каменистую землю и последнее, что он увидел, было весеннее небо, синее-пресинее. Оно словно опускалось над ним все ниже и ниже. Вот, совсем рядом, можно рукой достать. Или это душа юноши в тот момент возносилась к самым небесам? Кто знает…</p>
<p>
</p>
<p align="right">
</p>
<p align="right">
2000 г.</p>
<p align="right">
</p>
<p align="right">
</p>
<p align="center">
</p>
<p align="center">
</p>
<p align="center">
Рельсы-рельсы,</p>
<p align="center">
шпалы-шпалы…</p>
<p align="right">
</p>
<p align="right">
Рубену Саакяну </p>
<p>
</p>
<p>
Выросший без отца Альберт Каспаров очень любил свою семью – бабушку, маму и младшую сестру Каринку. Он вообще был весь такой правильный, положительный. Ну, прямо эталон порядочного молодого человека с повышенным чувством ответственности - для кавказских парней качества редкостного. Альберт с детства приучил себя: дал слово – держи. Всегда правду отстаивал, справедливость. А в личный дневник фразу из «Маленького принца» записал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Уж очень она ему понравилась.</p>
<p>
Обычно из таких, воспитанных женщинами и живущих в их окружении, получаются маменькины сынки, мямли, женоподобные и ленивые, неудачники по жизни. На них, безвольных, вечно воду возят. Но вот из Альберта получился настоящий мужчина. Со стержнем. Бывают же приятные исключения из правил.</p>
<p>
Каспаров, закончивший с отличием школу и престижный московский вуз, получил направление в город Ереван. Через пять лет ему, молодому специалисту, дали от завода однокомнатную квартиру в новостройке. Но холостяцкая берлога не грела душу. Сердце его осталось там, в уютном и теплом доме бакинского 6-го микрорайона, где его всегда ждали три любимые и родные женщины. За эти годы Альберт налетал-наездил сотни километров домой, сначала из столицы страны, потом из столицы соседней республики. По межгороду постоянно звонил родным. И непременно посылал им поздравительные открытки – к Новому году, к 8 марта и в дни рождения.</p>
<p>
Он скучал по своим женщинам, к каждой из которых берег особые чувства: к бабушке Арусяк – заботу и почтительность, к маме – уважение и любовь, а смешливую и добрую Каринку просто обожал. Они даже похожи были: оба кучерявые, с миндалевидными глазами, ямочками на подбородках. Все лучшее Альберт берег для нее. Все самое модное привозил сестренке из Москвы. Однажды пришлось неделю разгружать по ночам товарные вагоны в Подольске, чуть сессию не завалил. Но деньги раздобыл и привез своей красавице югославские замшевые сапоги. Весь 10а класс Каринке завидовал, а она была на седьмом небе от счастья.</p>
<p>
Когда случился Сумгаит, Альберт места себе не находил, переживая за своих. Потом вроде бы поутихли страсти. Но вот по Баку прокатилась волна антиармянских массовых выступлений. Он сам видел своими глазами, когда в очередной раз прилетел на выходные домой и случайно набрел на митинг. Такое парню приходилось видеть впервые: бескрайнее клокочущее людское море перед Домом правительства на Приморском бульваре. Когда-то он шел в колонне одноклассников на демонстрациях 1 мая и 7 ноября. Весело кричали «ура!», запускали в небо цветные шарики, несли транспаранты, славящие КПСС, и портреты орденоносных старцев, руководящих этой самой КПСС. А тут…</p>
<p>
В толпе мелькали совсем иные портреты, странные, неожиданные, в основном сурового иранского аятоллы Хомейни. Альберт видел и зеленые флаги, такие же непривычные для этого нерелигиозного и бесшабашного города. Ораторы на трибуне (их было плохо видно издалека) говорили только на азербайджанском. Точнее, с микрофонов сыпались проклятья в адрес армян, призывы покарать коварную нацию. Каждое выступление завершалось «эхом» митингующих: «Смерть армянам! Карабах наш!»</p>
<p>
Альберт был не из робкого десятка. Однако агрессивная стадность всегда вызывала в нем тревогу. И даже страх. Он и в Москве, когда в последнее время приезжал туда в командировку, обходил стороной азербайджанцев. Стыдился из-за их бескультурья, побаивался – из-за агрессивности, которая могла вспыхнуть в любой момент. В одиночку люди как люди, но когда их много…</p>
<p>
В азербайджанских парнях из глубинки было что-то такое, что не поддавалось цивилизованности. На пути из родного села в город они еще не «эволюционировали», не избавились от диких повадок, не обтесались. А их самоутверждение происходило за счет слегка напуганных ими горожан. «Понаехавшие» смотрели на них дерзко, с вызовом, сверкая своими золотыми фиксами… Чушками нас называете, районскими, издеваетесь налд нами? Ну-ну, скоро со всеми разберемся…</p>
<p>
- Сынок, дай мне слово, что больше не будешь даже близко подходить к этим, на митингах, - не скрывая волнения попросила мама, когда Альберт поделился с ней увиденным. – И вообще, пора тебе уезжать. На работе, наверное, заждались.</p>
<p>
- Лучше ты, мама, дай мне слово, что покинете город навсегда. Ты что, ждешь, пока повторится сумгаитский кошмар?! – вскричал Альберт. – Здесь оставаться опасно.</p>
<p>
Тогда он на семейном совете и изложил свой план…</p>