Ну а половозрелым пацанам с улицы, проявлявшим интерес к взрослым темам, Джон-Павлик навешивает лапшу на уши.
- Короче, чувиха еще та! Сначала ломалась, я не такая, я жду трамвая, мне домой пора… Но после шампусика не устояла. Короче, я ее и так, и этак… А потом она так раскочегарилась, что мне до утра покоя не давала… Ара, хватит-да, говорю, дай поспать немного. А она все лезет ко мне и лезет…
<p>
</p>
… Вот дядя Акоп, положительный во всех отношениях, но несчастный мужчина. У него три дочки. Двух пристроил, а с третьей – ну просто беда! Дядя Акоп с тетей Марой последние годы занимаются тем, что собирают приданное дочкам. Он зарабатывает, а она находит из-под земли дефицитный товар. Сначала Аиду замуж выдали за хорошего парня – собрали ей все, как полагается: посуду, постельные принадлежности, белье, мебель купили румынскую, модную «стенку». Потом среднюю, Тамару, отдали тоже за хорошего парня. И тоже с солидным приданным. А вот третья, Анжела… Ну никак не получается…
Работяга дядя Акоп, каких мало, всю жизнь тянет семью, все в дом, все в дом. «Ты наш начальник отдела снабжения», - любя называет его тетя Мара. На своем грузовике он возит опасный груз – баллоны со сжиженным газом. Платят по высшему разряду. А кто еще пойдет на такую опасную работу?! Это же тебе не кино «Плата за страх» с Ив Монтаном. Здесь если рванет – так рванет. По кусочкам водителя-аса Акопа Осипова собирать придется.
<p>
Его Анжела, если сказать откровенно, девушка на любителя. Большого любителя. Неказистая получилась, впрочем, как и ее более удачливые старшие сестры. Крупный нос доминировал на лице, ноги слегка кривые. Да ладно внешность – характер у Анжелы прескверный. Два раза выдавал ее замуж дядя Акоп, и оба раза дочь с позором возвращалась в родной дом под осуждающе-сочувственные взоры соседей.</p>
<p>
Трижды отец одиноко сидит у железных ворот, вздыхает и ждет, когда привезут дочкино приданное. Словно бракованную вещь обратно возвращают в магазин. Стыдно, как стыдно, никому бы Акоп такого позора не пожелал…</p>
<p>
… Вот тетя Варя сидит на табурете в привычном месте – у автобусной остановки на проспекте Ленина, рядом с Арменикендским рынком. Тетя Варя как бы официально торгует семечками. Но из-под полы у нее можно приобрести импортный товар. «Жувачку» - детям, сигареты – взрослым. Одна пластина – 50 копеек, по цене почти 10 маленьких деревянных стаканчиков семечек. Жевательная резинка в красивой праздничной упаковке. Вкусно пахнет ягодами.</p>
<p>
Никто не догадывается, что эта пожилая женщина с больными варикозными ногами двигает прогресс. Она пытается отучить бакинских мальчишек от дурных привычек – жевать всякую гадость. У тети Вари настоящий американский бабл-гум (Риглейс!), из которого можно выдувать пузыри и который лопается с громким хлопком. А без тети Вари пацаны будут жевать что попало, всякую кустарщину – кто непонятную субстанцию из парафина, кто из кира (смолы), а более осторожные - из сока инжира…</p>
<p>
Тетя Варя, сама того не подозревая, внедряет элементы цивилизованности в нашу не слишком богатую жизнь.</p>
<p>
</p>
<p>
… Вот сидит у раскрытого окна и пьет душистый чай с айвовым вареньем представительного вида мужчина с пышными черными усами. Но зовут его незамысловато - Мамед Мамедов, которого за глаза называют Энгельсом. Во дворе он слывет самым влиятельным и зажиточным. Все знают историю этого человека. Пивная будка возле Арменикендского базара, которой он сейчас заведует, – явно не для таких мужчин высокого полета. Оказался он там не по своей воле. Мамедов возглавлял в Шамхорском районе колхоз. Дела вел умело, плановые показатели радовали, с кем надо из районного начальства делился исправно. Мамедова в районе ценили и ставили в пример остальным. К 50-летнему юбилею лично первый секретарь райкома товарищ Дадашев наградил Мамедова медалью «За трудовые заслуги». Намекнул, что пора Мамедову на повышение, в город, засиделся он в своем колхозе. Такие бесценные кадры нужны не только Шамхорскому району.</p>
<p>
И надо было такому случиться! Бес попутал человека, головокружение от успехов…В своем кабинете Мамедов сидел за столом под портретами вождей – Маркса и Ленина. Со временем, разбогатев и ощутив свое величие, он повесил между ними… свой портрет. Сами понимаете, это была крупная политическая ошибка товарища Мамедова. Коммунисты исключили зазнавшегося из своих рядов. Как правило, такие истории заканчивались строгими наказаниями, могли и посадить идеологического диверсанта. Но Мамедова пожалели. Говорят, вовремя взятку дал кому надо.</p>
<p>
- Ты что, совсем с ума сошел?! – кричал на него секретарь райкома. – Ты что из себя возомнил?! Ты вообще кто такой, решил, что Энгельсом стал?!</p>
<p>
Мамедов молча выслушивал обидные слова в свой адрес… Главное, пронесло, отделался легким испугом. Так он переехал в столицу республики, в Арменикенд, и оказался в павильоне «Пиво-воды». Квартиру раздобыл хоть и в старом доме, но в хорошем месте – рядом с больницей Семашко, на пересечении 4-й Нагорной и Самеда Вургуна.</p>
<p>
</p>
<p align="right">
2017 г.</p>
<p align="center">
В лабиринтах Кубинки</p>
<p>
</p>
<p>
Для Гарика символом красивой жизни была красно-белая пачка сигарет «Marlboro». Он мечтал быть похожим на сурового ковбоя посреди прерий, которого видел в одном заграничном журнале. Ковбой рекламировал самые известные в мире сигареты «Marlboro». С них-то, собственно говоря, и началась коммерческая одиссея парня, которого весь город знал по кличке - Гарик-американец.</p>
<p>
Легендарный фарцовщик, он считался первым модником Баку. Гарик раньше всех обзавелся элегантным лайковым плащом, цена которого на «черном рынке» доходила до стоимости югославской «стенки».</p>
<p>
Начинал Гарик с «подмастерья». Так получилось, что он прошел школу свободной торговли не где-нибудь, а на самой Кубинке. И не у кого-нибудь, а у самого Сеид-киши (уважительное обращение к мужчине – прим. автора)!</p>
<p>
Кубинка располагалась в «низинной» части города. Ничего примечательного там не было - преимущественно одноэтажные строения, в основном нехитрый самострой. Главным достоянием этого квартала стали его оборотистые жители. Район пользовался дурной славой: анашистов, хулиганья разных мастей и прочей блатной публики здесь хватало. Соперничать с Кубинкой по уровню преступности могли только Похлударья и особенно Советская – район в нагорной части Баку. «Кубинские» и «советские» время от времени выясняли между собой отношения, и массовые драки могли закончиться поножовщиной. Но Кубинка еще считалась кормилицей бакинцев, страдавших, как и все в стране, от тотального дефицита красивых и модных вещей. В этой обшарпанной и непрезентабельной «Березке» под открытом небом можно было купить все импортное: одежду женскую, мужскую и детскую, алкогольные напитки, сигареты, продукты питания, магнитофоны, телевизоры и даже мебель.</p>
<p>
Сеида-киши называли коммерсантом высшей категории. Слово «спекулянт» он не любил, а «фарцовщик» в его лексиконе вообще отсутствовал. На Кубинке он родился, знал там все закоулки, проходы и дворы, входы и выходы. Так что в случае опасности (милиция и опера из ОБХСС регулярно устраивали там облавы – скорее они проводились для галочки, потому что мало кто верил в искоренение спекуляции в стране тотального дефицита) Сеид-киши знал, куда уходить, чтобы не задержали с поличным.</p>
<p>
Наблюдательный от природы, Сеид-киши присматривался к каждому появившемуся на Кубинке чужаку. Пришелец был потенциальным покупателем, в отличие от проживавших здесь местных. Главное, чтобы не напороться на «человека в штатском» или стукача. Но на них у старого коммерсанта был особый нюх.</p>
<p>
Сеида-киши окружали мальчишки «на подхвате», которые помогали ему. Но порой он и сам подходил к алчущему шика гостю Кубинки и участливо спрашивал:</p>
<p>
-Братишка, могу тебе чем-то помочь? Что надо?</p>
<p>
В лабиринтах этого торгового вертепа умели хранить свои тайны. В круг близких и проверенных Сеида-киши лиц попасть было не так-то просто. Он самолично решал, кого можно допускать к промыслу, а кого нет.</p>
<p>
Гарик-американец вошел в доверие к матерому спекулянту после того, как спас его дочку. 16-летняя Фарида возвращалась как-то вечером домой и едва не стала жертвой каких-то обкурившихся хулиганов. Гарик оказался в нужном месте в нужный час. Отважно бросился на помощь девушке и отбил ее у анашистов. И тогда некоронованный король Кубинки Сеид-киши взял шустрого и нетрусливого армянина к себе в ученики и разрешил торговать на своей территории.</p>
<p>
Сам Гарик жил в центре Баку, на Хагани. У его семьи была благоустроенная 3-комнатная квартира. И он все удивлялся своему шефу:</p>
<p>
- Cеид-киши, что ты здесь, в этом «шанхае», потерял? Бабки есть, возьми приличную хату, а сюда будешь приезжать, как на работу.</p>
<p>
Старик лишь молча усмехался в седые усы.</p>
<p>
Он любил Кубинку, эти бакинские трущобы с вечными проверками милиции и криминальными разборками, этот бурлящий Гарлем со своими правилами без правил, антисанитарией, нехваткой питьевой воды и повышенной плотностью населения, где быстро распространяются инфекционные заболевания.</p>
<p>
Недалекие барыги из местных гордились своей судимостью. Сидели, понятное дело, за спекуляцию. А за нее много не давали – от силы два-три года. Правда, с конфискацией имущества, нажитого непосильным трудом. Вот только чего гордиться-то своей судимостью! Чтобы среди пацанов зеленых авторитетом слыть? Эка невидаль! Сеид-киши гордился тем, что с органами никаких проблем не имел. Давал, правда, аккуратно раз в месяц нужному человеку приличную мзду наличными, тот делился с кем надо (в этом можно было не сомневаться), вот именитого спекулянта и не трогали. Хотя органы прекрасно знали, что именно он, Сеид Фуад-оглы Касумов, есть самый оборотистый коммерсант в городе.</p>
<p>
Участковые здесь менялись часто. Сеид-киши был для них своим человеком. Блюстители порядка получали от него не только скромные презенты в виде импортных сигарет и пива. Они позволяли ему спокойно вести бизнес, потому что были в доле. Мзду на Кубинке собирали совершенно открыто. Время от времени аппетиты у участковых росли, и понять их можно было: не сегодня-завтра их могли снять с этого хлебного места и перевести на другой объект. Вот они и торопились обзавестись «фирмОй» впрок. А то и взять побольше наличными. Сеида-киши это не особо пугало. Он понял простую истину: бабки дал – дело замяли.</p>
<p>
Его номер телефона хранился в записных книжках у многих денежных бакинцев. Они знали: «хозяин Кубинки» поможет достать любой дефицит.</p>
<p>
Сеид-киши крутился, как мог, и зарабатывал большие деньги. Заглядывать в чужие кошельки на Кубинке не было принято. А за длинный язык вообще могли слегка зарезать. Куда и на что тратил свои тысячи Сеид-киши никого не касалось. Впрочем, поговаривали, что коммерсант готовит невиданное приданое для своей единственной любимой дочки Фариды. По Баку пошли слухи, что она – самая богатая невеста в городе. А все благодаря своему заботливому отцу.</p>
<p>
Пешие покупатели на Кубинке не были в почете. Настоящий клиент появлялся «на колесах». Гарик старался, опережая конкурентов, всегда первым заметить, как они подкатывали на машинах. Как правило, в сумерках. Он посылал пацанов, малолетних торговцев-алверчи, и те выбегали к клиентам с вытянутыми вперед руками. Луч прожектора освещал красные пачки заморских сигарет в мальчишечьих руках:</p>
<p>
-Настоящий американский сигарет! Никакой подделка! Настоящий импортный «Мальборо»!</p>
<p>
С мелкорозничной клиентурой в первую очередь общались именно они, маленькие обитатели трущоб Кубинки. Шустрые и пронырливые мальчишки были на подхвате у взрослых. А все серьезные вопросы Сеид-киши решал самолично. Особенно, если дело касалось крупных и дорогостоящих покупок.</p>
<p>
«Сидячими» торговцами были Джафар и Лейла, брат и сестра, лилипуты с рождения. Каждое утро они выходили из дома со складным алюминиевым столиком, на котором раскладывали весь товар, в основном сигареты, жвачку и конфеты. Лейла, как правило, сидела на детском табурете, а Джафар предпочитал работать стоя, пристраивался рядом. Время от времени он оставлял сестру, чтобы пройтись и поболтать с местными парнями. Точка у них была бойкая, торговали до самой ночи. А в роли телохранителей карликов выступал кто-то из соседских парней с крепкими бицепсами. Сеид-киши жалел их, повторял: «Природа их обидела» и никакой доли для себя не требовал.</p>