- Я сказал, пощекочи, а не ломай девке челюсть, блин, да что с тобой такое? - хмыкнул сидящий за столом, видимо кто-то вроде лидера.
- Чиж, да она, походу, вообще не сечет, в какой ситуации оказалась и как себя следует вести.
- Ничего, это мы ей сейчас растолкуем. Слышь, уважаемая?
Последние секунд пять Нина тупо созерцала пол у своих ног, приходя в себя от удара. Но заслышав, что к ней обращаются, машинально подняла голову на говорившего. Она уже перестала что-либо соображать, превратилась в стороннего наблюдателя, скованная ужасом в ожидании развязки.
- Ты статейку про холдинг Петра Ивановича строчила? - вкрадчиво и насмешливо пропел Чиж, делая упор на последнее слово. Ответ ему не требовался, то был лишь издевательский спектакль. Есть два типа головорезов: профессионалы и зверье. Первые делают все беспристрастно и без лишней возни. Для вторых, не смотря на тухлые разговоры о работе, все представляется развлечением. Вероятно, профи просто убили бы Нину, не превращая "работу" в калейдоскоп ужасов и унижений. Так, или иначе, Нине крупно не повезло. Потому что зверье не любит обходиться без лишней грязи. Зверье закапывается в нечистоты по шею и с восторгом барахтается в них. И именно к зверью она имела несчастье угодить в лапы. И зверье намеревалось хорошенько оторваться, прежде чем с ней закончить...
Ей задавали вопросы. Больше для виду. Далеко она в своем дилетантском расследовании не продвинулась, они это знали и так. Вероятно, из нее собирались сделать пример. Иначе, зачем весь этот фарс? Однако самой Нине было не досуг об этом думать. Да и вообще о чем-либо. Скованная ледяными цепями страха, она потеряла всякую волю, отвечала на все вопросы как могла, не обращая внимания, на то, что над ней просто насмехаются. Когда честной компании надоело тешить себя разговором с запуганной жертвой, говорившей все, что от нее желали слышать, прозвучал, вероятно, один единственный важный вопрос, который бандитам действительно нужно было прояснить и ради которого, возможно и затеяли все это безобразие.
- Так, что, дорогуша, - отсмеявшись, протянул Чиж, неожиданно становясь серьезным. - Кому же ты еще напела, про деятельность нашего "работодателя"?
Впервые за все время, с тех пор как очнулась, привязанной к стулу, в голове Нины слегка прояснилось. Она отдавала себе отчет, что упоминание любых людей из ее окружения, подпишет им смертный приговор.
- Никому, - ответила Нина, прекрасно понимая, что сама себе не верит.
Чиж вздохнул.
- Слышь, Чиж, кажись, она тебя всерьез не воспринимает, - осклабился Рябой.
- Ну вот, а только подумал, что между нами установилось что-то вроде взаимопонимания, - устало огорчился Чиж, что было полнейшим лицемерием. - Опять двадцать пять, ну к чему, спрашивается, этот абсолютно ненужный и неуместный альтруизм? - он встал, обошел казавшийся чуждым этому месту стол, и оказался прямо перед ней, продолжая говорить. - Покрывать других - дело не благодарное, что бы тебе раньше не говорили. И сейчас, ты сама в этом убедишься.
Только сейчас Нина заметила в руках головореза нож и в приступе панического испуга судорожно завозилась, сама не зная, что пытается сделать - связана она была крепко, не вырвешься. Однако ребра ее сотряс такой удар, что она на несколько мгновений потеряла способность дышать. Она ничего не видела, только почувствовала холод острой стали на своем мизинце, а затем взрыв боли, кувалдой выбивший из головы все мысли. На секунду ей показалось, что она сейчас потеряет сознание, все это время она не переставала кричать, но никого это особо не беспокоило, что красноречиво говорило о том, что кричи-не кричи, помощи ждать неоткуда.
Чиж весело помахал у нее перед лицом чем-то небольшим, сплошь покрытым кровью. Ее кровью. Боль сводила с ума, страх навалился с новой силой, перед глазами все плыло от слез. Она уже была готова сдаться. Да простят ее все, кому это может повредить, но она скажет, скажет все, что захочет этот монстр с самым истинным ликом зла во все времена - человеческим.
Однако, как ни странно, допрос на том и закончился. Это тоже была игра, и она ее мучителям уже наскучила. Пришло время сыграть в новую.
Нина попыталась отгородиться от происходящего, но когда твое тело терзает толпа людей-монстров, это едва ли смахивает на спасительный круг, или даже соломинку. Они игрались с ней долго, вечно, как казалось ей самой. И когда закончили, оставив валяться сломанной куклой, потерявшей всякую волю и возможность двигаться, она наконец-то впала в забытье, тяжело погружаясь изувеченным сознанием в черную склизкую тьму. Тьму отчаяния. Тьму опустошения. Тьму безумия...
Затем, пришел свет, но не принес облегчения. Нина не могла сказать, пробудилась она, или же находится на какой-то тонкой грани между сном и реальностью, балансируя словно эквилибрист.
Она помнила яркий свет. Резкий настойчивый запах, навевающий мысли о лекарственных препаратах. Множество ламп, стены светлых тонов и голоса. Один из них прозвучал совсем рядом.
- Боже мой! Кто мог сделать с ней такое?
Она вспомнила. Подвал. Монстры, избивавшие, насилующие и измывающиеся над ней всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Тело болело так, словно по ней пробежало стадо быков. Нина не могла заставить себя пошевелиться. Она и не хотела. Уже жалела, что все вспомнила, хотелось бы ей не приходить даже в это непонятное состояние, между сном и явью. Собственное тело вдруг стало для нее ловушкой. Клеткой, из которой не сбежать.
- Ты только посмотри на все эти побои! Это просто уму непостижимо! - воскликнул тот же голос, вроде бы женский. Ему ответил второй, тоже женский.
- Натерпелась, бедняжка, это уж точно! Говорят, это ее муж так...
- Да ты что! Его арестовали?
- Да посадили уже. Вроде бы он в камере повесился.
- Никак совесть замучила? Ублюдок!
Они продолжали свою болтовню, эти голоса, сводящие ее с ума. Утверждающие, что человек, которого она любила - мертв, осужденный за то, что сотворили с ней его убийцы. Но здесь, в этом месте - своеобразном чистилище ее разума, она могла не чувствовать ничего. Чувства, размышления, воспоминания, они для той Нины, что отключилась на полу грязного подвала, сломленная и телом и духом. А может, она там и умерла? Животрепещущая боль, кричащая во все горло настойчиво билась в ее разуме, требуя, чтобы ее впустили. Там, в мире реальном, у Нины не останется выбора. Здесь же, она может забыть ее. И она забыла. Убежала. Закрыла за собой все возможные двери, возвела все барьеры, на какие только способно было ее сознание, и поклялась себе никогда не открывать их. Но вот они открыты вновь, мятежным элементом ее собственного разума, возомнившим себя богом в этом иллюзорном мире, в который она сбежала от кровоточащей, разбитой вдребезги реальности. Возможно, она противостояла сама себе, это не имело значения. Здесь, она творец. И никому не позволено стоять у нее на пути, даже ей самой.
10
Наваждение исчезло, и мнимая богиня попятилась, в ужасе от того, что она высвободила. Ее свет больше не сиял подобно десяти тысячам солнц. В окружившей все вокруг тьме, он стал вдруг слабым пламенем свечи. И только экран на стене, являвшийся своеобразным окном в реальность, выделялся в сплошной черноте.
- Нина... - потрясенно прошептала Аполлион. - Это была ты с самого начала.
Нина не ответила. Ибо Нины здесь не было. Стоя на коленях и опустив голову, сокрытую тьмой капюшона, являясь средоточием окружавшей их черноты, что клубилась вокруг нее подобно дыму, она была не Ниной. Даже не Тенью. Она с самого начала знала...
- Имя мне Аваддон, - сказала она, медленно поднимая голову и мнимая богиня содрогнулась, лицезря под капюшоном безликую маску с непрестанно текущими дорожками кровавых слез. Настоящая богиня поднялась в полный рост. Или, может быть, дьяволица. Кто сказал, что есть разница? Аполлион попыталась защититься, но слабый свет ее, брошенный подобно копью, потонул в завихрениях живой тьмы, тогда как богиня, простершая руку на свою соперницу, без труда пронзила ее выросшим из тьмы за ее спиной потоком крови, пригвоздив лжебогиню к ее былому трону.
- Твой путь окончен, - произнесла Аваддон, подходя ближе, не смотря на окружавший лжебогиню свет, словно не он, всего мгновение назад, едва не выжег все ее естество. - И здесь царствию твоему конец.
- Остановись, - с трудом пролепетала Аполлион. - Ты не ведаешь, что творишь. Я нужна тебе... Нина... вернись, еще не поздно...
Ответа не последовало, вместо этого, кровавая лоза, произрастающая из тьмы, притянула Аполлион к Аваддон, швырнула вперед, только для того, что бы та крепким ударом кулака смела ее в сторону.
- Думаешь, ты сильна? - дрожащим голосом вопросила Апполион. - То, что ты прячешься здесь от всего мира, не изменит случившегося... Ты не можешь вечно прятаться здесь, и месть тебе тоже не поможет. Ты просто трусливо сбежала, отвернувшись от боли и памяти о дорогих и близких!
Аваддон обуяла ярость. Зарядив кулак силой, дымящейся вокруг нее черноты, она снова и снова наносила ей удар за ударом, выкрикивая: - Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!!!
- Тебе не убить меня, - прохрипела угасающая лжебогиня. - Ты и я. Мы одно целое...
- Больше нет, - отрезала богиня воссиявшая тьмой. Она воздела руку над головой и чернота зашипела за ее спиной. Из нее вырвались десятки лоз струящейся крови, вонзаясь в тело Аполлион. Затем, словно по команде, они развернулись, разрывая ее грудную клетку, обнажая сокровенную суть ее внутреннего мира, что изливался жидким светом в безразличную тьму. Подойдя вплотную, Аваддон вырвала у соперницы едва бьющееся сердце. Мгновение она созерцала его, разъедавшее светом ее темную плоть, затем сжала, мгновенно раздавив его в кулаке. Так Тьма восторжествовала над Светом. Лжебогиня была мертва.
Аваддон почувствовала опустошение. Без преувеличения, она только что уничтожила часть самой себя. Причем, возможно, часть далеко не самую худшую, а возможно и самую лучшую. Но вместе с тем, пришло и облегчение. Тяжелый груз сомнений, не прошеных угрызений совести, моральный тормоз, гигантская, непосильная тяжесть, была отброшена, как что-то ненужное. Канула в небытие, вместе со своей старой слабой личностью, которая могла лишь плакать, лежа на грязном полу, побитая, униженная и сломленная. На смену ей пришло нечто другое. И это нечто затаилось, подобно хищному зверю и выжидало, хладнокровно подстерегая жертву.
Отмщение - единственная мысль в ее голове, отныне и навсегда.
- Блин, Чиж, нахрена самим к этой девке переться? Мало что ли шестерок разных? Кого хочешь шли. Али вообще, главврачу местному звякнуть, сам сделает, он у нас давно на крючке. Вякать не станет.
Они стояли у входа в больницу. Два прилично одетых человека, ведущие кошмарный разговор, как по сути, так и по содержанию. Они не прятались. Не понижали голос, хотя пришли именно за тем, что бы скрыть кое-какие свои грязные делишки. Чиж был хмур и сосредоточен. Рябой же явно не понимал серьезности ситуации, чем уже начинал его бесить.
- В последний раз, когда я доверился шестеркам, получилось полное говно, - холодно отрезал он. - Дал простое поручение - удостоверьтесь, что девка сдохла и скидывайте труп, - Чиж сердито ударил кулаком в ладонь для пущей наглядности своего негодования. - И тут умудрились обосраться!
- Да блин, Чиж, вот как есть, мертвая была, почитай не дышала. Не двигалась, точно кукла, куда уж ей отживать... И место глухое выбрали, угораздило же какую-то сволочь туда нос засунуть!
- Закройся! - прикрикнул Чиж, проходя мимо регистратуры и немало поразив окружающих, которых он, впрочем, не замечал. Шел он так, словно людей вокруг него не было. Должно быть, так нерадивый пастух движется через уже довольно осточертевшее ему стадо - кого отпихнет, кого пинком подвинет. - Надоело слушать твой гнилой базар, просто завали хлебало и двигай следом!
Оставшийся путь до палаты сорок восемь провели молча. Оказавшись внутри, Чиж велел Рябому закрыть дверь и преспокойно подошел к больничной койке.
- Может, это... - осклабившись, словно додумался до чего-то умного произнес Рябой. - Того... хы-гы, напоследок...
Чиж смотрел на него, словно не верил собственным глазам.
- Ты, чего, совсем тупой, да? Не понимаешь, что мы облажались?! Нам надо ее убрать и сделать дело чисто и быстро, не то нас самих зароют рядом с ней! Так что заткнись и звони главврачу. Пусть оформляет все как надо. Что бы комар носа не подточил, я сам все проверю.
Фыркнув что-то про кретинов, думающих одним местом, Чиж достал складной нож. Девушка на койке лежала недвижимо, будто и не дышала вовсе. Он откинул больничное одеяло, собираясь направить удар точно в сердце. Коротко размахнулся и обрушил руку с ножом на лежащую.
Первым делом взгляд наткнулся на ее глаза, без намека на сонливость, холодные и сосредоточенные, как у какого-нибудь снайпера профессионала. Глаза убийцы. Они настолько поразили его, что он даже не сразу понял, что его запястье сжали стальной хваткой тонкие, но цепкие девичьи пальцы. Потрясенно опустив взгляд, Чиж ошарашенно наблюдал, как нож разворачивают лезвием вверх. Невнятно что-то выкрикнув, он попытался остановить ее, словно опомнившись, но было поздно. Лезвие вошло под подбородок по рукоятку и все, что Чиж мог сказать напоследок, было лишь сдавленное бульканье. Не теряя времени, девушка вырвала нож из-под его челюсти и оттолкнула умирающее тело босой ногой.
Рябой по началу тоже никак не мог осмыслить происходящее. Но какой-то животный инстинкт заставил оставить все размышления на потом. Он достал из внутреннего кармана кожаной куртки небольшой пистолет, давным-давно сделанный на заказ. Недолго думая, а точнее не думая вообще, он выстрелил в девушку, справедливо полагая, что одного выстрела более чем достаточно, но пуля лишь прошила матрас больничной койки, потому как девушки там уже не было. Она была уже совсем рядом, впечатала колено в его череп со всей силой инерции, что набрала, оттолкнувшись от стены в фантастическом прыжке.
Потеряв равновесие, Рябой свалился на пол как мешок картошки. Накрыв его сверху, девушка прижала нож Чижа к его щеке.
- Что ты задумала, бешеная сука?! - зарычал он. Ответа не последовало. Вместо этого нож, вдавливаемый ею с силой неистового безумца, подрагивая начал погружаться в его плоть. После чего она медленно повела его по щеке, чувствуя, как лезвие царапает кость и зубы. Рябой орал и извивался, но она держала его крепко, словно упиваясь его болью, довела лезвие ножа почти до подбородка и резко выдернула из раны, протянув кровавую полосу по полу. Подняв голову бандита за волосы, бывшая жертва перерезала ему горло одним решительным движением.
Не теряя времени даром (в дверь уже вовсю барабанили и явно собирались ее ломать), Аваддон швырнула нож в окно, разбив, таким образом, стекло и с разбега выпрыгнула навстречу пылающему кровью закату и любой вещи, за которую могла бы зацепиться в полете.
Больше не было сомнений. Больше не было страха. Больше не было сожалений. Демон сорвался с поводка, и он жаждал отмщения.
Тень накрыла Город Проклятых.