- Это Максин хорек? - спросила Стеллочка. Хорь стремился ей за пазуху.
- Ага.
- Он ничего тебе не говорил?
- Хорь? - не поняла я.
- Макс. Дани звонил, - Стеллочка вернула хоря в переноску и защелкнула замок, - Он сегодня женился.
- Ну что, здорово, - я взяла переноску, - Раечка знает?
- Цветет и пахнет, - поморщилась Стеллочка, - Тебе нужно говорить, на ком?
- Не стоит. Мы с Максом сегодня, можно сказать, обручились. Счет один-один.
Стеллочка внимательно на меня смотрела, и все было в этом взгляде, и недоверие, и сочувствие, и печаль. Но сказала она всего лишь:
- Пойдем спать, ребенок, - взяла Герку на руки и ушла к себе. А я ведь ее даже не обманула - я пообещала Максу, что приду к нему на свидание, а свидание в тюрьме дают, только если вы, прости господи, невеста.
Я до восьми утра собирала гребаную хориную клетку, и в конце концов у меня получилось.
1740 (весна-лето). Господин министр
- Эх, министр-министр, а я на тебя ставил, - грустно вздохнул Аксель, глядя на улицу в стрельчатое окошко крепостной стены.
- А я ставил - против, - с удовольствием констатировал Копчик.
Внизу выводили из черной закрытой кареты павшую этуаль - нумер двадцать два. До сего дня министр содержался в Адмиралтейской тюрьме, и ставки на него формально не считались сыгравшими. Сегодня его перевели в крепость.
- Ты ездил к нему, как он держался-то? - спросил Аксель, и Копчик ответил, запустив руку в редеющую шевелюру:
- Понятия не имею, я в только письмах министра копался. На допросах царствовал Половинов, наш Настоящий его не на шутку возлюбил. А я так, в навозе рылся да зернышки искал, - поморщился Копчик, - а что же ты вниз не идешь, горнило свое не раздуваешь? Настоящий с Николашей, говорят, уж выехали к нам.
- Да не было пока приказа на третью степень, - Аксель смотрел, как по лестнице поднимается к ним Ласло, только что с улицы, в роскошнейшем плаще и пуховой шляпе - настоящий барин. Оккультные спектакли и общение с сильными мира сего изрядно добавили лоска тюремному доктору.
- Привет, други! - поздоровался Ласло, - Кому кости моем?
- Министр к нам пожаловал, - поведал Копчик, - наш нумер двадцать два. Но полосовать его пока не велено, велено ограничиться беседами.
- Потому я и думаю, что все еще может вспять повернуться, - задумчиво произнес Аксель, - придет мемория от Бюрена, тьфу, от Бирона или даже от кого повыше, и выпустят министра - не могут они его вот так выбросить, как старую тряпку. Ты, конфидент Климтов, что ведаешь? - спросил он нарядного, веселого с утра Ласло.
- Что ты, Лешечка, там такая грызня была, такой пух летел, - лениво проговорил Ласло, любуясь собою и своей осведомленностью, - этот мурзилка всех против себя настроил, и коллег своих по кабинету, и звезд немецких. Герцог заглотил уже то, что до него другие пережевали...
- Что ж его Климтов гофмаршал не притравил? - ехидно поинтересовался Копчик.
- Это тайна, - значительно отвечал Ласло, но интонация его говорила о готовности продолжить.
- Мы - могила, - заверил Аксель.
- Климтов патрон дал слово одной высокой особе, что впредь не станет травить его протеже, - продолжил шепотом Ласло, - а слово дворянина крепче булата. Вот и терпит. Но шипел он на министра - что та гадюка.
- Зато сейчас празднует, - поморщился Копчик.
- Не исключено, - Ласло выглянул в окошко, - Ого, вот и начальство. Давайте расползаться, ребят, пока все целы.
Копчик составлял для руководства краткую выжимку из личной переписки обвиняемых - руководство ценило в нем талант писать экстрактно, но содержательно. Ночь уже приближалось - в крошечном окошке сапфирово посинело небо и звездочка зажглась - Копчик умаялся, прилег на промокашку и задремал, благо никто не видит.
- Подъем Петрович! - в кабинет ворвался запыхавшийся подканцелярист Кошкин, - Не время спать, Прокопов, родина зовет!
- Что такое? - встрепенулся разбуженный Копчик, - Где горит?
- Жопа горит у выскочек малолетних, - с удовольствием известил Кошкин, - Половинов пал.
- Как пал?
- На допросе пал, припадок случился. К нему Ласлу вызвали из подполья, а допрос вести как-то надо, свидетель без пригляду сидит, ржет. Иди, выручай.
- Бог не фраер, он все видит, - Копчик собрал документы, застегнул в сундук, на замок, пригладил волосы и пошел за Кошкиным. Душа его пела.
- Кого допрос-то? Министра? - с надеждой в сердце спросил он.
- Что ты, с министром сейчас - Сам. Бери пониже, дворецкий министра, бестия продувная, бесстыжая. Увидишь, каков гусь. Любимец, сказывают, министра-то этого, - и Кошкин противно подмигнул.
В кабинете Половинова самого Половинова уже не было - унесли лечить. Зато творилось непотребное - конвойный стоял, картинно отворотившись, а какой-то штатский шпак склонялся к свидетелю и что-то шептал ему на ухо. Свидетель, пообтрехавшийся в камере, но вполне изящный еще кавалер, сидел на стуле и был весь внимание. Завидев Копчика и Кошкина, штатский шпак отпрянул от свидетеля, но ничуть не смутился и никуда не ушел. Копчик присмотрелся к нему - тонкий, черноглазый, с чертами лица, словно полустертыми.
- Что вы здесь делаете? - вопросил гневно Копчик, сжигая взглядом конвойного.
- Александр Плаксин, - представился штатский, - Мне велено быть.
Копчик принял от него записку - с буквами "добро" и "люди", которые писал подобным образом лишь один человек, и признал свое поражение:
- Присаживайтесь на лавку. И попрошу вас - больше ни слова. Итак, - обратился он к свидетелю, - Начнем по-новой. Представьтесь, любезный.
- Кубанец Базиль, - подражая французскому выговору, представился свидетель. Он улыбался. Люди терялись и гасли в крепостных мрачных стенах, но этот улыбался. Он почти не утратил природного обаяния - круглолицый, раскосый, непоседливый, как небольшая кошка, он так и вертелся на своем стуле.
- Возраст, род занятий.
- Сорок два года, дворецкий в доме Волынских, - он говорил доброжелательно и чуть свысока. Что успел пообещать ему Плаксин?
- Проживаете в его доме? - уточнил Копчик.
- Одно и то же спрашивать изволите, господин асессор, - лукаво улыбнулся свидетель, случайно ли, продуманно - изрядно повысив Копчика в звании, - я уже который месяц проживаю здесь, у вас.
- Таков порядок, - отвечал Копчик, - Итак, проживаете?
- В доме хозяина моего, Артемия Петровича Волынского, - хищно усмехнулся свидетель. Этот маленький, злой и бесстрашный хищник своей повадкой напомнил Копчику старого знакомого - гофмаршала. "Каков-то ты станешь после третьей степени? - подумал Копчик, - Так ли будешь веселиться?"
- Теперь по существу, - продолжил он. Кошкин тем временем посадил на протокол жирную кляксу и размазал пальцем, - Что имеете сказать помимо прежних показаний? Может, желаете дополнить прежде сказанное?
Свидетель распушил кружевца на белой некогда рубашке, сощурил и без того узкие глаза и запел сиреной. Даже Сашхен Плаксин внимал ему, открывши рот. Перо Кошкина так и мелькало. Свидетель обвинил прежнего патрона и в том, что тот помышлял сам сделаться государем и править, и в том, что мечтал лишить жизни господ Бирона, Остермана, Мюниха и Левенвольда.
- Каким образом? - хладнокровно переспросил Копчик, - Как он собирался расправиться с указанными особами?
- Не уточнял, - с грацией пожал плечами свидетель, - но очень желал им смерти. Например, накануне праздника, в январе сего года, числа тринадцатого - прости господи - говорил о том, что будет покушаться.
- Какими словами говорил? - уточнил Копчик.
- Блядвы немецкие, так бы всех и передушил, - свидетель сделал вид, что вспоминает, но Копчику было очевидно - вдохновенно врет. Несмотря на все свое немалое обаяние, свидетель был противный. Самозабвенно врал, выдумывал поклепы на бывшего патрона в надежде на грядущие авуары. Изобрел и недовольство режимом - но не смог по дикости своей сформулировать, в чем оно выражалось - и покушение на убийство, и самозванство... Полный букет. В прошлых его показаниях фигурировали всего лишь огромные дачи патрону в бытность губернатором и поклепы на герцога Бирона - а на герцога только ленивый не клепал. С Копчиком свидетель разгулялся и ни в чем себе не отказывал - не был ли разыгран тот спектакль специально для Плаксина?
- С моих слов записано верно, мною прочитано, замечаний нет, число, подпись, - продиктовал последнее Копчик и выдохнул, - Подписывайте. Кошкин, просуши лист и неси в соседний зал - сейчас на очную пойдем.
Кошкин убежал с листами.
- Мне велено быть, - напомнил о себе Сашхен Плаксин.
- Господь с вами, спугнете Темочку! - вдруг вмешался свидетель, - Он вас знает, вы все погубите!
- Так пойдет? - Сашхен накинул на лицо капюшон своего черного плаща.
- Да мне-то что, - пожал плечами Копчик, - идите, раз Андрей Иванович разрешает.
В дверь просунулась голова Кошкина:
- Ждут на очную!
Караульный очнулся, брякнул ружьем. Свидетель поднялся - он был караульному по плечо - и привычно убрал руки за спину.
- Выходим, - скомандовал Копчик, и процессия двинулась. В пустынном коридоре не было ни души, лишь у одной двери топтался караул.
- Лекарь! - узнал Копчика один из караульщиков, Сумасвод-второй, - Так вот ты что за лекарь!
- Разговоры не положены, - напомнил Копчик, и они вошли. Этот кабинет был побольше, но в том лесу покрупнее были и шишки. За столом сидели сам Андрей Иванович Настоящий и настоящий асессор Николай Михайлович Хрущов, перед ними на стуле, под конвоем - обвиняемый, павший министр Волынский. Копчик сел за стол третьим, пристроил Кошкина, указал на место свидетелю с его конвоиром. Неприкаянно остался стоять только Плаксин в капюшоне - он слился со стеной, и почти успешно. Пока обвиняемый его не углядел. Подобная очная ставка была для министра не первой, и на свидетеля он даже не взглянул - а свидетель расплылся в плотоядной улыбке. Обвиняемый смотрел на Плаксина - с ненавистью и с надеждой:
- Наконец-то, Эрик! Прекращай уже этот блядский балаган! - министр повернулся и даже привстал, - Поиграл, и хватит. Знаешь, как говорят - черт-черт, поиграй да и отдай.
Конвойный терпеливо усадил его обратно, а Плаксин зачем-то откинул капюшон и произнес с сильным акцентом:
- Вы обознались, господин министр.
- О-о, - застонал подлец-свидетель и картинно прикрыл лицо ладонью.
- Не отвлекаемся, господа, - мягко, но внушительно Андрей Иванович призвал всех к порядку, - наша сегодняшняя сессия обещает быть максимально плодотворной. Не будем терять ни минуты нашего драгоценного времени.
Очная ставка закончилась, обвиняемого и свидетеля развели по камерам, начальство отправилось по домам, давить перины. Копчик отдал документы для копиистов - переписать для завтрашнего представления монаршей особе, и поднялся на крепостную стену - подышать. Аксель уже стоял там, прильнув лбом к бойнице. Он скосил глаза на подошедшего Копчика, но от бойницы не оторвался.
- Пал министр, - без радости сообщил ему Копчик, - только что окончательно пал. Вины свои признал на очной ставке.
- Да я вижу. Ты домой собрался, не иначе?
- Было бы неплохо...
- Погоди, - Аксель всматривался во что-то на темном дворе, - Помнишь феерию ледяную, где мы с вышки на министра смотрели? Помнишь дом изо льда, красивый такой, как бриллиант?
- Ну да, а к чему ты клонишь?
- Только что привезли архитектора того чудного дома, в гости к нам, в закрытой карете. Вот только-только сгрузили. Не уйдешь ты домой, милый. И я не уйду. До него еще троих подвезли, пока ты на очной ставке был. Рад ты, что выиграл?
- Что я, зверь, чужой смерти радоваться, - обиделся Копчик, - мы же не от презлобства ставки делаем, так, игра ума. Знаешь, кого в коридорах давеча встретил? Офицера Сумасвода, того, что на вышке с нами в трубу смотрел.
- И как он? - Аксель оторвался наконец от своего окошка и повернулся к Копчику.
- Сам не свой от этих дел, звал нас с тобою в гости к себе, на квартиру, пошептаться. Он богатый, оказывается, Сумасвод этот, не в казарме живет, в своем доме.
- Я пойду, - бросил Аксель.
- Да ты что, а подписка наша? Мы же подписку давали, - напомнил Копчик.
- Я пойду, - повторил Аксель, - мне уже по барабану, как в армии говорят. Кому чего не нравится - пусть полуката Тороватого делают катом и сидят с ним в обнимку. Ласло вон дружит с Климтом - и так все знает, что ставок уже не делает. И Климт все знает - или нет? А Ласло то же подписывал, что и мы. Я тоже хочу так жить.
- Не выносишь службы - уходи и не позорься, - спокойно отвечал ему Копчик, - Если выгорело все, лучше уйти.
- Выгорело давно, тошно еще давнее, - отмахнулся Аксель, - куда я пойду? Давно я не лекарь, не ученый - просто мускулистый тупой кат. Да и не бросать же все на Тороватого... Но к Сумасводу - пойду, он смешной.
- Смешной... - протянул Копчик, - но я лучше дома посижу. К черту. Не думай, я тебя хорошо понимаю. Сегодня на очной ставке один человек другого за просто так убил. Патрона своего, того, кто его из рабства выкупил и почти до себя вознес. Говорят, еще и любимого.
- В нашем саде в самом заде вся трава помятая. То не буря и не ветер, то любовь проклятая, - пропел Аксель.
- Вот просто взял и продал с потрохами, - продолжил Копчик, - Вины ему выдумывал, чтобы пострашнее звучали. Что-то зазывное Сашхен Плаксин ему за эту погань пообещал. Если бы этот свидетель промолчал, задохнулось бы следствие... Я понимаю, почему ты не женишься. Никому нельзя верить...
- Как я понял, этот свидетель поверил Плаксину? Так Плаксин сам лично придушит его, как только министра казнят.
- Твоими бы устами...- вздохнул Копчик.
- Еще один, - выглянул в окошко Аксель, - несет их на ночь глядя.
Во двор вкатилась еще одна черная карета - легкая, как паучок. Копчик подошел и тоже посмотрел. Из кареты с грацией танцора выпрыгнул человек в черной носатой маске и остановился в раздумьях.
- Он-то тут зачем? - удивился Аксель, - Как его теперь - герцог Бирон?
- Чтобы прекратить этот блядский балаган, - предположил Копчик, - только он опоздал. Министр признался.
Человек в маске открыл было табакерку, примерился и понял, что ничего не выйдет - носатая маска ему мешает. Черной, тонкой стрелой метнулся к хозяину от крепости Сашхен Плаксин, припал к перчатке, зашептал что-то на ухо. Герцог швырнул табакерку на камни и каблуком растоптал, потом потрепал Сашхена по плечу и птицей взлетел обратно в свою паучью карету. Плаксин последовал в карету за ним, хлопнул дверцей, карета умчалась.
- Мне кажется, ты ошибаешься, - возразил Копчику Аксель, - Не идеализируй герцога. Просто он всем уже доказал, что может брать что захочет безнаказанно. Теперь он доказывает, что научился и убивать.
- Скажи, лекарь, вот что нам делать? - переживал Сумасвод-второй, как и прежде, нетрезвый и красный, - Мы же готовились поддержать, постоять за матушку...
- Молчи, несчастный, - оборвал его Аксель, - не забывай, я не лекарь, я кат. Мне твои планы дерзостные без надобности.
Квартирка у Сумасвода оказалась узкая, как гроб, и под самой крышей. За стенкой копошился старый слуга и, наверное, подслушивал. Сумасвод приготовил для гостя вино и водку - в равной пропорции.
- Слуга нас слышит, - обратил внимание Аксель.
- Прошка не выдаст, - заступился за слугу Сумасвод, - он со мной уж десять лет.
- Так и министра вашего дворецкий заложил, - прошептал Аксель, - по самые помидоры.
- То другое, - отмахнулся легкомысленный Сумасвод, - видал я того дворецкого. Десять метров крепдешина, пудра, тушь, одеколон.
- С такой беспечностью вы все ко мне попадете, - пообещал Аксель, - сидите молча, пока дело идет. Министр вас не выдал.
- Он про нас и не знает.
- Так ты - Еin idiot mit dem guten Absichten? - удивился Аксель.
-Чего? - не понял Сумасвод.
- Благонамеренный идиот. Я-то думал, вас министр готовил.
- Не, мы сами. Сил нет терпеть. Нет у нас главы достойного. И теперь не будет.
- Ждите тогда. Министра казнят, все поутихнет, и кто-то вас да призовет для осуществления ваших и своих намерений.
- Заждались уже, - вздохнул Сумасвод, - Немцы эти достали. Везде они, куда не плюнь.