Annotation
Быстров Владимир Васильевич
Быстров Владимир Васильевич
истинное чтение
истинное чтение
Владимир В. Быстров
,,Украшение,, сионизма?
- Фашизм!
Во времена не военной агрессии -
,,интеллектуальный,, фашизм.
*
,,...истинное чтение Шулхан Аруха.
...приступим к рассмотрению "Еврейского Зерцала" в переводе г. Шмакова.
Закон 1. "Еврею не дозволяется продавать акуму (христианину) одежду, на которой есть цицы (кисти по краям одежды, надеваемой евреем при утренней молитве; см. Числ. XV, 38). Он не должен отдавать акуму подобной одежды даже в залог или хотя бы для того, чтобы тот временно оставил её у себя, потому что когда акум будет иметь такую одежду, тогда надо опасаться, как бы он не обманул еврея, говоря, что он тоже еврей; если бы тогда еврей доверился ему и один отправился бы с ним путешествовать, то акум убил бы его". (Шулхан Арух, Орах Хаим 20, 2).
На самом деле, в указанном месте Шулхан Аруха, как уже указал д-р Эккер в своей экспертизе, буквально значится (сохраняем перевод г. Шмакова, в этом месте верный): "даже отдавать под заклад или на хранение акуму верхнее платье с кистями воспрещено, за исключением разве того случая, когда оно дано на короткое время [shmakov 1]". Следовательно, хоть на короткое время, но Шулхан Арух дозволяет доверять акуму молитвенное облачение, так что весь фейерверк конца пропадает. Стараясь всячески обелить Юстуса, "критик" Эккер пишет (сохраняем перевод г. Шмакова, значительно смягчённый): "Слова, прибавленные Юстусом во второй половине закона (строго говоря, их, следовало бы поставить в скобках), необходимы для полноты уразумения, заключительное же предложение "разве что на короткое время" пропущено Юстусом без намерения [shmakov 2]".
Нужно ли добавить, что в тексте нет никаких христиан, ибо закон взят из Талмуда и составлен в то время, когда христиан не было.
Талмуд полагает, что язычники не признают убийства грехом, и поэтому запрещает еврею путешествовать с язычником одному и даже способствовать тому, чтобы язычник не был узнан; если же есть уверенность, что убийства не последует, то передавать ему кисти дозволяется.
Закон 2. "Всё, что еврею по обряду необходимо для богослужения, как напр., помянутые выше кисти и т. п., может изготовлять только еврей, а не акум, потому что это должно быть изготовлено людьми, акумы же не должны рассматриваться евреями, как люди". (Шулхан Арух, Орах Хаим 14, 1).
На самом деле, подчёркнутых д-ром Юстусом слов в Шулхан Арухе нет, но без них закон теряет весь свой эффект и ужас. Больше того, в Шулхан Арухе прямо указан мотив этого закона (что делается в очень редких случаях): "ибо сказано (Числ. 15, 38): объяви сынам Израилевым, чтоб они делали себе кисти"; следовательно, исключаются не сыны Израилевы.
Если обратимся к Бет Йосефу (откуда эта мотивировка взята), то увидим кроме того длинное рассуждение о том, вправе ли женщины - еврейские, конечно, женщины -делать кисти, и не потому, что Шулхан Арух сомневается в их "человечестве", а потому, что закон требует, чтобы сыны Израилевы делали их. Но автор, оставляя ясную мотивировку Шулхан Аруха, выхватывает совершенно о другом говорящее место из Талмуда и пристёгивает к закону Шулхан Аруха в качестве мотива [6]. Действительно, в вавилонском Талмуде (Йевамот 61а) известный учёный II в. Симон сын Йохая толкует слова Иезекииля (34, 31): "вы - человеки" в том смысле, что только евреи именуются людьми, к язычникам это название неприменимо. Такое толкование потребовалось означенному учёному, чтобы облегчить тяжесть законов о нечистоте, ограничив их только покойниками-евреями; законы об оскверняющей силе трупов (Числ. 19, 14 сл.) начинаются словами: "если человек умрёт в шатре...", следовательно, по его рассуждению, закон не относится к трупам и могилам язычников. Кто знаком с талмудическим способом толкования, не найдёт особенно странным этот каламбур Симона (кстати сказать, этот учёный вынес жестокое преследование со стороны язычников-римлян) [7]. Принимались ли подобные каламбуры всерьёз? - Нет. Уж не говоря о том, что на той же странице Талмуда через строку приводится - и вполне резонно - в возражение Симону ряд библейских мест, где под "человеками" разумеются язычники (Числ. 31, 40 - мадианитяне, Иона 4, 11 - жители Ниневии). Самый Талмуд приводит не раз и прямо противоположные каламбуры на то же слово. Так, в трактате Авода Зара (3а) читаем: "откуда видно, что если даже язычник занимается законом, он равен первосвященнику? - Из стиха (Лев. 18, 5): "соблюдайте постановления Мои и законы Мои, исполняя которые, человек будет жив"; не сказано: "священники, левиты и израильтяне", а "человек", следовательно, если даже язычник занимается законом, он равен первосвященнику" [8]. Но самый лучший ответ даёт сама жизнь и самый Шулхан Арух: изречение Симона о том, что могилы неевреев не оскверняют, осталось без влияния, и по Шулхан Аруху когены-аарониды (потомки древних священников) "должны остерегаться ходить как по нееврейскому кладбищу, так и по еврейскому" (Йоре Деа 372, 2) - что, как всякому легко удостовериться, современными евреями и исполняется.
По поводу этого закона надо ещё прибавить следующее. В Шулхан Арухе значится: "кисти, сделанные неевреем, негодны, ибо в Писании сказано так-то". Д-р Юстус переводит: "всё, что еврею необходимо для богослужения, как, напр., кисти и т. д.". Это ошибка: вовсе не всё приготовленное неевреями негодно, а только кисти, ибо только о них сказано в Писании: "сыны Израилевы". Как известно, иноверцами приготовляются и свечи для богослужения, и строятся синагоги, и шьются молитвенные облачения и т. д., и никогда ни одному еврею не приходило в голову считать всё это осквернённым [9].
Закон 3. "Молитву "Кадиш" дозволяется читать лишь там, где десять евреев находятся вместе, а это должно быть таким образом, чтобы ни одна нечистая вещь, как напр., навоз или акум, не разделяла их друг от друга". (Шулхан-Арух, Орах Хаим 55, 20).
На самом деле, в Шулхан-Арухе речь идёт о том, может ли человек, находящийся вне синагоги и слышащий важнейшие в ритуале молитвы, кадиш и кедушу, духовно приобщиться к молящимся произнесением "аминь". Для лиц, знакомых с богословской литературой других исповеданий (а для этого не надо вовсе ходить далеко, к средневековой схоластике), ничего странного в этом отвлечённом богословском вопросе нет. Д-р Юстус подчёркивает только соединение навоза с акумом - два будто бы одинаково нечистых предмета, которые являются по талмудической терминологии "разделителями" между молящимися. В пятом, пересмотренном по Эккеру издании Judenspiegel"я, действительно ставится ещё точка над i: "Christ und Kot ist also gleichbedeutend" (т. е. "христианин и навоз почитаются, следовательно, за одно и то же"). Если обратимся к Туру, то увидим, что там этого закона совсем нет - он прибавлен Иосифом Каро на основании мнений, высказанных в разные времена разными учёными (в палестинском Талмуде), причём мнение о навозе высказано было одним, а об акуме - другим и по совершенно другому основанию: сжатость Шулхан Аруха и отсутствие мотивировок сблизили разнородные предметы, и они же дали возможность автору обобщить навоз и акум под понятием "нечистая вещь". Если бы Эккер знал Талмуд, он бы увидел, что в таких требованиями сжатости вызванных сочетаниях ничего обидного не усматривается. Как один из сотни примеров, укажем на мишну Биккурим 2, 2 (в русском переводе Талмуда, т. I, стран. 377), где известная одарённая святостью пища запрещена "евреям-несвященникам и скоту". По логике автора, выходит, что для Талмуда "несвященник и скот однозначащи". Что касается применимости этого закона к современным христианам, то легко произвести такой простой опыт: придти в синагогу и стать между молящимися, отделяя собою некоторых от чтеца (кантора), и посмотреть: будут ли они произносить "аминь" во время "кадиша" или "кедуши" (о времени чтения этих молитв скажет ему любой ребёнок) или нет. На пришедшего, понятно, никто никакого внимания не обратит, хотя бы все знали, что это - христианин.
Закон 4 - о том, что еврей во время молитвы освобождается от обязанности совершить поклон, если навстречу идёт христианин с крестом - составлен в духе Талмуда, предписывающего избегать всякого действия, которое может подать кому-либо повод заподозрить вероотступничество еврея. Едва ли можно видеть в этом законе что-либо предосудительное, как нет ничего предосудительного в "Правилах св. Апостолов", где христианину запрещается под страхом отлучения входить в синагогу молиться (правило 65) или есть опресноки (правило 70) и т. п. Автор немного сгустил краски. В тексте (Орах Хаим 113, 8) сказано: "если кому пойдёт навстречу акум с крестом в руке в то самое время, когда он молится и ему надо совершить поклон, то пусть поклона не совершает". Д-р Юстус переводит: "когда попадётся навстречу акум с крестом, тогда еврею строго запрещается наклонять голову, хотя бы именно в эту минуту он молился".
Закон 5. "И теперь, когда в Иерусалиме нет уже ни храма, ни жертвы, сыны Аарона, первосвященника, должны пользоваться среди рассеянных евреев известными отличиями и почестями перед остальными евреями и всегда обладать правом благословлять (евреев) в каждый праздник. Но когда кто-либо из детей той семьи сделается акумом, тогда вся семья осквернена, а потому лишается этого священнического права". (Орах Хаим 128, 41, Примечание).
Это по переводу д-ра Юстуса, а по Эккеру в указанном месте Шулхан Аруха значится следующее:
"Некоторые говорят, что когда у него (когена) есть дочь, которая перешла к акумам или развратничала, то никто не обязан уважать его, так как она осквернила его".
На самом деле, как видно из текста Мордехая (на Сангедрин, ╧ 717), откуда разбираемый закон и попал в Шулхан Арух, здесь толкуются стихи (Левит 21, 8-9): "святи его (священника), ибо он приносит хлеб Богу твоему..." Если дочь священника осквернит себя блудодеянием, то она бесчестит (буквально: профанирует) отца своего. Талмуд (Санг. 52а) и спрашивает: что значит - профанирует отца своего? Ответ: раньше с ним обращались, как со святым, а теперь обращаются, как с не святым. Мордехай, примыкая к тому мнению, что "святить" значит: "предоставлять ему честь первым начинать застольную молитву" [10], пишет: "я высказал мнение, что если дочь приняла чужую веру, он не вправе начинать молитву; но мой учитель ответил: так как святить или не святить его не есть закон, а предоставлено доброй воле каждого, то он вправе начинать молитву" [11].
На основании этого места Мордехая, Исерлес и внёс в Шулхан Арух своё примечание (хага): "некоторые говорят, что если дочь священника переменила веру или блудодействовала, то отпадает обязанность святить его, ибо "она профанирует отца своего".
Следовательно, работа Юстуса выразилась в следующем: 1) мнение, значащееся с ремаркой "некоторые говорят", он возвёл в общий закон, хотя как бывшей еврей, не мог не знать, что это частное мнение никогда силу закона не получало; 2) "дочь" у него обратилась в "кто-либо из детей" (вследствие чего он вынужден был опустить слова: "или блудодействовала"); 3) "отец" обратился во "всю семью". Центр тяжести закона у Юстуса заключается в словах: "если кто-либо из детей сделается акумом", т. е., по его уверению перейдёт в христианство; на самом деле, как мы видели, речь идёт о перемене религии вообще и о последствиях, какие, по мнению Мордехая, должен влечь этот весьма зазорный в глазах раввина шаг. Ещё одна подробность: у д-ра Юстуса значится: "если кто-либо из детей священника примет христианство, вся семья осквернена". Д-р Эккер, оправдывая такой перевод, жалеет только, что пропущены слова "или если она блудодействовала". В пятом издании Judenspiegel"я эти слова уже имеются, причём весь "закон" украсился такой припиской: "Christ oder Unzuchti der ist gleichbedeutend" (т. е. христианин и блудник, следовательно, одно и то же) [12]. Мы уже говорили об истинном значении этих сочетаний; в данном законе указанное значение выступает весьма ярко: об осквернении отца в случае блудодеяния дочери говорит Библия, об осквернении его вследствие перемены веры дочерью говорит Мордехай через несколько тысяч лет (этот раввин был замучен вместе со своими пятью детьми в Нюрнберге в 1298 г.): - оба мнения, столь разнородные по значению, соединяются в виде необязательного юридического мнения союзом "или" в Кракове в 1571 г., и на этом основании приват-доцент Эккер в 1884 г. обвиняет еврейство в нетерпимости именно к христианской вере!
Закон 6. "Еврей, сделавшийся акумом, проклят до такой степени, что даже когда он жертвует в синагогу свечи или же нечто подобное, то принимать их воспрещено". (Орах Хаим 154, 11, Прим.).
На самом деле, по переводу Эккера в тексте Шулхан Аруха значится: "если кто-нибудь, который перешёл к акумам, дарит воску или свечей для синагоги, то запрещено зажигать их".
Зачем д-ру Юстусу понадобилось вводить "проклятие", да ещё в такой форме, что человек, не знающий, о чём идёт речь, может подумать, что непринятие свечей есть высшая степень проклятия; зачем он вместо "воска" ставит более широкое "нечто подобное"; зачем, наконец, ему надо было незажигание свечей обратить в более грозное "непринятие" - всякому понятно. Без этого текст Шулхан Аруха ничего зазорного не представляет: человек изменил вере своих отцов, и неприлично, чтобы его свечи горели в синагоге во время молитвы. Можно бы привести из законодательных книг других исповеданий более страшные предписания не только о прямых вероотступниках, но о людях, просто зашедших в еврейскую синагогу, зажёгших там свечу или принявших от еврея пасхальный пресный хлеб. Едва ли где в настоящее время этот закон Шулхан-Аруха исполняется: в синагогах зажигают свечи, не справляясь о том, кто их пожертвовал - еврей или вероотступник.
Эккер по поводу этого закона пишет: "в тексте Юстуса "зажигать" по смыслу тождественно с "принимать" (ср. противоположное в комментарии "Маген Авраам", где сказано: "это следует принимать от акума")".
Выходит, что Эккер лучше понимает текст Шулхан Аруха, нежели "Маген Авраам". Однако, если бы он заглянул в источники, откуда разбираемый закон почерпнут, он бы увидел, что речь идёт именно о возжжении свечей, и притом в синагоге, во время молитвы. В пятом издании этот "закон" выброшен.
Закон 7. "Молитвы Симун (еврей читает её после обеда; в конце молитвы благословляется и хозяин дома) нельзя читать в доме акума, дабы не благословился и акум". [13] (Орах Хаим 193, 3, Прим.).
На самом деле, в прим. к Шулхан-Аруху буквально сказано следующее: "Вошло в обычай не совершать обряда зиммун в доме акума, и мне кажется, что мотив этого лежит в том, что невозможно придти для установленной трапезы [14] в дом акума из боязни перед ним же, так что получается, что они ели без "установления"; кроме того, так как есть основания опасаться неприятностей (букв.: опасности), если они изменят текст славословия и пропустят слова "Милосердый да благословит хозяина дома сего", то они с самого начала не собрались для трапезы "установленной", а предполагали молиться каждый отдельно".
Это примечание Исерлеса, выхваченное автором из средины, требует больших объяснений. Буду краток. Обряд "зиммун" (о нём подробно см. наш перевод Талмуда, т. I, стр. 27 сл. и 94) совершается в присутствии не менее трёх евреев после "установленной" (как бы солидной) трапезы - как обед, ужин и т. п. - а не после лёгкой, "случайной" закуски. При этом требуется, чтобы уже с самого начала все понимали, что идёт трапеза "установленная", за которой последует "зиммун". Моисей Исерлес, в своих примечаниях к Шулхан Аруху отмечавший обычаи польских евреев, указывает, что не совершают зиммуна в нееврейском доме (в самом Шулхан Арухе нет подобного запрета). Разбирая могущие быть основания этого обычая, он останавливается на двух: во-первых, так как в доме акума евреи не спокойны, постоянно опасаясь нападения, то трапеза, как и самоё пребывание в доме, носит для еврея характер случайный, а потому зиммуна не требуется; во-вторых, так как они думают, что хозяин их прибьёт, если узнает, что кто-либо пропустил установленное для домохозяев благословение, то они, следовательно, и не предполагали устраивать зиммун, и трапеза не может считаться "установленной". Впрочем, сам Исерлес не считает эти мотивы непогрешимыми; он пишет: "не должно менять обычаи, даже если не признать эти мотивы неудовлетворительными, ибо, так как обычай давно уже существует, то можно думать, что они (приступая к трапезе) не предполагали, что вкушают вместе именно установленную трапезу".