Чтобы оправдать д-ра Юстуса, как мы уже сказали, вставившего в текст тезис о том, что акум - не человек, Эккер пишет (сохраняем перевод г. Шмакова, несколько распространённый против оригинала): "так как мотив закона, приведённый Юстусом, не упоминается в подлинных источниках, то его можно было бы счесть произвольным, в особенности если сослаться на то, что акумы признаются неспособными к свидетельству только за силою факта, что евреи сомневаются в их правдолюбии. Однако, такое заключение было бы совершенно неправильным. Наоборот, утверждение "Еврейского Зерцала" находит себе сильное подкрепление в комментарии (Баэр Гетев), где значится буквально, что даже акумы, "о которых твёрдо убеждены, что они не солгут", всё-таки неспособны (к свидетельству), потому что они не принадлежат к понятию "брат" и отнюдь "не лучше раба"".
Таким образом, д-р Юстус утверждает, что в Шулхан Арухе написано, что акумы не считаются людьми и будто бы это и есть причина недопущения их к свидетельским показаниям. Эккер, не найдя этого в тексте Шулхан Аруха, однако же находит этому "сильное подкрепление" в комментарии, где говорится, что акумы не входят в понятие "брат", которое употребляет Библия, говоря о свидетелях. Но он забыл, что между понятиями "человек" и "брат" есть некоторая разница.
Закон 24. "Когда еврей держит в своих когтях акума (в халдейском стоит выражение ма'аруфия, т. е. обдирать, беспрестанно обманывать, не выпуская из когтей), тогда дозволяется и другому еврею ходить к тому же акуму, ссужать ему в долг и в свою очередь обманывать его так, чтобы акум, наконец, лишился всех своих денег. Основание в том, что деньги акума суть добро, никому не принадлежащее, и первый, кто пожелает, тот и имеет полное право завладеть ими". (Хошен га-Мишпат 156, 5, Прим.; взято из Мордехая, Бава Батра ╧ 515).
На самом деле, в указанном месте Шулхан Аруха буквально значится:
"Если у кого-либо имеется постоянный давалец-акум, то есть местности, где придерживаются правила, что другим запрещено чинить тому конкуренцию и вести с этим акумом дела, и есть местности, где такого правила не держатся, и некоторые дозволяют другому еврею идти к тому акуму, кредитовать его, вести с ним дела, расположить его к себе (букв.: подкупить его) и отбить (давальца) от того (еврея), ибо имущество акума - как добро бесхозяйное (ефкер), и первый пришедший получает право, а некоторые всё это запрещают".
Для того чтобы понять, в чём дело, надо восстановить весь ход мыслей Исерлеса на основании тех источников, из которых он почерпнул своё примечание. Он взял его почти дословно из Мордехая, который комментирует следующее место Талмуда (Бава Батра 216 сред.): "Рав Гуна говорит: если кто устроил у себя мельницу, то его сосед по улице не вправе устраивать вторую мельницу, ибо отнимает у того заработок". Талмуд к этому приводит разные имеющиеся постановления насчёт конкуренции в качестве доводов за и против мнения Гуны: за его мнение говорит постановление о рыболовах, которые должны бросать сети на известном друг от друга расстоянии, а против его мнения то, что лавочник вправе дарить детям орехи, дабы они ходили к нему, а не к конкуренту, что всякий вправе открывать лавку в своём доме, хотя бы рядом с лавкой соседа, и т. д. По этому поводу Мордехай, живший в XIII в. в Германии, приводит из решений (Responsa) Иосифа Тов-Элема (Bonfils), жившего в XI в. во Франции, сообщение о том, что в некоторых местах придерживаются закона о мааруфии, а в других местах его не придерживаются и "разрешают еврею идти к постоянному давальцу другого еврея, кредитовать его, расположить к себе (букв.: подкупить его) и отбить от того, и тут нет грабежа (по отношению к еврею), ибо имущество акума - добро бесхозяйное в том случае, который разбирается в главе "Хезкат га-Батим", и с этим согласны Абба, Илай и все учителя наши, и ещё довод имеем в том законе (Пеа 4, 3), что если бедняк упал на "край" (пеа) или распростёр на него свой плащ, то его удаляют с этого хлеба (так как "край" считается для бедняков имуществом бесхозяйным, и лишь то становится собственностью бедняка, на что он наложил руку)". В главе "Хезкат га-Батим" (Бава Батра 54 б.), действительно, находим ключ к уразумению странного утверждения о бесхозяйности акумова имущества - утверждения, противоречащего всем основным законам талмудического права, запрещающим всякую недобросовестность по отношению к этому имуществу [38]. Здесь мы находим закон о том, что если еврей, купив у акума недвижимость, заплатил деньги, но не выправил акта, представляющего единственный способ приобретения у акума (приобретение имущества от еврея совершается ещё другими способами), то недвижимость почитается как пустыня, ибо акум перестал ею владеть в момент получения денег, а еврей владеть ещё не начал; поэтому первый, кто придёт, вправе эту недвижимость занять, должен только выплатить купившему заплаченные им деньги (закон этот и вошёл в Шулхан Арух, Хошен Мишпат 104, 2). Вот когда имущество акума почитается, как добро бесхозяйное! [39] К этому случаю и приравнивает Мордехай отбитие у еврея постоянного клиента: покуда сделка акума с евреем не состоялась, окончательно не оформлена, всякий имеет право на эту сделку, и одно постоянство акума в качестве давальца, даже обещание его, никаких прав еврею не создаёт. Эти рассуждения и переписал Исерлес у Мордехая, только опустил для краткости указание на то место Талмуда, из коего ясно, о какого рода бесхозяйственном имуществе идёт речь; опущение вполне законное, ибо никому не могло бы придти в голову считать имущество акума всегда бесхозяйным.
Теперь посмотрим, что из примечания Исерлеса сделал д-р Юстус.
Прежде всего, он переводит давно (с XI в.) вышедшее из употребления [40] и потому для него непонятное арабское слово "мааруфия" через: "держать кого-нибудь в своих когтях", причём имеет смелость утверждать, что в "халдейском стоит выражение мааруфия, т. е. обдирать, беспрестанно обманывать, не выпуская из когтей". Далее, вместо "дозволяется расположить (акума) к себе и отбить его от конкурента" он переводит: "дозволяется обманывать его так, чтобы акум, наконец, лишился всех своих денег". Г. Шмаков в свою очередь передаёт немецкий перевод Эккера "ihn sich g;nstig zu stimmen" ("расположить его к себе") через: "обманывать его", между тем, как Эккер в своём заключении прямо говорит: "Auch von "betr;gen" ist im Originaltexte direkt nicht die Rede", т. е. "об "обманывании" в подлиннике прямо нет речи". Этого предложения Эккера г. Шмаков не перевёл. Выражение: "когда еврей держит в своих когтях акума" у д-ра Юстуса не подчёркнуто. Очевидно, в данном случае он не совсем доверяет своему пониманию слова "мааруфия". Так как Эккер переводит это слово через "Gesch;ftsfreund", то в пятом издании Judenspiegel страшное "держать в когтях" заменено безобидным: "клиент" (Kunde). Г. Шмаков переводу Эккера не доверяет и берёт его "хорошего покупателя" в кавычки (мол, понимай, что это значит), да ещё подчёркивает в своём переводе неподчёркнутое у Юстуса выражение: "когда еврей держит в своих когтях акума".
В своём заключении Эккер, указывая на некоторые неточности д-ра Юстуса (впрочем, он тут же старается свои указания смягчить ссылками на разные комментарии, из которых выуживает подкрепления автору [41]), приходит однако к выводу, что всё это значения не имеет, "так как при рассмотрении этого закона прежде всего должно остановиться на интересном постановлении о том, что собственность нееврея почитается как бесхозяйное добро" (г. Шмаков переводит: "так как центром тяжести закона является несомненное и бесспорное постановление о том, что собственность нееврея считается добром, никому не принадлежащим").
Закон 25. [42] "Граждане (т. е. евреи) одной общины имеют право запрещать купцам из других местностей приходить и продавать товары дешевле, за исключением того случая, когда товары иногородних лучше, нежели у местных жителей. Тогда последние не могут запретить этого, так как покупатели получили бы лучший товар. Но [43]это может быть, разумеется, допускаемо лишь там, где покупатели также евреи. Там же, где покупатели акумы, там иногородним можно запретить, и это потому, что дозволение сделать акуму добро считается грехом; ведь у нас (евреев) признаётся за основное правило, [44] что можно бросить кусок мяса собаке, но отнюдь не дарить его нохри (христианину), так как собака лучше нохри (христианина)".
Весь конец "закона" (от слов "потому что дозволение сделать акуму добро считается грехом") создан д-ром Юстусом, как видно уже из данного Эккером дословного перевода закона. Исерлес в своём прим. указывает, что "некоторые говорят", что правило, по которому купцы, жительствующие в каком-либо городе, могут воспротивиться приезду в их город с товарами купцов иногородних, действительно лишь тогда, если у приезжих купцов товар не дешевле и не лучше, чем у местных и если покупателями являются неевреи.
Совершенно безобидное "мнение некоторых" - очевидно, направленное к укрощению купеческих аппетитов посредством конкуренции - д-р Юстус переделал в грозную вылазку против "акумов". Для этого он не только придумал и приписал Шулхан Аруху, но ещё подчеркнул как центр "закона" правило, что "дозволение (?) сделать акуму добро считается грехом", и в заключение также приписал Шулхан Аруху, подделываясь под его стиль, мотивировку: "ведь у нас признаётся за основное (!) правило и т. д.". Правда, он указывает в качестве источника на комментарий Раши (к Исх. 22, 30), но во-первых, Раши - не Шулхан Арух, а во-вторых, в указанном месте Раши выписывает из Мехильты (так прямо и сказано: из Мехильты) целый пассаж, где из остроумного сопоставления двух библейских мест ("мертвечину продай иноземцу" и "растерзанного зверем бросайте псам") выводится заключение, что пёс почтеннее язычника: это объясняется тем, что псы не лаяли при выходе израильтян из Египта (Исх. 11, 7: "ни на человека, ни на скот не пошевелит пёс языком своим"; см. Талмуд т. VII, ч. I, стр. 191). Никакого законодательного значения этот каламбур (как и все подобные агадические каламбуры о язычниках, невеждах и т. п.) не имеет и ни в какой законодательный кодекс включён не был. Юстус не без ехидного умысла указывает в качестве источника не на Мехильту (составленную в I в., когда о христианах не могло быть и речи), а на Раши, жившего в XI в. во Франции, и Эккер не только не разоблачает этого, но ещё многозначительно прибавляет, что Раши "чрезвычайно высокочтим евреями".
Вообще, экспертиза Эккера в отношении этого закона довольно характерна. Не указывая главного, он останавливается на мелких неточностях Юстуса. "Первая часть закона - пишет он - у Юстуса изложена не совсем точно (так переводит г. Шмаков; на самом деле у Эккера сказано: "ist unrichtig" - "неправильна"). Слово "дешевле" надо вычеркнуть, а после слова "лучше" вставить слова "или дешевле", так что текст будет гласить: "и продавать товары, за исключением того случая, когда товары иногородних лучше или дешевле, чем у местных жителей". Эта ошибка - прибавляет Эккер - нисколько не смягчает направленной против неевреев резкости закона (у г. Шмакова: "нисколько не смягчает резкости талмудического закона, направленного против неевреев", так что приводимое Исерлесом необязательное "мнение некоторых" с попутным упоминанием "акума" превращено в "талмудический закон", обращённый против неевреев!). С другой стороны - продолжает Эккер - и здесь мотивы "закона" взяты не из самого Шулхан Аруха, а придуманы автором "Еврейского Зерцала" (г. Шмаков перевёл: "мотивы закона взяты не из данного текста Шулхан-Аруха, а приведены (?) самим автором "Еврейского Зерцала"). Ср. выражение "потому что и т. д." с законами 33, 34, 81 и др. (у г. Шмакова: "однако, для оправдания автора, не мешает сравнить выражение "потому что и т. д." с законами 33, 34, 81 и др."). Заключительная же часть взята у Раши... (у г. Шмакова: "буквально взята" - но тут же приводится и текст Раши, из коего видно, что Юстус придал ему далёкую от Раши форму правила, да ещё "основного")." Далее Эккер пишет: "Во всяком случае, есть разница, находится ли мотивировка закона, что "собака лучше христианина", в самом Шулхан Арухе, или она находится где-нибудь у Раши - это мы признаём. Юстус искусно сплёл два разнородных текста. В этом случае достойно нашего порицания лишь то, что мы уже и в других случаях часто порицали, а именно: что не следовало бы ему приводить в одних и тех же кавычках. Это не корректно, но не нечестно, ибо 3-ье примечание указывает точно источник, откуда он черпал". Так переводит слова Эккера г. Шмаков.
Выходит, что Юстус виновен лишь в неправильной расстановке "кавычек", но заслуживает снисхождения, ибо честно указывает источник. Г. Шмаков передаёт эту резолюцию Эккера так: "Мы не считаем себя вправе укорять Юстуса в том, что раввинские толкования на этот текст он приводит для лучшей иллюстрации закона 25 и др." Сам Эккер в желании затушевать невыгодное впечатление, получаемое от махинации Юстуса, употребляет сильно смягчающие выражения; г. Шмаков изо всех сил смягчает Эккера, и таким образом грубая фальсификация возводится чуть ли не в подвиг.
Закон 26. "Когда у еврея в деле служит приказчик, с которым он заключил сделку, чтобы всё, что тот найдёт, принадлежало хозяину, и приказчик обманул акума через вовлечение его во вторичную уплату ранее погашенного тем же акумом долга или же обсчитал акума и т. п., тогда этот барыш принадлежит хозяину, потому что подобные барыши должны быть рассматриваемы, как найденные вещи (собственность же христиан считается евреями добром никому не принадлежащим, стало быть, евреи могут брать, сколько им удастся захватить)" [45]. (Хошен га-Мишпат 176, 12, Прим.).
Всякий, знакомый с высокой честностью, требуемой Шулхан Арухом во всех коммерческих сделках (русские купцы, торгующие под девизом "не обманешь - не продашь", не могли бы и одного дня просуществовать, если бы держались Шулхан Аруха), всякий, говорю я, поймёт, что ни о каком обмане или обсчитывании там и речи нет. Действительно, речь идёт о товарищах или, вернее, хозяине и его приказчике, ведущем дело из части прибыли, под условием, что все "находки", т. е. случайно оказавшиеся перевыручки, по условию принадлежат хозяину. Спрашивается: если приказчик случайно получил от акума по уплаченному, но почему-либо не уничтоженному заёмному письму вторично деньги, входят ли они в состав "находок", от которых ему ничего не полагается, или это есть коммерческая сделка, от которой ему полагается известная доля прибыли? [46] Решается вопрос так: ввиду того, что самоё заёмное письмо, переданное хозяином приказчику, никакой ценности, как уже оплаченное, не имело и представляло лишь простую бумагу, то деньги, неправильно полученные, входят в понятие "находок"; поэтому, продолжает далее Исерлес, если кто-либо [47] из них возвратит эти деньги акуму, то другой не участвует в платеже и даже прямо (без позволения другого) он вправе возвращать.
Исерлес изложил этот закон крайне сжато, и неудивительно, что Эккер, у которого не хватило терпения заглянуть в респонсы Рашба, где этот из живой реальности выхваченный случай подробно изложен, путается в местоимениях, не зная, кто таинственный "он", столь часто повторяющийся у Исерлеса: хозяин или приказчик. Тем не менее, он упрекает Юстуса в том, что по его переводу "находки принадлежат хозяину".