Annotation
Собо - лоа французского генерала, а также стойкости, прочности и выдержки
Юрген Ангер
Юрген Ангер
Пока горят поля
Позади скамейки начиналась аллея - вроде той, в которой Гумберт высматривал своих нимфеток, тенистая, с ветвями, сомкнутыми плотным полукруглым сводом. Сейчас по причине раннего утра в парке не было никого. (Посредственное начало - и никто не воскликнет по прочтении первых же строк: "Шапки долой, господа! Перед вами гений!" Да и бог с ним...)
Вдоль аллеи хотелось неторопливо и важно прохаживаться, и прогуляться под зелеными сводами сомкнутых полукругло ветвей, и дойти до света, брезжившего в конце, и посмотреть, не открылась ли палатка с шаурмой на выходе из парка. Но увы, приходилось сидеть на лавочке в скудной тени, почти в лучах набирающего силу солнца, и читать книгу, и взглядывать то и дело на дом напротив - не вышел ли кто на балкон покурить. Возле дома этого, белого, в имперском стиле, отягощенного колоннадой и лепниной, припаркованы были фургончики съемочной группы, имевшие какое-то оригинальное самоназвание наподобие "газенваген", но какое - Бася не помнила. Бася - Василиса Карловна Кирневич - немолодая дама в очках и нелепой шляпе, обречена была читать книгу на протяжение всего съемочного дня, на лавочке, потому что на съемочной площадке еще хуже и пуще, орут, курят и уже с утра заехали по затылку (непосредственно по шляпе!) реквизитным доспехом.
Бася привезла свою дочь, юную звезду сериалов и рекламных роликов Лилит Кирневич, на грим - к пяти утра. В семь начались съемки, сейчас солнце неудержимо рвалось в зенит - пробило десять. Чуткая мать ожидала перерыва, с надеждой взглядывая на имперский балкончик - не выберутся ли звезды покурить. Вот на балкончик выпорхнул актер в форме кавалергарда, и с ним фотограф. Актер замер в непринужденной позе с дымящейся сигаретой, фотограф в ответ радостно защелкал объективом. Актер этот играл в сериале Дантеса и был настоящий этнический француз, а фотограф - бог знает кто.
- Лита выйдет? - по-французски проорала Бася, и кавалергард свесился с балкона под опасным углом, разглядел ее на лавочке и отвечал на ужасном русском:
- Непременно! - букву "р" он не выговаривал.
Бася вернулась к своей книге - главгерой как раз попал под машину. Работа дуэньи - неблагодарна и бессмысленна. Дочь давно выросла, но так и не сумела оборвать пуповину, и Бася по-прежнему таскалась с ней на съемки, как в детстве. Дома поджидали неоконченный ремонт, неподтвержденный диплом медсестры и муж в перманентном федеральном розыске, но что поделать - забрезжил на горизонте очередной идиотический сериал, и парочка Кирневичей, мать и дочь, отбыли на съемки. Сериал "Ланская", байопик жены Пушкина, с Лилит Кирневич в главной роли - разве можем мы такое пропустить?
На балконе зашуршал муслин и звонкий голос окликнул по-хозяйски:
- Мооом! - так зовут маму пятилетние дети и Эрик Картман из "Южного Парка".
Бася вскинула голову:
- Да, ребенок.
Лилит стояла на балконе, вся в образе, с конским шиньоном на макушке и нарисованным поверх собственного лицом Натальи Николавны:
- Мооом, ты не видела, там шаурмятня открылась?
Фотограф снимал уже Литу - кружил, как коршун, поминутно откидываясь назад.
- Не видела, - призналась Бася, - хочешь, сходим посмотрим?
- Мы спускаемся. Юго, за мной!
Юго был этот самый Дантес-кавалергард. Он не знал русского от слова "совсем", и Лита по доброте душевной взяла над ним шефство. В гостинице беднягу Юго непрерывно одолевали какие-то негодяи и проходимцы, и пришлось приютить несчастного на собственной съемной квартире, на диване в гостиной, и этот Юго на диване в гостиной раздражал Басю бесконечно. При нем невозможно было ходить в шортах, без лифчика и с гнездом на голове, не говоря уже о том, чтоб рыгнуть или пукнуть. Этот Юго, эфирный красавец амплуа "инженю-кокетт", всем своим видом напоминал миру о его несовершенстве, и даже когда он просто валялся на диване с французской книжкой, Басе хотелось умереть, задохнувшись в своем целлюлите.
Они спустились втроем, фотограф тоже увязался. Лита и Юго устремились вперед по аллее, как молодые кони, а Бася с фотографом степенно последовали за ними.
- Вот постоянно муссируют вопрос - дала она Дантесу или не дала? - начал фотограф светскую беседу, - Вы только посмотрите на этих двоих. Мне кажется - вот он, ответ.
- Они не пара, - напомнила Бася, - насколько я помню, Юго спит с Либерманом.
Либерман был продюсером сериала, он и раскопал красавца Юго где-то на просторах Репербан.
- Так вот вам и ответ, - поднял брови фотограф и нацелился на Басю объективом, - Вам уже говорили, что вы вылитый Дэвид Боуи? - щелчок затвора, Бася закрылась книжкой, - Не стесняйтесь, я же вас не ем.
- Вы крадете мою душу.
- Это троглодиты выдумали, - фотограф присел на корточки с сделал фото снизу - Бася сжала колени, - У вас даже глаза разные. Вы же как Дэвид Боуи в клипе "Лэтс дэнс", только в дурацкой шляпе...
- Да знаю я! - в отчаянии воскликнула Бася, - Забыли сказать - с животом и сиськами!
- Блин, да, - согласился фотограф.
Юго и Лита стояли у палатки и шаурмист - или шаурмэн - уже крутил для них шаурму. За ними в очередь успел пристроиться высокий толстый негр, и Бася постеснялась пролезать перед ним. А фотограф - нет, подбежал, принялся снимать.
- Послушай, Юго, какое красивое слово "шаварма", - по-французски говорила Лита, и Юго отвечал ей со своим мучительным прононсом - был уговор, что для тренировки он будет пытаться говорить по-русски:
- Шаварма... У нас она - доннер.
- Бась, ты что там встала, - позвала Лита, - Бась! Земля вызывает Басю!
Бася словно очнулась - все смотрели на нее, и даже толстый негр повернулся. У негра были татуировки на лице и борода, выбритая, как зебра.
- Базиль? - воскликнул негр, и Бася его узнала.
- Солдат? Има Собо?
Негр шагнул к ней - пахло от него благовониями и отчего-то ладаном - и заключил в объятия. Подбородок его дрожал.
- Базиль, Базиль...
- Лита, Юго, познакомьтесь, - Бася не знала, как зовут фотографа, - это Има Собо, мой друг.
- Старый друг, - сокрушенно подтвердил негр. Вместо "негр" правильно говорить, кажется, "афроамериканец", но Има Собо не имел отношения ни к Африке, ни к Америке, подданный Франции, он родился на Гаити и до шестнадцати лет вызревал под тамошним солнцем.
- Има, это Лита, дочь моя, и друг ее Юго, и...
- Валера, - представился фотограф скромно и с достоинством.
- Очень приятно, - Има, не выпуская Басю из своих рук, отошел от палатки. Бася покорно переступала за ним. Има склонился к ней, заглянул в разноцветные глаза - его, Имины, глаза были черные, как бусы или пуговицы. Грустные бусы или грустные пуговицы.
- Как ты, Базиль? Кто ты теперь?
- То же что и было, медсестра. Только диплом нужно подтверждать. Дома, в Словении. Мы теперь там живем. А ты?
- А я здесь. Продавец воздуха.
- Это как?
- Скучно. Эксперт, консультант. Тебе будет неинтересно. Короче, никто, - Има жалко улыбнулся, - А еду я, представляешь, в Склифосовский морг.
Има кивнул в сторону синей спортивной машины, припаркованной возле палатки. На заднем сиденье машины клубился лиловый муар.
- Я везу вещи. Туда, в Склифосовский морг.
- Кто у тебя там? - спросила Бася.
- Моя девушка. Ты не знаешь.
- Конечно, не знаю. Мы с тобой не виделись двадцать лет.
- Двадцать три, если быть точным.
- Има, хочешь, я поеду с тобой? В таких местах все веселее с товарищем, - Бася взглянула в грустные пуговицы Иминых глаз и ободряюще улыбнулась.
- А гусар, фотограф и фея не заскучают без тебя?
Бася оглянулась. Гусар, фотограф и фея стояли кружком с батонами шаурмы и смеялись над чем-то своим.
- Угадал только фотографа. Это кавалергард Дантес и Натали из сериала "Ланская". Лита играет жену Пушкина, а я просто сижу около.
- Читаю Набокова? - Има кивнул на Басину книгу.
- Нет, про Гантенбайна. "Она морфинистка, оттого что она несчастна".
- Забавно.
- В любом случае, им сниматься еще часов пять.
- Поехали, - Има распахнул дверцу машины, и Бася, как всегда, подумала "Влезу ли?".
- А шаурма? - напомнила Бася.
- Черт с ней, с отравой.
- Литка, оревуар! - Бася уселась в машину - такую низкую, что на сиденье приходилось почти лежать, - Если что, возвращайтесь без меня.
К счастью, в сам морг их не пустили. Има передал пакет с муаровым облаком служителю морга и, тяжело ступая, спустился по узкой лесенке. Бася со своей книжкой ждала его, сидя на подоконнике. Когда Има собирал по заднему сиденью вещи, чтобы сложить в пакет: муаровое платье, лаковые лодочки, белье с магазинными бирками, чулки в прозрачном полиэтилене - у него дрожали руки. Бася помнила, каково это, но в памяти ее остался сбор мужских вещей. Вещей, еще пахнущих табаком и горьким одеколоном.
Има Собо смотрел мимо Баси - глазами собаки, забытой на даче, его дреды нелепо торчали, как рога у черта.
- Она была красивая? - спросила Бася, припомнив лиловый муар.
- Так спрашивал Робеспьер.
- Получив на блюде голову мадам де Ламбаль. Я знаю эту историю, Има.
- Она была красивая, Базиль, - вздохнул Има, - чем-то похожа на твою фею. Только на двадцать лет старше. Ты же видела вещи... Такие платья носят только красавицы.
- Злой ты, Имка, - обиделась Бася, - выходит, мне суждено лежать в гробу в зеленой медицинской форме.
- Я боялся, что меня поведут на опознание, - признался Има, - покажут тело и будут спрашивать - ваша, не ваша? А я не готов...
- Они так не делают. Если забрали ее из дома, а не нашли на улице.
- Она здесь умерла, в больнице. Неудачное стентирование. Поехали, я верну тебя к гусару и фее.
Бася сползла с подоконника, и они пошли дальше по лестнице, вниз и вниз, и Бася взяла Иму за руку и повела - словно ребенка, и он покорно плелся за нею, как дрессированный слон.
Има проводил ее до самой скамейки - ему страшно было возвращаться в мир одному, и не хватало храбрости попросить Басю побыть с ним еще.
- Пока, Има. Приходи ко мне, я еще неделю просижу на этой скамейке, пока съемки не кончатся.
- Пока, Бася, - криво улыбнулся Има и пошел прочь - под сводами пустынной аллеи.
- Помни, что Собо - это лоа прочности и стойкости! - вслед ему прокричала Бася, и он обернулся:
- Я помню, Базиль...
- Мам, кто это был? - Лита подошла незаметно и уселась рядом. Бася подняла голову от книги:
- Не - любовник. Даже не бывший. Просто старый друг.
- Колоритный тип. Има, да?
- Иммануил Собо, еще известный как Солдат. Знаешь, ребенок, кто такой Собо у вудуистов?
- Вроде бог грома? - Лита нахмурила подведенные брови. Яркий грим придавал ее лицу мрачное выражение.
- Бог грома - это Согбо. Собо - дух французского генерала. Лоа безопасности, прочности, устойчивости и дисциплины.
- Хороший у тебя знакомый...
Мартовское утро девяносто пятого. Весеннее солнце оживило подмерзшие за ночь сосульки, и капель побежала вниз с радостным перестуком. На остановке с названием "Гидроузел" два алкоголика воодушевленно рвали шляпки с "чебурашек" и с восторгом приникали.
- suum cuique, - с удовольствием, явно любуясь и собою, и своей латынью, произнес Кузя, прекрасный принц с прической ирокез.
- Кузьма, вы омерзительный сноб, - Бася повернула руль, и машина сползла с шоссе на боковую дорогу. Оранжевый "жучок" лихорадочно трясся и чихал, из выхлопной трубы валил белый дым, как после избрания папы римского. По обеим сторонам дороги в рыхлых сугробах тонули кособокие деревенские дома. Кое-где окошки светились теплым, нежно-желтым светом, как аллегория покоя и неизбывного уюта. Машина несмело объезжала глубокие выбоины, подернутые ночным ледком.
- Долго еще? Подвеску жалко, - проговорила Бася, яростно вращая рулем и лавируя среди колдобин. Кузя вытянул шею, несколько раз обернутую ямайским полосатым шарфом:
- Уже вот-вот. Должен быть белый кирпичный дом, такой основательный, не то что вот эти.
- И на пороге - негр для ориентира, чтобы мы точно не проехали мимо, - впереди показался белый, основательный дом, и на крылечке дома покуривал высоченный, толстенный негр в ушанке и в дредах.
- Это Солдат, - узнал Кузьма, - значит, приехали.
Машина затормозила у калитки, обтянутой сеткой-рабицей. Негр с интересом смотрел на горбатый дымящий "жучок". Так смотрят в цирке на клоунов - с заинтересованной брезгливостью. Когда из машины выбрался Кузя в длинном кожаном плаще, с бритыми висками и иисусовскими кудрями, и Бася - в армейской шинели, с косичками, собранными на голове в несколько торчащих, как рожки, пучков - негр просиял, одарив пришельцев улыбкой с желтыми и длинными, как у нутрии, зубами.
- Здорово, Имаш! - Кузя приобнял веселого негра, погружаясь в лиловый и вишневый дым его трубки, - Знакомься, это Бася, моя жена.
- Иммануил Собо, - представился негр и потянулся к Басиной ручке - Бася тут же с готовностью расстегнула хлястик своей автомобильной перчатки:
- Вот прям Собо? Как дух французского генерала? - уточнила она.
- Он самый, - подтвердил Има, - Ваш покорный слуга родом с Гаити...
- Везет! У меня есть подруга по фамилии Сайко, - вспомнила Бася, - и я готова вот прямо сейчас выйти за нее и взять ее фамилию.
- Попрошу в дом, - Има распахнул дверь, обитую дерматином, словно стеганым одеялом, - Соседей фраппирует наша необычная внешность.
- И фрустрирует? - уточнил Кузьма.
- По утрам - и фрустрирует, - подтвердил Има.
В доме было натоплено и пахло животными. В прихожей собралась, наверное, вся обувь обитателей, от легкомысленной летней до валенок и обрезанных по щиколотку резиновых сапог.
- Не разувайтесь, - разрешил Има.
Троица проследовала в комнату, людьми простодушными именуемую "зал". Перед телевизором с двурогой антенной, в кресле, на фоне ковра сидела старушка-цыганка и вязала салфетку. Бася поздоровалась - молчание было ей ответом.
- Не слышит, - пояснил Има.
Кузя сделал танцующее, змеиное движение, подняв руки и разом хрустнув всеми, наверное, суставами, и текуче шагнул к ковру за спиной старушки.
- Можно, я не пойду? - попросила Бася.
- Базиль, вы омерзительный сноб, - Кузя приподнял край ковра и скользнул в неприметную - как в каморке папы Карло - дверцу. Из-за дверцы повеяло уксусным духом.
- Я не пойду, - повторила Бася. Има удивленно поднял пронзенные пирсингом брови и сделал приглашающий жест:
- Подождем на кухне. Не стоит смущать покой Натальи Марковны, - он кивнул старушке, и старушка отсалютовала вязальным крючком.
На кухне вокруг стола стояли три офисных стула, Бася села на один и как следует раскрутилась.
- Ваша выдержка потрясает. Практикуете бусидо? - спросил Има Собо, - Дух отваги и самоотречения?
- Дух трезвого вождения и разумной осмотрительности, - отвечала Бася, - не в моей манере обдолбаться и кататься.
- Вы все-таки настоящий буши, Базиль, - с уважением проговорил Има, - из этого дома трезвыми уезжают только водители такси, да и то не все.
- Тут как с собакой - нужно сразу определить, кто в доме хозяин, - Бася продолжала крутиться на стуле, и раскрутила его уже на значительную высоту, - Еще не хватало подчиняться отраве. Наркотики нужны, чтобы усмирять мою психопатию.
- Эпилептоидную? Истероидную?